Наталия Сухинина - Где живут счастливые?
Так бывает: человек обращается к Богу, Бог слышит его, и тогда человек, окрылённый верой и новым, не похожим ни на что чувством, отправляется в путь по праведной дороге. Ему кажется, у него много сил, впереди вечный праздник Божьего присутствия. Но впереди - испытания. И испытание, прежде всего, на любовь к тем, кто эту дорогу ещё не разглядел. Смириться бы, запастись терпением, а не влезать на баррикады, не кидать в людей булыжниками обличений. Но насколько легко кинуть булыжник, настолько трудно опустить уже поднятую руку. Звонарь Андрей, разглядевший свою дорогу, силком затаскивал на неё ближних, а у них-то своя дорога. Ему бы подождать терпеливо, а он не сумел. Маленькие росточки веры зачахли от его поспешности, их как градом побило. И вот уже, побитый, он возвращается на круги своя, не уяснив главного: вера - это труд, а не сиюминутная кампания.
И как когда-то не правы были домашние, так теперь виноваты и храм, и колокольня, и батюшка, и каждый воскресный день, здесь проведённый. Все, кроме него самого — звонаря Андрея, саксофониста Андрея Егоровича. Не хватило любви, не хватило терпения. Не хватило упорства, чтобы сохранить верность данному Богу обету. Говорят, сейчас многие люди, обратившиеся к Богу, желающие жить по уставу Церкви, обличают тех, кто ещё не дозрел до их «подвигов Они быстро перегорают и возвращаются «с повинной » на круги своя. Наверное, таких много. Но один из них, звонарь Андрей, всё не идёт из моей памяти. Не вижу его давно. Недавно прошёл слух, что его Алёшка, любимый, вымоленный им в приёмном покое Института Склифосовского, пристрастился к наркотикам. То ли злые языки тешатся, то ли и правда. А может, виной всему данный, но не исполненный до конца обет, и несёт на себе теперь Алёшка тяжесть невыполненного отцовского слова?
Звонит, звонит колокол на старой колокольне. Тридцать три ступеньки ведут вверх, и нелегко подниматься по ним к небесной сини. А вниз... Вниз-то намного легче, потому и быстрее. Черноглазый молодой звонарь играючи взбирается по крутым ступеням. Сейчас зазвонит. Но не переполошит нас своим звоном, а напитает силой, которая так нужна всем нам, чтобы любить, прощать, терпеть, ждать. Чтобы исполнять обеты.
ОТ ЖИЗНИ НЕ ЗАЩИТИШЬ
Не бывает по-другому. Всегда история знакомства мужчины и женщины необычна, полна таинственных совпадений, мистики. Потом, когда свито семейное гнездо, так охотно и так часто об этом вспоминается. А помнишь? Помню...
Расскажите, - прошу я Тамару Николаевну.
Муж Вячеслав Петрович на работе, и мы можем говорить долго, не торопясь.
Это была удивительная история, - начинает Тамара.
Конечно удивительная. А вместе с тем житейская, в коей события хоть и выделывали цирковые коленца, но укладывались в конце концов в привычный сценарий.
Худенькая девушка, талия-осинка, шла по почти пустому вестибюлю в метро.
Я помню, это была станция «Маяковская». Навстречу молоденький, бравый офицер, в форме с иголочки, с таким же бравым, с иголочки другом. Они поравнялись, бравый офицер сказал другу:
Я пойду за ней.
И пошёл. Девушка испугалась. Приехав из провинции в Москву учиться, она повторяла в уме, как таблицу умножения, инструктаж бывалых путешественников в столицу: держи сумку. Там так: подойдут - вырвут. Держи сумку. А в сумке-то три рубля. А это пообедать два раза, проехать четыре раза, а ещё — мороженое. Девушка рванулась из вестибюля метро, нога подвернулась, и тонкий каблучок её изящной туфельки переломился. Она закусила губу, чтобы не расплакаться. Но всё равно, расплакалась». Он утешал, он умолял:
Тут рядом, я провожу, я знаю, где мастерская, тут рядом...
Она пошла за ним, прижав к себе сумку (там так). А пока сапожник прилаживал каблук, она шепнула ему тихо, чтобы бравый с иголочки не услышал:
Дяденька, помогите мне, этот человек хочет отнять у меня три рубля.
Суровый сапожник сурово глянул на читающего газету юношу, потом удивлённо на тоненькую заплаканную посетительницу:
Не похоже, - пробасил, - не похоже.
Но она от него убежала! Вышла из мастерской, спасибо, спасибо, а сама прыг в подоспевший троллейбус, только её и видели. Три рубля на дороге не валяются.
Два месяца прошло. Забылся преследователь. В загородной электричке возвращалась она с дачи подруги, подзагоревшая, отдохнувшая. Вошла, пробежала глазами по скамейкам, есть ли где свободная. Есть. Села. Облегчённо вздохнула, полезла в сумку за журналом.
Теперь вы от меня не убежите...
Глаза «преследователя» смотрели на неё с восхищением. «Не убегу», - пронеслось в голове.- Не убежала. Слава вскоре предложил расписаться. Я замуж так рано не собиралась, хотелось встать на ноги, ведь я в Москву приехала не от хорошей жизни, мама второй раз вышла замуж, отношения с отчимом не складывались. Но Слава слушать не хотел. «Ты моя судьба, я тебя не отпущу».
Человек предполагает, Бог располагает. Всегда так было. Они жили скромно, в коммуналке, по-студенчески беззаботно, но с сухим вином «Ркацители» отмечали успешно сдаваемые зачёты, с рюкзаками уходили в отпуск, читали по очереди нашумевшие бестселлеры, стояли в очередях на художественные выставки. Радовались друг другу и с нетерпением ждали ребёнка.
Но шло время, ожидание затягивалось. Тамара после института работала психологом. В дело окунулась с головой, но мысли о будущем ребёнке не только не покидали, они присутствовали всегда, они были причиной бессонных ночей, скрытых слёз и затяжного уныния. Слава не заводил разговоров на больную тему, но она не маленькая, понимала, что и он давно уже готов принять на себя отцовское бремя. Ей приходилось разговаривать с женщинами, во главу угла поставившими карьеру. Да, они могли иметь детей, но хотели добиться положения в обществе, горшки и кастрюли их не вдохновляли, и если уж случилось им родить, то помеху эту устраняли няньками, выписанными из деревень родителями, ясельной пятидневкой. Тамаре завидовали - свободная, не связанная по рукам. А она их не понимала. Как может быть помехой крошечный комочек, кровиночка? Если по работе приходилось посещать детский дом, приезжала больная. Детские, переполненные ожиданием глаза преследовали её, казённый быт детишек её пугал. Она всё глубже вникала в проблему брошенных детей, но сердце её всё определённее и определённее настраивалось на простую мысль: не говори, сделай. Говорить-то мы все мастера, давать советы и консультировать - делай так - все могут. Вот она и подковалась отлично. Владеет статистикой, знает психологические особенности семей, в которых есть усыновлённые дети. Но особенно царапала сердце судьба детишек усыновлённых, но не прижившихся в новой семье.
Она знала женщину, которую в детстве усыновляли семь раз. Пожив в доме, она успевала раздражить своим «неординарным» характером новоиспечённых папу и маму, и они приводили девочку обратно в детдом - не прижилась. Девочка стала мстить. Оказываясь в очередной раз в новых хоромах, она ломала игрушки, говорила поганые слова, не хотела слушаться. Нервы «родителей», надеявшихся на ангельского, ласкового, благодарного ребёнка, быстро зашкаливались на отметке «предел». Семь раз. Семь раз её брали за руку и уводили из детдома. Семь раз приводили обратно. Сейчас она в возрасте. Её зовут мужиком в юбке. Резкая, неженственная, с настороженным взглядом и прокуренным голосом, она не смогла иметь семью, не было детского опыта доброты, был опыт злобы. Горькая чаша детской неприкаянности в этом мире. Тамара видит эти судьбы, знает этих людей. Порыв усыновить ребёнка она пресекает в себе размышлениями о том, чем это чревато. Размышления пресекает порывом...
Семинар по проблемам женской эмансипации в гостинице «Измайлово». Тамара поднимается в лифте в зал заседаний. На одном из этажей входит немолодая черноглазая женщина. В тесноте встаёт против Тамары:
Бессовестная, ребёнок ждет её, а она не идёт, он домой просится, а ей всё некогда.
Тамара в ужасе смотрела на женщину, а та в выражениях не стеснялась:
Иди к своему ребёнку! Нечего тебе здесь делать. Мальчик ждёт, а она...
Тамара шагнула вслед за женщиной из лифта:
Что вы говорите?! Какой ребёнок? У меня нет детей...
Есть. Ждёт тебя. Иди... - и женщина назвала адрес одной из московских детских больниц.
Когда она пришла по адресу и увидела мальчика, напророченного ей незнакомкой, она чуть не лишилась чувств. Мальчик был как две капли воды похож на неё. Трёхлетняя кроха с Тамариными, слегка раскосыми глазами. Уже два раза мальчик успел побыть в роли приёмного сына. Оба раза неудачно. Слабое здоровье, плохая наследственность - и его возвращали обратно в казённую палату, и больничные няньки кляли по-чёрному с жиру бесившихся сволочей, для которых дети - игрушки. Мальчика звали Максим.
Не пойду, — сказал Максим и вцепился слабенькими пальчиками в спину кровати.
Она попыталась обнять его, но под фланелевой пижамкой ощутила напрягшееся враждебное плечико.
