Unknown - Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY
— Гера, не ходи перед ней голый.
— Ревнуешь? Уже? — смеется он. — Если ревнуешь, тогда никаких проблем, буду блюсти облико морале. А если нет, то
какая разница, как я перед Петровной хожу, м-м-м? — иронично протягивает он.
— Мне все равно, — совсем неубедительно убеждает Дружинина. — Кстати, как ее имя? Что ты ее Петровна да Петровна, я
так не могу.
— Не знаю я.
— Как это не знаешь? — Удивлению Рады нет предела. Она забывает, что собиралась отпить из своей чашки.
— Не помню. Ты на ее лицо посмотри, она ж вылитая «Петровна». Вот лет пять уже как Петровна.
— А как она к тебе попала?
— Это бабка моего помощника. Достала видать его, вот он мне ее сбагрил. А она прицепилась, никакая холера ее не берет.
Петровна непотопляемая, неубиваемая.
Рада мысленно соглашается с ним, вспоминая широкие плечи и выдающуюся грудь домработницы. Одним словом — Баба-
гром. Коротко стриженная и всегда немного взъерошенная.
— Гера, не разгуливай перед ней голый! — говорит Дружинина с нажимом, а он, усмехаясь, лишь пожимает обнаженными
плечами и растирает ладонью мощный торс. — Не ревную я, — отнекивается, — но это ненормально.
— Конечно. Я сейчас покраснею от стыда.
Рада делает глоток кофе и недовольно поджимает губы.
— Давай-давай, — продолжает подначивать ее, — мне нравится, как ты загораешься, заводишься.
— Я загораюсь? — демонстрирует равнодушие и небрежно отзывается.
— Да, — касается ее щеки тыльной стороной ладони. — Продолжай, мне это нравится.
— Что тебе нравится?
— Назревающая ссора. Давай. Чтобы все как положено. Скандал, битье посуды, а потом горячий секс. Можно прямо тут. —
Гера бросает взгляд на лестницу, мечтая, чтобы Петровна побыстрее свалила.
— Гера отстань, — обрывает его Рада.
— Да, давай тут, — не унимается он. — Тут мы еще ни разу не были. Давай хоть раз.
— Ну все, Артём Андреевич, — доносится грубоватый голос домработницы, и Дружинина свободно вздыхает, — пора и
честь знать. Почапала я до дому. А то Мармузик мой без ужина.
Губы Рады кривит скептическая ухмылка. Слабо верится, что Петровне знакомо такое понятие, как «честь». До сих пор не
могла Дружинина определить свое отношение к этой женщине. То ли возмущаться ее бестактностью, — чего только стоит то,
что Петровна позволяла себе подниматься, на второй этаж, когда Гера душ принимает, — то ли плевать на ее выходки. Судя
по всему, кроме нее в этом доме никого ничто не смущает. Безбожники.
— Подожди, — останавливает женщину Гера и взбегает на второй этаж.
Петровна задерживается, окидывает девушку презрительным взглядом, заносчиво задирает нос и поправляет на себе
тунику с широкими карманами. Рада спокойно пьет кофе, втайне радуясь, что через несколько минут эта женщина исчезнет с
ее глаз. Она ужасно напрягает. Совсем не так Рада представляла себе домработницу Геры. После того рассказа про
выброшенный сыр с плесенью думала, что встретит забавную старушку, а встретила настоящего монстра.
— На, загонишь по спекулятивной цене. — Гергердт возвращается и закидывает Петровне на плечо свои джинсы.
— Да ну, ты что! Такие штаны хорошие! Что это тут у нас… — перехватывая джинсы за пояс, домработница, прищурившись,
рассматривает лэйбл. Отодвигает его подальше от себя, потому что страдает дальнозоркостью. Потом вспоминает про
очки, висящие у нее на шее на тонкой цепочке, и цепляет их на нос.
— Петровна, где твоя предпринимательская жилка? Бери, пока халява в руки идет!
— «Пьерре Кардин»… — читает она, невыносимо коверкая известную дизайнерскую марку. Наверное, известную всем,
кроме Петровны.
— Угу, Кардин, Петровна, Кардин, — забавляется Гергердт. — Мармузику твоему в самый раз будет на стройку таскать.
Правда ноги у него коротковаты, так подстрочишь низ на машинке, — глумлясь, со знанием дела советует он.
— Зато ж*па у него широкая, отожрался на казенных харчах, на моих, то бишь, — ворчит домработница. Крутит джинсы в
руках, встряхивает их. — Обрезки от низа как раз все на ж*пу и уйдут. Артём Андреич, ну, Бог ты, ей-богу!
— Ага, — ухмыляется Гергердт, — не забудь перед сном на меня помолиться.
Слушая этот разговор, Дружинина давится кофе. Не знает: то ли плакать ей, то ли смеяться. Смеяться хочется больше. Нет,
она готова непристойно заржать в голос, глядя на этих двоих.
— А у Мармузика, наверное, к этим джинсам и пиджачок от Бриони имеется в гардеробчике, — не сдержавшись, язвит Рада и
заливается смехом.
Петровна в ответ посылает девушке уничтожающий взгляд и смотрит на Геру:
— Касатик, ты к ней присмотрись. Какая-то она у тебя ненормальная. То сидит едва дыша, то ржет как припадошная.
Знавала я таких неуравновешенных. Как бы она тебя не огрела чем-нибудь в пылу...
— Ага, присмотрюсь, — смеется Гера и вдруг выдает так жестко, что Рада перестает смеяться: — Слышь, Петровна, книги
верни на место. Здесь тебе не библиотека. Вот сыр можешь п*здить, а книги не трогай. Поняла? А то я тебя спущу с
пятнадцатого этажа, ты-то у нас не ангел, крыльев у тебя нет.
— Поняла, — покорно соглашается Петровна и выдает певуче: — Верю, касатик, верю, что спустишь ты меня с пятнадцатого
этажа, и полечу я как амеба.
— Амеба, Петровна, это одноклеточное. Она не летает.
— Артём Андреич, ты знаешь, я так могу, что у меня и амеба полетит.
— Все, давай уже, греби до дома, — пренебрежительно кривясь, отмахивается Гера. — Мармузику привет.
Петровна сноровисто сует джинсы в свою большую сумку, толкает руки в рукава куртки и, застегиваясь на ходу, плетется к
входной двери.
— Что это было? — смеется Рада.
А Гера не смеется. Он обходит барную стойку.
— Гера, отвали, — предупреждает его Дружинина и соскальзывает со стула.
— Ты попила кофе? Попила? — спрашивает он, копируя ее манеру. Но у него не получается так звонко и мелодично, как у
нее. У него выходит грубо и хрипловато. — Давай, можешь начинать бить посуду.
fima 09.03.2015 14:57 » Глава 8
То-есть он говорил?..
Это ещё не значит быть человеком.
Впрочем, это не важно.
«Собачье сердце»
— Ой, а отдай мне своего «пиджачка»? А то мой придурок все мозги мне закомпостировал. Задолбал, ей-богу, — заявляет
Наталья, налегая на мартини.
— Забирай, — смеется Рада. — А будешь мороженое? У меня есть пломбир и сироп черничный. Будешь?
— Давай, если уж обжираться, то как без мороженого? — обиженно соглашается Кузнецова. Обижена она не на Раду. На
себя, на мужиков, на весь мир, наверное.
«Пиджачком» Наташка звала Антона. Виделись они несколько раз. Нравился он ей. Неудивительно. Лощеный. Подтянутый.
Всегда при деньгах. Последнее Наташка в мужиках особенно уважала. Последнее перекрывало кучу недостатков. В том
числе, наличие жены, пивного живота и солидный возраст любовника. Почему-то подруга уверена, что размер живота прямо
пропорционален толщине кошелька. Антон стал для нее приятным открытием. Рада усмехалась (про себя, конечно): это
Натка еще Гергердта не видела.
Но с Гергердтом Рада Наташку знакомить не хотела. Незачем. Она и не рассказывала про него ничего, обмолвилась
только, что у нее новый «ухажер». Так она Геру обозвала – ухажером. Что-то мешало ей говорить про него. Хотя Антона
всегда спокойно с подругой обсуждала. Геру не могла. Слишком много струн он затрагивал в ее душе. Все разговоры о нем
больные. А болеть не хотелось. Отболела. Хоть и не вылечилась, но свое отболела.
— Так бросай, раз задолбал, — резонно советует Дружинина, ставя на стол розетки с мороженым. Сироп отдельно. Каждый
сам добавит по желанию.
— Не могу, — бурчит Натка. — Как я без мужика? Сначала нужно нового найти, потом старого бросать. В наше время без
мужика вообще нельзя. Вот если с «пиджачком» срастется, тогда и брошу.
— Наталка, вот ты дура, — говорит Рада. Ласково говорит, по-доброму.
— Все бабы дуры. Я чем хуже? — смеется подруга.
— Ничем, наверное, — улыбается Рада и щедро поливает свой пломбир черничным сиропом.
Наташка всегда вызывала у Рады улыбку. Даже когда искренне страдала, Кузю не пожалеть хотелось, а поржать над ней.
Может, потому что все ее проблемы казались мелкими и надуманными, оттого сочувствовать всей душой не получалось. И
тем не менее Рада к Наташке очень хорошо относилась. Добрая Кузька. Понимающая. Не лицемерка. О своих недостатках
знает — мишурой не прикрывается.
А недостаток у Наташки только один, — хотя для кого недостаток, а для кого великое достоинство, — мужиков она страсть
как любит. Мужики ее, кстати говоря, тоже.
— А что он не пытался восстановить отношения?
