Неизв. - i_166602c1f3223913
подпоручик и орал:
– Чорт вас передери дери, старайтесь, чтобы было хорошо! Это должна быть
такая дорога, как аллея в Шенбруннском парке. Взводный, скажите там им, чтобы везли только самый чистый песок, и только мелкий.
Кадет вступил в беседу с подпоручиком. Швейк, с большим интересом
наблюдал за выравниванием дороги и затем сказал ближайшему солдату: – А ты очень акуратно работаешь. Чистая работа, словно в церкви, как
сказал бы старик Моравек, если бы он увидел, как ты тут орудуешь своей
линейкой. Потому что господин Моравек – каменщик, и его конек, это –чистая работа. А вы, собственно, какого полка, ребята?
– Эх, братец ты мой, – вздохнул солдат, – ведь то, что мы тут делаем, одно идиотство, и только. Вот только первая рота пройдет, и никто уже не
узнает краев, которые мы отделываем. А когда пойдут обозы или
артиллерия, лошади вытопчут весь мох. Ну, а нам приходится доставлять
его за час езды отсюда. От такой дурацкой работы мы измучились, как
собаки. Да мало ли мы уже делали работ кошке под хвост и продолжаем
делать, потому что наши инженеры – идиоты. Вот, например, вчера мы
строили для обоза мост через канаву, через которую всякий мог бы
перепрыгнуть. Обоз был длиннющий, повозок на четыреста, и вот он стоит и
не может перебраться через этот ручеек. Ну, послали туда нас. Я то сам
каретник, но если бы спросили меня, то я перекинул бы с одного берега на
другой три бревна, на них я положил бы доски, прибил бы их гвоздями и…
готово дело! Езжай на здоровье! Но наш подпоручик – инженер и составил
себе для этой штуки целый план. Перво наперво, он послал в деревню, где
мы стоим, за метром, а деревня то в полутора часах пути отсюда; потом он
точнейшим образом высчитал, какой длины должны быть бревна; потом
заставил нас обтесать их на четыре ребра; потом послал за толстыми
досками, которые привезли только к вечеру, и, наконец, заставил нас еще
сделать с обеих сторон перила. Словом, братец ты мой, мы провозились с
этим делом с одиннадцати часов утра до трех часов ночи, и весь обоз
стоял на месте, а ведь он вез хлеб! Ну, когда все закончили, он пустил
повозки на мост, и сразу же первая поломала перила. Потом, когда от
колеса перед мостом образовалась глубокая выбоина; нам пришлось кольями
подымать повозки на мост… Да, братец ты мой, так мы войны и не выиграли!
Ведь такой офицер – дурак дураком, а сказать этого я ему не могу, и из
дому ему этого тоже не напишут… А сам то ты откуда? Мы – рабочая команда
36 го полка, и сами называем себя «Обществом благоустройства дачной жизни».
– Так, так. Стало быть, у вас офицеры тоже с придурью, – участливо
отозвался Швейк. – Ну, а я из 91 го, и у нас они тоже идиоты. Мы –сбившийся с пути дозор и ищем свой полк. Но если ваш подпоручик такой
дурак, то наш кадет от него не много узнает. А как у вас кормят, друг?
Член «Общества благоустройства дачной жизни» безнадежно махнул линейкой, но в этот самый момент кадет Биглер позвал своих подчиненных и приказал
продолжать путь. Швейк еще раз обратился к своему собеседнику: – Ну, что ж, ребята, старайтесь, украшайте мостик то! Когда будете в
отставке, будете уметь украшать залы для балов в пользу ветеранов войны.
Кадет Биглер в самом деле узнал не более того, что сказал ему уже
саперный капитан. Русские остановились у Брод и укреплялись на своих
позициях, для того, повидимому, чтобы не допустить вторжения австрийских
войск в пределы России. А где находился маршевый батальон, подпоручик
понятия не имел.
Смеркалось. Все трое сильно устали, и потому кадет не возражал, когда
Швейк свернул в сторону от дороги к какому то домику, как оказалось, –домику лесничего. Старик лесничий принял ихочень ласково, и от него они
узнали, что двое суток тому назад: здесь проходило много войска. Русские
проходили тут четыре дня тому назад.
Жена лесничего поставила варить на ужин картофель и принесла молоко.
Увидя ее приготовления, Швейк вскипятил в большом котелке воду и ошпарил
принесенных им курочек и петушков.
При виде этих лакомств кадет Биглер с удовлетворением констатировал, что
у него опять появился аппетит, и Швейк, заметив его алчущие взоры, снова
выказал, какое у него доброе сердце.
– Я же говорил вам, господин кадет, что я вас не оставлю. Из кур я сварю
суп, а петушков зажарю. Хорошо, что мы не потеряли зря время на убийство
этих русских; зато мы можем теперь как раз вовремя поужинать.
Три куры и два петушка были без остатка съедены за ужином в домике
лесничего. Оставшихся кур Швейк заботливо завернул в запасные портянки и
убрал в свой вещевой мешок. Икая от сытости, он довольным голосом сказал: – Вот так! Теперь с ними ничего не сделается.
Утром они двинулись дальше, и в то время как провожавшая их жена
лесничего уверяла, что будет ежедневно молиться за них, она озабоченно
пересчитывала глазами своих курочек. Затем ее лицо прояснилось, и она
добавила:
– Я буду молиться за вас утром и вечером, храбрые воины. Все курочки у
меня целы!
На шоссе царило еще большее оживление, чем накануне. Войска проходили
многочисленными колоннами. Затем наша троица наткнулась на полевых
жандармов, которые ей сказали:
– Ваш батальон? Вчера еще он был в Смотине, но куда он отправился
дальше, мы не знаем.
Кадет спросил их, в каком направлении находится Смотан, и решил пойти
туда, чтобы таким образом скорее всего узнать, где им искать свою часть.
Солдаты стали появляться теперь и на полях. Видно было, как телефонисты
протягивают провода, перебегая с длинными шестами от дерева к дереву, и
Швейк, вспоминая Ходынского, жалостливо сказал: – Он мог бы тоже лакомиться курятинкой, а вместо того бедняга должен
бегать, словно собирает гусениц.
Вскоре их обогнал скакавший во весь карьер конный ординарец; он держался
того же направления, что и они, и потому Швейк крикнул ему вдогонку: – Эй, товарищ, поклонись от нас 91 му полку и скажи, что мы уже близко!
Ординарец придержал коня.
– Я в самом деле еду в 91 й, – отозвался он. – Он стоит в деревне Врбяны
и пойдет оттуда в Пионтек. Отсюда это будет с час ходьбы; вы можете идти
прямо туда и дожидаться там.
Вот каким образом случилось, что кадет Биглер в шесть часов вечера, вытянувшись во фронт, докладывал капитану Сагнеру о своем прибытии в
батальон, приготовив на случай, если бы капитан стал разносить его, соответствующие объяснения. Но капитан Сагнер, которому поручик Лукаш
уже передал, полкуры из принесенных Швейком трех штук и рассказал всю
историю их скитании, только снисходительно похлопал Биглера по плечу.
– Хорошо, очень хорошо вы это провели, кадет! Мы получили из штаба
бригады такие сумбурные приказания, что всякий нормальный человек сошел
бы с ума.
Когда Швейк снова появился среди своих товарищей, вольноопределяющийся
Марек встретил его восклицанием:
– Могилы разверзаются, мертвые восстают из них, и близится день
страшного суда! Швейк, бродяга, неужели ты опять с нами?
– Надеюсь, что у тебя не туман перед глазами, который мешает тебе видеть
меня, – ответил растроганный Швейк. – Постой, я тебя угощу курятинкой, потому что мы заблудились, так как у кадета была неправильная карта.
Курица то немного жестковата.
А когда явился Балоун и с такой мольбой и жадностью взглянул на Марека, обгладывавшего косточку, что даже слюни потекли, Швейк, снова открыл
вещевой мешок и развернул портянки.
– На, дружище, поешь, я тебе тоже припас кусочек, курочки, – сказал он.
– Я день и ночь думал о вас, ребята. Ну, а что у вас новенького?
– Мы околачивались повсюду, – ответил вольноопределяющийся, обгладывая
вторую косточку. – Мы побывали и тут, и там, словно должны были опутать
колючей проволокой весь земной шар. А знаешь, Швейк, – как то особенно
серьезно добавил он, – за твою курочку я напишу в истории полка
длиннейшую реляцию о тебе. Марек вытащил из кармана пачку бумаг и начал
декламировать:
– Если ты, читатель, прочтешь в описании боя – будь то даже упомянуто
лишь между прочим, в виде небольшого эпизода! – о «последнем из прислуги
при орудии», то склони скорбно главу свою, запечатлей его имя в своей
памяти и вспоминай его с благоговением. Ибо понятие «последний при
орудии» включает в себе столько душевной силы, столько нервного подъема, столько нечеловеческой выдержки, что всякая попытка подвести эти
качества под ту или иную номенклатуру добродетелей и охарактеризовать
этот подвиг какой нибудь ходячей хвалебной фразой только умалила бы их
истинное величие. Попробуем поближе вникнуть в это положение. Неприятелю
удалось нащупать нашу батарею, и вот через несколько минут он уже
