Максим Бодягин - Машина снов
Пророчество гласило, что придёт их трое, но лишь один из них будет обладать совершенными способностями. Предсказатель предрёк, что такой стражник может сберечь любое царство, так как нет нужды побеждать целую армию, если можно убить во сне всех её военачальников. Обезглавленные солдаты превращаются в безмозглое стадо, которое можно оборотить к себе на пользу. Он также назвал год и месяц, когда лунные люди придут в Поднебесную. И вы пришли с караваном из Кашгара. Из страны, про которую тогда никто из нас не слыхивал.
— О, господи, — пробормотал Марко, вспоминая их с отцом и дядей первое появление в Канбалу. Это странное восхищение, с которым все придворные следили за ними, они приписали верительным грамотам Священного Престола, ещё не понимая, что слова «Папа» и «Церковь» не значили тут, в Катае, решительно ничего. Их встречали не как послов. Их встречали как людей с Луны, которые спасут завоевания Юань.
— Император с самого начала проникся к тебе необъяснимой симпатией, но категорически отказывался верить, что ты — тот самый человек из предсказаний. Однако всё, что ты делал, твои описания снов, твои речи, поступки, твои успехи в освоении нашего языка — всё говорило о том, что к тебе надо присмотреться. И я сказала, что тебя надо проверить. Но император посчитал, что такая проверка откроет твою силу тебе самому. А значит, тебя сначала нужно чем-то привязать. Так появилась Пэй Пэй.
— Я знал, что повелитель демонов, чёртов бог Ичи-мергена не лгал мне…
— Спустя какое-то время я сделала повторное гадание. Потому что предсказание может быть изменчиво, оно может сохранять стержень, но детали могут быть разными. Гадание обычно говорит туманно, поэтому, чтобы развеять все сомнения, я попросила императора отправить твоих родственников в Удан-пай якобы с поручением. Но основная задача состояла в том, чтобы показать их воочию самым могущественным даосам, сведущим в самых разных гадательных системах. И ответ у всех оказался один и тот же: «Лунный убийца победит всех врагов Великого хана. Но он погубит меня, его кормилицу, и станет причиной гибели его самого. Империя Юань просуществует ещё какое-то время, но уже не оправится от удара».
— Почему же вы не убили меня? Это же так просто!
— Мы хотели сначала убедиться, что чудесная машина сможет работать и без тебя. Глупо иметь в руках такое чудесное оружие и лишить его силы этими же руками…
— Ха-ха-ха! Так вот как возникла моя копия! Лярва, слепленная из жизненного эфира! Вы сначала хотели подготовить мне замену, чтобы удержать управление машиной в своих жадных ручонках! — захохотал Марко. — Неужто ты сама его создала?! Поверить не могу! Ты же обычная… Обычная… — он не нашёлся, как продолжить, и просто смеялся, хлопая себя по бёдрам.
— Не надо меня недооценивать.
— Я вполне верно тебя оцениваю, Хоахчин. Именно поэтому ты сейчас говоришь всё что угодно, лишь бы избегнуть пытки и отсрочить свою гибель. Ты не могла слепить лярву. У тебя бы не хватило на это простых человеческих сил! Ты же еле ходишь, старая!
— А ты приглядись, — обидчиво ответила Хоахчин. Она вздохнула, как-то странно сложила пальцы, бормотнула что-то неразборчивое, и вдруг на её лицо хлынул румянец. В мгновение ока вся её фигура подтянулась, она стала гораздо выше и моложе.
— Впечатляет, — сказал через некоторое время Марко, про себя подумавший, что в юности кормилица наверняка выглядела очень неплохо. — Лисья магия — красивая штука. Но этого мало, чтобы создать такое могущественное существо.
— А оно не было поначалу таким могущественным. И его действительно сделала не я. Но зато я его переманила на свою сторону.
— Кто же…
— Один очень могущественный колдун. Очень сильный враг Он создал его, чтобы похитить машину снов и управлять ею. Но как только лярва появилась, я сделала всё, чтобы её приручить.
— Столько усилий… Но в этой истории, несмотря на то что я в неё нисколечко не верю, мне непонятно только одно: зачем тебе было нападать на императора?
Марко медленно обошёл Хоахчин, чувствуя невыносимое желание снести ей голову. Лживая, злобная, завистливая тварь. Интересно, получится ли перерубить эту сухую шею с одного удара? Туповата сабля и сбалансирована как-то криво.
Кормилицу била крупная дрожь.
Взгляд Марка упал на кукольную деревянную руку, сжимавшую игрушечную сабельку. Она валялась у подножия трона, полускрытая складкой подёрнутой пеплом ткани. Его осенило.
— Ах, ты ж старая ты курва, — восхищаясь своей догадкой, сказал Марко. — Ты покровительствуешь принцу Темуру. Ты снюхалась с моим дядей на почве вашей обоюдной любви к наследнику.
Кормилица попыталась спрятать глаза, Марко схватил её за плечи и развернул к себе, заглядывая в лицо.
— Ты пытаешься убить государя, чтобы возвести на трон его старшего сына! Но почему?! Что такого пообещал тебе Темур? Что такого он может дать, чего не может дать тебе выкормленный тобою император?
— Темур прекратит эту бесконечную войну, — ответила Хоахчин.
— Хубилай — великий воин, но он не может остановиться. Он не может править мирной страной. Собственно говоря, он и воюет потому, что не представляет, что нужно делать с империей, когда она покоится в мире. Посему, пока он жив, войне не будет конца.
— А тебе-то что?
— Я устала. Устала ждать, устала бояться, устала хоронить. Устала опасаться подвоха, устала от угрозы бунта. Мне раньше казалось, что это боязливое ожидание, вся эта нервотрёпка — вполне естественное состояние для того, кто обладает властью. Что все эти чувства и есть то, что называют бременем власти. Но чем дольше я живу здесь, тем больше я понимаю, что настоящая власть — в гармонии. До нашего вторжения Срединное царство славилось незыблемостью. И это правильно. Темур вернёт эту незыблемость. Он восстановит всё, что мы разрушили.
— Он же мунгал! Не просто мунгал — чистокровный чингизид.
— Да. Но только чужеземец может так сильно влюбиться в эту культуру и так тонко чувствовать её, при всей своей любви сохраняя трезвый взгляд со стороны. Темур — хороший мальчик.
Марко прошёлся, бессознательно вынул из курительницы дымящуюся палочку и слегка покачал ею, глядя, как кольца плотного, почти живого дыма скользят по воздуху, нехотя разваливаясь на отдельные серые нити, белеющие в сумеречном свете. Темур. Ему ведь, должно быть, уже за сорок. А будущее неясно. Если бы император поручил ему управление каким-нибудь улусом, его честолюбие, может быть, слегка бы успокоилось. Неужели нет способа как-то отвести пар, клокочущий в наследнике? Но Хубилай почему-то не доверяет ему. Хм, а кому он вообще доверяет?
— А что Тоган? — спросил Марко, прекрасно понимая, что его собственные позиции очень уязвимы, и приход Темура к власти неминуемо означает его собственную гибель.
— Тоган? Мелкий глист! — презрительно сморщилась Хоахчин.
— Узнаю эти слова, — усмехнулся про себя Марко.
— Тоган зальёт страну кровью, — сказала кормилица. — Большинство считает страсть Темура преступной и постыдной. Но Темур умеет любить. А Тоган умеет только ненавидеть. Он ненавидит мунгал за смерть своей матери-катаянки, ненавидит катайцев за то, что они так легко сдались, ненавидит отца за то, что ему самому никогда не стать таким же, как император, но главное — он смертельно ненавидит себя самого. И за всё это он начнёт мстить. Я помню его с рождения, он всегда был засранцем и негодником. Однажды я выпорола его за то, что он мучал ягнят. Ему доставляло удовольствие пытать тех, кто слабее него. И сколько бы я ни порола его, эта страсть издеваться над слабыми так в нём и осталась. Возведи его на трон, и вся страна превратится в баранье стадо, которое он поведёт на бойню.
— Ты отчасти права. Но твой план обречён на провал, — усмехнулся Марко.
— Ты не убьёшь меня. Если бы ты действительно собирался меня казнить, то уже бы это сделал.
— Тебе помешаю не я.
— Кто же? Тоган?
— Нет. Старший брат. Чиншин.
— Ха-ха-ха, — грубо, по-мужски засмеялась Хоахчин, но в этой грубости присутствовала та нотка нарочитости, которая ясно дала Марку понять: он попал точно в цель. Осталось лишь дожать своё.
— Ты морочишь мне голову, мальчишка! — сказала кормилица, всё ещё слегка натужно улыбаясь. — Чиншин давно мёртв.
— Чиншин — жив, — с расстановкой сказал Марко, буравя взглядом карие глаза Хоахчин.
Он решил держать паузу столько, сколько это вообще возможно. Она должна сломаться. Должна.
— Этого не может быть, — неуверенно сказала Хоахчин. — Я видела его тело. Он умер во время приступа падучей, это известно всем.
— А как близко ты видела тело? Помнишь ли ты, как его сжигали? Ясно ли ты видела лицо трупа, когда его охватил огонь?
Марко приблизил лицо к глазам кормилицы. Там полыхал ужас.
— Его ведь несли на высоченных носилках, достойных императорского отпрыска? — продолжал давить Марко. — Как хорошо ты разглядела его?
