Бранко Миленкович - Продается Таня. 20 лет (Ispovest iz harema)
Я не знала, что делать. Мне казалось, что время тянется бесконечно долго. И тут он бросился вперед, пытаясь уйти с того склона крыши, нависающего над гаражом. Когда мужчина увидел, что ему некуда скрыться, то мгновенно перепрыгнул на самый край крыши. Свет следовал за ним по пятам. Он был на открытом пространстве, не было никаких шансов скрыться. И тогда он решился: поднялся и в два-три шага оказался на другом склоне, не поворачивая голову в нашу сторону. Он спрыгнул на землю, во двор того дома.
Сразу же послышался лай соседской собаки, это продлилось всего пару минут. В доме, а затем и во дворе зажегся свет. Мы обе отодвинулись в глубину комнаты. И ждали, что будет дальше. Свет был все еще включен, но все стихло, собака тоже замолчала.
Хазиля показала мне жестом, чтобы я легла, а потом пошла на первый этаж. Я долго не могла заснуть. Все смотрела на ту крышу, ожидая, что опять кто-то появится, но ничего подобного не произошло. И я в конце концов заснула.
Было чудесное утро. Дом, на крыше которого в прошлую ночь произошло маленькое происшествие, купался в лучах солнца. Выйдя из ванной, я встретила Хазилю, та несла кофе, аромат которого разносился по всему дому. Я с удовольствием выпила чашечку. Мы улыбнулись друг другу, вспоминая ночное происшествие, но языковой барьер не позволил обменяться впечатлениями. После завтрака я вернулась в комнату и почти мгновенно заснула, что для меня редкость. Даже когда в Белграде я приходила домой с рассветом, то просыпалась около десяти и вела себя так, будто спала всю ночь. Жизнь, стресс, усталость делали свое дело. Я проснулась около полудня. Вообще-то меня разбудил разговор, доносившийся с первого этажа. Дверь в мою комнату была приоткрыта, поэтому слышно мне было хорошо. Я узнала голос Сафета и спустилась вниз.
Увидев меня, он улыбнулся и сказал, чтобы я не беспокоилась насчет ночного происшествия.
Хазиля ему все рассказала. Когда я опять заснула, она вышла на улицу и случайно встретила владельца того дома по соседству, который ей сам, не дожидаясь вопросов, сказал, что его пытались ограбить. По его словам, вору не повезло: он спрыгнул с крыши и нарвался прямо на сторожевого пса. Ему удалось удрать, но на заборе и во дворе остались следы крови.
– Сафет, я вчера до смерти перепугалась. Я думала даже, что этот тип забрался туда из-за меня, что это погоня и меня вот-вот ликвидируют.
– Что за глупости! Выкинь такие мысли из головы. Ты в безопасности. Те люди, которые помогли вызволить тебя из деревни, – мои верные друзья, я доверяю им, как самому себе. Я всегда был им хорошим другом и взамен получал такое же отношение. Успокойся, дитя мое. Все будет хорошо.
Слова Сафета были мне как бальзам на душу. Хазиля только улыбалась, а я, вспоминая ночное происшествие, сказал Сафету:
– Эта женщина такая храбрая! Не знаю, говорила ли она вам, как она фонарем заставила того типа спрыгнуть к соседям во двор. Она направила на него свет и держала под прицелом, пока тот не спрыгнул.
– Как-нибудь будет время – я расскажу тебе про нее. Я люблю ее как сестру, а что касается смелости, она и не то еще испытала на своем веку. То, что было ночью, для нее сущий пустяк. Ну давай посмотрим, что там с паспортом. У тебя, думаю, нет подходящей для него фотографии.
– Нет, Сафет, это точно. Что-что, а на паспорт мне за это время сниматься не приходилось. Те фотки, которые сделали в Дубае, я не видела. Мне просто в конце выдали загранпаспорт.
– Нужны фотографии, без них никак. Подумаем, что делать. Я знаю одного фотографа, он вообще-то любитель, но думаю, сможет сделать то, что нам нужно. Подожди-ка, – проговорил Сафет, взял телефон и сделал пару звонков.
Видимо, не мог дозвониться до того человека или у него не было его номера, пришлось спрашивать у других.
После очередного звонка он сказал мне: – Порядок. Через полчаса вернусь, съезжу за фотографом. А ты пока накрасься и причешись.
Сафет очень скоро вернулся, с ним приехал мужчина, младше его лет на десять, с фотографическим оборудованием в сумке. Нас представили друг другу. В его взгляде читалось почти нескрываемое вожделение, когда он смотрел на меня. Мы поднялись на второй этаж, и он выбрал для съемки самую светлую, хотя и маленькую, комнату. Очевидно, изначально она была устроена как кладовка, но именно из-за прекрасного освещения переделана в домашнюю студию. Мужчина поставил на штатив фотокамеру, я встала у стены, и потом он начал давать мне указания, как встать. Он касался моей груди, моего лица, гладил по плечам, а я даже не знала, что мне делать. Я могла все прекратить и позвать Сафета, который остался на первом этаже, но мне ведь нужно было сфотографироваться, без паспорта никак невозможно, пришлось все проглотить. Когда я думала, что все закончено, фотограф на плохом английском заявил, что это были только пробные снимки, и продолжил передвигать меня в поисках лучшего ракурса.
Он сделал еще пару снимков, а потом подошел и, поворачивая меня на несколько сантиметров то вправо, то влево, спросил, не согласилась бы я попозировать ему в более откровенном виде. Вы, мол, так хороши, жалко не запечатлеть такое сокровище. Немного поднимите платье выше колен, вот так, говорил он, приподнимая подол моего платья с левой стороны и заодно поглаживая мое бедро. В тот момент, когда я уже собиралась поставить его на место или пощечиной, или криком, послышались шаги на лестнице. Вскоре в дверях появился Сафет, и тот тип быстренько ретировался к камере. Сделав еще пару снимков, он сообщил, что все в порядке. И быстро скрылся.
– Мы договорились, что он вернется с готовыми фотографиями через два часа, – сказал Сафет, обращаясь скорее к себе, чем ко мне.
Я не хотела ему говорить о том, как вел себя тот тип. Зато я не скрыла от Сафета, что боюсь, как бы этот фотограф не пошел прямиком в полицию, чтобы донести на девушку-иностранку, которая снимается для загранпаспорта. Это бы еще больше осложнило мне жизнь! Но Сафет только махнул рукой, добавив, что за эти фотографии тот тип получил от него больше, чем за два месяца работы.
– Не бойся, я не заплачу ему, пока не увижу фотографии. Он придет за деньгами. Да и после этого не нужно опасаться. Он трус, и если я ему пригрожу по-настоящему, то он даже себе не признается, где был и что делал, а уж полиции – тем более.
Так успокаивал меня Сафет.
И правда, через час-полтора тот человек появился с фотографиями. Они оказались лучше, чем я ожидала. Их было около десяти. Сафет выбрал шесть, расплатился, фотограф быстро ушел. После обеда Сафет тоже ушел, обещая вернуться с паспортом сегодня вечером или завтра утром.
– Сафет, могу ли я вас о чем-то попросить? – спросила я ему вслед.
– Конечно. О чем?
– Я хочу опять позвонить родителям, если можно.
– О чем речь! Извини, совсем забыл об этом. Можно было бы сейчас, но я очень спешу. Мне нужно закончить несколько важных дел в городе. Завтра или сегодня вечером обязательно позвоним. Телефон у меня всегда с собой, так что не беспокойся.
С этими словами он вышел. Вечером я ждала прихода Сафета с большим нетерпением. Думала о своем будущем разговоре с родителями, о том, что бы я спросила их, о чем бы мы говорили. Но Сафет не пришел, и я немного обеспокоилась. Хазиля, похоже, поняла мое состояние и все время повторяла «о’кей, о’кей». Это было единственное слово, которое она знала по-английски.
В ту ночь я спала долго и спокойно. Мне снилось, как будто я на берегу моря, а небо выглядит так, как перед грозой. Пляж широкий и пустой, я хочу войти в воду, но мне, как ни странно, это никак не удается. Что-то все время мешало: то сильный прибой, волны, то какие-то голоса за спиной. Наконец я села на берегу и просто стала смотреть на море. Вдали показался корабль, который приближался, а потом опять оказывался вдали. В один из моментов, когда он был близко, я проснулась. Я бы очень хотела, чтобы кто-нибудь растолковал мне значение этого сна. Он так врезался мне в память, что его образы я могу себе представить в мельчайших подробностях и сейчас.
Сафет пришел на следующий день около одиннадцати. Он знал, что я жду его с нетерпением, и, как только сел, сразу достал мобильный телефон. Как и в первый раз, он набрал международные коды, а потом передал мне трубку, чтобы я набрала свой белградский номер. Руки у меня дрожали от волнения. Наконец послышались гудки. После пятого или шестого гудка взяли трубку.
– Алло, – услышала я голос матери на другом конце провода.
– Мама, это я, ты меня слышишь?
– Дорогая моя, это ты! Слава богу, ты позвонила! Откуда ты звонишь? Позвать папу? Он внизу возле дома. Когда ты будешь в Белграде? – Посыпались на меня вопросы один за другим.
– Мама, мама, я только хочу сказать, что у меня все хорошо. Не зови папу, передай от меня привет, я опять позвоню через несколько дней. Вы здоровы?
– Да, здоровы, солнышко мое. Молимся Богу, чтобы тебя поскорее увидеть. Мы уж думали, ты никогда больше не позвонишь! Четыре года прошло. Мы уже о чем только не думали, все перебрали, я всегда… – И мама заплакала.
