Александр Янов - Россия и Европа- т.2
Британские тори, как объясняет американский историк Дэвид Голдфранк в самой, пожалуй, авторитетной — и самой современной — монографии о происхождении Крымской войны, дей-
ИР, вып. 9, с. 18.
ствительно считали схватку с Россией в защиту Турции «революционной и подрывной». И у них были для этого веские основания. Во-первых, военный конфликт мог затянуться и привести к непредвиденным последствиям, например, к новому раунду революционных взрывов в Европе. Или к распаду Турции и в конечном счете к падению правительств, которые эту войну затеяли. Во-вторых, война была бы разорительна для британской торговли. В-третьих, наконец, тори вовсе не желали ослабления России и тем самым укрепления бонапартистской Франции. С другой стороны, французские националисты, взявшие верх в Париже с воцарением Бонапарта, не видели ни малейшего смысла в том, чтобы посылать своих сыновей умирать за британские торговые интересы в Турции.139
Глава пятая Восточный вопрос
Короче, как совершенно правильно сообщали тогда русские дипломаты, шансов на то, что Европа объединится против России, было в начале 1850-х и впрямь ничтожно мало. Кто-то должен был сильно постараться, чтобы примирить все эти противоречившие друг другу интересы, сбросить правительство тори в Лондоне и подвигнуть Англию и Францию на союз. И тем более на совместную войну против России. Вопрос был лишь втом, кто займется этой «объединительной» работой.
Несостоявшийся
десант А теперь проследим за развитием событий, приведших к падению правительства тори в Лондоне. Конечно, бывший президент Луи Бонапарт, с декабря 1851 года император Франции Наполеон III, не мог просто бросить Турцию на произвол судьбы — и русского самодержца. В конце концов и ввязались-то турки во всю эту историю именно из-за его притязаний на «ключи» к святым местам в Палестине. Я не говорю уже, что Турция, как мы помним, была в разгаре своей Великой Реформы, на которую многие во Франции возлагали большие надежды, видя в ней последний шанс на выздоровление «больного человека
139 David Gold frank. Op. eft., p. 181.
Европы». Некоторые даже подозревали, что потому царь и вознамерился сокрушить Турцию именно сейчас, чтобы не дать ей окончательно выздороветь.
А в Петербурге между тем работа по объединению Европы против России шла полным ходом. Еще 25 декабря 1852 года Нессельроде рекомендовал императору прежде, чем приступать к военным приготовлениям, отправить в Стамбул чрезвычайного посланника, который обсудил бы с султаном идею «обновить и дополнить Кучук- Кайнарджийский договор».140 Царь ответил резко: «Нечего больше обсуждать, нужно начать приготовления немедленно. Остальное пусть решит Бог».141 И приказал вице-адмиралу В.И. Корнилову «подготовить всё необходимое для экспедиции в Босфор».142 А также распорядился начать мобилизацию четвертого и пятого армейских корпусов. 5 января 1853 года, т.е. почти за два месяца до визита Меншикова в Стамбул, план экспедиции в Босфор был завершен. 19 января 16 тысяч штыков и 32 орудия были готовы к внезапному десанту в Константинополь, дабы предвосхитить вмешательство англо-французского флота.
Понятно, что такой десант тотчас свалил бы правительство тори в Лондоне и таким образом немедленно ответил на вопрос нашего теста о том, кто был действительным архитектором «заговора против России». К счастью, эта первая попытка развязать европейскую и*ойну не удалась. Никто толком не знает, почему. Голдфранк считает, что Нессельроде, Меншиков и «самый эрудированный из русских послов» Бруннов отсоветовали.143 Но о том, что Николай с этой идеей не расстался, свидетельствует документ, написанный его рукою, когда Меншиков уже был в Стамбуле:
«Думаю, что сильная экспедиция с помощью флота, прямо в Босфор и в Царьград, может всё решить весьма скоро. Ежели флот в состоянии поднять в один раз 16 тысяч человек с32 полевыми орудиями, при двух сотнях казаков, то сего достаточно, чтобы при неожиданном появлении не только овладеть Босфором, но и самим
Ibid., р. юб.
Ibid., р. 109.
Ibid., р. 133.
Ibid., р. 118.
Царьградом. Буде число войск может быть и еще усилено, тем более условий к удачел>.144 Добавьте к этому неслыханный в анналах мировой дипломатии ультиматум Меншикова и неожиданно откровенные беседы Николая с британским послом в Петербурге сэром Гамильтоном Сеймуром — и вас уже едва ли удивит, почему английская и французская эскадры торопились в мае 1853 г°Да к Дарданеллам. Торопились, несмотря на сопротивление британских тори и французских националистов.
Гпава пятая
Воаочный вопрос НеТСрПвНИв
Николая В одной из бесед с Сеймуром Николай так объяснил свою позицию. Турция, сказал он, «впала в состояние такой дряхлости», что этот «больной человек» того и гляди помрет и труп его «останется на руках удержав». Благоразумно ли «довести дело до такого сюрприза», не подготовив заранее «какой-либо системы»? «Я говорю с вами как с другом и джентльменом. Если мне удастся столковаться с Англией по этому вопросу, остальное мне неважно; я решительно не интересуюсь мнением и действиями других».145
В следующей беседе Николай положил карты на стол. Его инте- ресуютлишь славянские и православные области Турецкой империи — дунайские княжества, а также Болгария и Сербия. Они должны перейти «под покровительство России». В обмен он предложил англичанам Египет и Крит: «этот остров вам подходит и я не вижу, почему бы он не мог войти в состав английских владений». Пожалуйста, просил он посла, «предложите вашему правительству высказать свое мнение по этому вопросу. Я прошу от него не обязательств или формальной конвенции, а свободного обмена мнениями и слова джентльмена. Между нами этого довольно. Промедление лишь продлит мучения больного».146 ч
ИР, вып. 9, с. 17.
«История», т.5, с. 206.
Николай отчаянно торопился. И посмотрите, как точно совпадает его оценка момента с оценкой Погодина:
«По отношению к туркам мы находимся теперь в самом благоприятном положении... Мы можем сказать, вы отказываетесь обещать нам искреннее, действительное покровительство вашим христианам, которого мы единственно требуем... так мы требуем теперь освобождения славян — и пусть война решит наш спор. Наши враги... только и ждут, чтоб мы обробели и отказались от миссии, нам предназначенной со времени основания нашего государства».и? На сэра Гамильтона, однако, торопливость Николая произвела впечатление прямо противоположное. Император показался ему «некомпетентным и опасным».148 Он полагал, что «государь, который с таким упорством настаивает на немедленном падении соседнего государства, в душе твердо решил, что наступила пора не дожидаться его разложения, а ускорить его».149 Таким образом, император, вопреки совету Бруннова, способствовал расколу в рядах сочувствовавших ему тори, на этот раз действительно сделав шаг к проверке нашего теста. Хворосту в костер подбросил меморандум Нессельроде, попытавшегося исправить ошибку Николая: «Истинные намерения императора другого, высшего порядка, нежели это представляют себе в Константинополе, а возможно, и в других местах... Его Величество руководится своей совестью».150
Автор предисловия к книге Голдфранка заметил по этому поводу: «Самодержец, в распоряжении которого огромная армия и который „руководится своей совестью," — устрашающий фено- мен в современной истории».151 Во всяком случае торийский министр Кларендон, прочитав меморандум Нессельроде, не поверил своим глазам. «Либо я сплю, — воскликнул он, — либо Россия всё это время нас дурачила».152 А царь еще и усугубил свою ошиб-
М.П. Погодин. Цит. соч., с. 79. David Goldfrank. Op. crt., p. 127. «История», т. 5, с. 207. David Goldfrank. Op. crt., p. 150. Ibid., p. XVII. Ibid., p. 153.
ку, без всякой надобности оккупировав, опять-таки вопреки совету Бруннова (и даже Меншикова), дунайские княжества. Дипломаты советовали оккупировать любую область в азиатских владениях Турции, например, Баязет или Каре. В этом случае угроза касалась бы одной Турции и не насторожила бы ни Англию, ни Австрию. Но что они, эти прозаические люди, могли понимать в «миссии, нам предназначенной со времени основания нашего государства»? Ведь, как уже объяснил нам Нессельроде, Его Величество мыслил в другом, непостижимом для обычных политиков измерении.
Конечно, царя беспокоила позиция Англии. Но в конце концов, говорил он, «и это меня не остановит. Я пойду вперед своим путем, как диктуют мне мои убежден ия и как требует достоинство России... Я буду настаивать на этом до последнего рубля в казне и до последнего человека в стране».[26] Так Россия фактически объявила Турции войну — девятую по счету, начиная с 1676 года.
