Александр Янов - Россия и Европа- т.2
М.П. Погодин. Цит. соч., с. 79. David Goldfrank. Op. crt., p. 127. «История», т. 5, с. 207. David Goldfrank. Op. crt., p. 150. Ibid., p. XVII. Ibid., p. 153.
ку, без всякой надобности оккупировав, опять-таки вопреки совету Бруннова (и даже Меншикова), дунайские княжества. Дипломаты советовали оккупировать любую область в азиатских владениях Турции, например, Баязет или Каре. В этом случае угроза касалась бы одной Турции и не насторожила бы ни Англию, ни Австрию. Но что они, эти прозаические люди, могли понимать в «миссии, нам предназначенной со времени основания нашего государства»? Ведь, как уже объяснил нам Нессельроде, Его Величество мыслил в другом, непостижимом для обычных политиков измерении.
Конечно, царя беспокоила позиция Англии. Но в конце концов, говорил он, «и это меня не остановит. Я пойду вперед своим путем, как диктуют мне мои убежден ия и как требует достоинство России... Я буду настаивать на этом до последнего рубля в казне и до последнего человека в стране».[26] Так Россия фактически объявила Турции войну — девятую по счету, начиная с 1676 года.
Глава пятая
еоаочнь,йвопрос РуССКО"ТурвЦКаЯ
W
ВОИНа Вопреки Тютчеву (и Кожинову), однако, Европа и тут не торопилась сделать России «гнусность», воспользовавшись нетерпением Николая. Безтсомнения Турция могла рассматривать «превентивную» оккупацию княжеств как повод к началу войны. Тем более, что английская и французская эскадры уже стояли на якоре в Безике, в двух шагах от Дарданелл, и Александрийская дивизия, прибывшая из Египта, окопалась в Босфоре, разрушив тем самым первоначальные планы императора о внезапном десанте.
Но вместо того чтобы ответить на вызов России, Турция обратилась к посредничеству держав, подписавших договор 1841 года. Державы откликнулись. К концу июля их посланники, собравшиеся в Вене, выработали примирительную ноту, удовлетворявшую все официальные пожелания России о «ключах» к святым местам. Что касается её покровительства православным, то нота была составлена в таких
неопределенных выражениях, которые давали возможность Николаю отступить, сохранив лицо — и предотвратив войну.
«Венская нота», однако, не удовлетворила ни Россию, ни Турцию — именно потому, что обе требовали формулировок вполне определенных. Россия желала твердого обязательства Турции отказаться от суверенитета над её православными подданными. А в Турции, говоря словами французского историка, опять «пробудился мусульманский фанатизм, раздраженный изданием в России манифеста, которым Николай призывал к крестовому походу против турок. Улемы требовали, чтобы султан объявил царю войну или отрекся от престола».154 Повторялась история султана Махмуда. На крестовый поход царя улемы требовали ответить джихадом. Россия опять срывала турецкую реформу. Чтобы спасти её, 8 октября 1853 года Омер-паша потребовал от России очистить княжества в 15-дневный срок. 23 октября русско-турецкая война началась.
Глава пятая
Восточный вопрос
победа На Дунае
11 иисда На Дунае она складывалась скверно для России. Омер-паша оказался не только удачли-
вым реформатором, но и искусным полководцем в отличие от Н.Д. Горчакова, командовавшего русской армией. К тому же турецкие войска были вооружены лучше русских — у них было больше нарезных руж^й и стреляли турки хорошо. После очередного сражения Николай был близок к отчаянию. «Ежели так будем тратить войска, — писал он Горчакову, — то убьем их дух и никаких резервов недостанет на их пополнение... Потерять 2000 лучших войск и офицеров, чтобы взять 6 орудий... это просто задача, которую угадать не могу, но душевно огорчен, видя подобные распоряжения».155
Тут бы и одуматься Николаю. Если его войска оказались не в силах один на один одолеть турок в поле, то как, спрашивается, будут они выглядеть против европейских армий? Менее уверенный в своей новой миссии политик услышал бы, наверное, в дунайских не-
«История», Т. S, с. 210.
ИР, вып. 9, с. 227.
удачах грозный сигнал остановиться, оглянуться. Но царь уже закусил удила. Тем более что националистическая публика была от войны в восторге. «От всей России войне сочувствие, — сообщал из Петербурга С.П. Шевырев Погодину, — таких дивных и единодушных [рекрутских] наборов еще никогда не бывало. Крестовый поход. Государь сам выразился, что ему присылают Аполлонов Бельведер- ских на войну: в течение 29 лет он ничего подобного не видывал».156 Это Линкольну могло показаться полтора столетия спустя, что после 1848 года Николай безнадежно одряхлел. У Шевырева, наблюдавшего императора собственными глазами, было совсем другое впечатление: словно бы, обретя новую миссию, Николай торопился начать новую жизнь. «Государь весел, — писал он. — Война и война, нет слова на мир».157 Чтобы поддержать в обществе патриотический энтузиазм, Николаю сейчас нужна была громкая победа, которая разом затмила бы все известия о вялотекущем конфликте на Дунае. И Николай принял роковое решение. Вопреки ясному предостережению англичан, что они гарантировали туркам безопасность их портов, император распорядился начать морскую войну.
18 декабря адмирал Нахимов вошел на рейд Синопа — и после четырехчасового боя потопил турецкий флот (что, как выяснилось впоследствии, было не так уж и трудно, имея 716 орудий против 476 турецких). Но это и впрямь была долгожданная победа и Россия полыхала патриотическим торжеством. С.Т. Аксаков писал тому же Погодину: «Нахимов молодец, истинный герой русский».158 Адресат тоже, конечно, пребывал в восторге: «самая великая и торжественная минута наступила для нас, какой не бывало, может быть, с Полтавского и Бородинского дня».159 Патриотических стихов появилось несчетно. И публика была уверена, что синопская победа «посбавит спеси у Джона Буля» (так презрительно называли теперь в Петербурге англичан).
На самом деле это было начало конца. Можно сказать, всё, что произошло дальше между Европой и Россией — высадка союзных
Там же, с. 591.
Н. Барсуков. Жизнь и труды М.П. Погодина, Спб., 1888-1910,22 тома, т. 13. с. 18-19.
ИР, вып. 9, с. 28.
М.П. Погодин. Цит. соч., с. 8о.
войск в Крыму, штурм Севастополя, капитуляция, — произошло из-за этой нелепой пощечины, которую Николай отвесил «Джону Булю». Потому что в действительности свалила она правительство тори в Лондоне. Все их антивоенные усилия в одночасье пошли прахом. «Меня обвиняют в трусости, в том, что я изменил Англии ради России, — жаловался теперь Бруннову лорд Абердин, — я больше не могу бороться, я не смею показаться на улице».160 И правда, принца Альберта, мужа королевы Виктории и антивоенного активиста, на улице освистали. Предсказание Абердина сбылось. Он, как мы помним, говорил Бруннову: «Я этой войны вести не буду, пусть её ведет кто-нибудь другой». Этот другой, давний, как мы знаем, недоброжелатель России, Пальмерстон, был теперь у руля.
Уже несколько дней спустя европейский союз против России, которому так отчаянно сопротивлялись тори, был официально подписан. Англия на глазах превращалась в того «Джона Буля», над которым смеялись русские патриоты, но которому ничего, как оказалось, не стоило превратить синопскую победу в похороны русского флота. Соединенная англо-французская эскадра вошла в Черное море и русским военным судам было приказано под угрозой уничтожения стоять на якоре в своих портах. «Мы сохраним Черное море как залог до эвакуации [русских войск из дунайских] княжеств и заключения мира», сказал по этому поводу французский министр Друэн де Люис.161
4 февраля 1854 года Наполеон III в личном письме Николаю
в последним раз попытался предотвратить европейскую войну. Он
ь
предложил России заключить немедленное перемирие с Турцией, обещая, что в случае эвакуации из дунайских княжеств, союзники уйдут из Черного моря. Вторя Погодину, Николай ответил без промедления, что «Россия сумеет в 1854 году показать себя такой же, какой она была в 1812».162 (Даже и в эту роковую минуту грезились ему, как видим, александровские лавры). А когда 27 февраля Лондонский и Парижский кабинеты официально потребовали удаления русских войск из княжеств до 30 апреля, Нессельроде высокомерно
ИР, вып. 9, с. 28.
«История», т. 5, с. 210.
Там же.
отверг это требование, заявив, что Его Величество не считает нужным на него отвечать.
То был, конечно, сигнал к началу войны, которую и объявили
*
России европейские державы 27 марта 1854 года. Попутно, однако, вся эта переписка совершенно недвусмысленно высветила имя главного «заговорщика», приведшего союзников в Крым. Читатель уже, разумеется, догадался, что звали его Николай Павлович Романов.
