Unknown - Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY
— Жить на свете тоже вредно, Гера. — Кладет ногу на ногу и зажимает его ладонь между бедер. Улыбается. Берет свою
чашку.
— А что это ты так рано сегодня освободилась?
— У меня же особые привилегии, — смеется Дружинина. — Шутка. Я уволилась, Гера.
— Радужно.
— И мне. Я теперь безработная. Спасай, Гера. Кто теперь будет меня кормить? Спасай, а то мне придется сдать в ломбард
все свои драгоценности. — Указывает взглядом на свои золотые часы и кольцо на руке.
Гера усмехается и отпивает кофе.
— У тебя будет все, что ты только пожелаешь. Все.
Она вздыхает.
— Шуба у меня уже есть. Я, кстати, забыла тебя поблагодарить. Спасибо. Она мне нравится. Как ты ее купил? Угадал с
размером, ростом. Поразительно.
— Ничего поразительного. Нашел продавщиху твоей комплекции, она мне все перемерила, я выбрал.
Рада смеется. У нее такой приятный смех.
— Правда?
— Чистейшая.
— Артём, а если бы забеременела одна из твоих разгульных девиц, ты бы тоже оставил ребенка? — внезапно спрашивает
Дружинина.
Но Гергердта не смущает такой неожиданный поворот их разговора.
— Конечно, — твердо отвечает он.
— Ты бы связал жизнь с такой женщиной? — удивляется она.
— Нет.
Следующий вопрос вертится на языке, но Рада никак не может ясно его сформулировать.
— Родила и свободна, — объясняет Гера, рассеивая ее сомнения.
— А если она… не захочет быть свободной?
— Ее никто не спрашивает. Родила — свободна. Давай, можешь начинать демагогию по поводу того, какая я сволочь.
— Нет, — она со смешком качает головой, — демагогия ради демагогии мне не интересна.
— Зачем ты тогда спрашиваешь?
— Это не более чем любопытство.
— Ты хочешь детей? Ребенка? Это тоже не более чем любопытство.
Она молчит. Затихает. По ее лицу невозможно что-либо прочитать.
— Так трудно ответить? Да или нет? — зачем-то давит он. — Ты хотела того ребенка?
Артём все ждет, когда же она потянется за сигаретой. Но Рада спокойная с виду, расслабленная. Делает из чашки глоток,
отставляет ее в сторону и сцепляет пальцы, опираясь на спинку дивана.
— Да, я хотела того ребенка. Я собиралась замуж за интеллигента и хотела родить интеллигента. Все, как ты говорил. Но не
сложилось. У меня были проблемы со здоровьем, ребенка я потеряла. А мой интеллигент этого не перенес. Я стала ему
такая не нужна. Поэтому, Артём, со мной бесполезно разводить всякого рода демагогии о том, кто прав, а кто виноват. Я
разочарована и слегка бесчеловечна, — усмехается. — Меня мало волнуют чужие проблемы, своих хватает. И более всего
я ненавижу рассуждать о каких-то чисто гипотетических ситуациях.
Гергердт ищет на ее красивом лице хоть какие-то проявления эмоций. Но их нет. Кроме насмешливости во взгляде и тихой
улыбки. Он трогает ее волосы, она, как обычно отводит его руку.
— Почему? — спрашивает он напрямую.
— Не люблю я этого. Ты не представляешь, сколько времени я трачу на укладку. — Убирает волосы от лица, пропуская
темные пряди между пальцев.
— Что-то не верится.
— В том-то и весь секрет. Гера, ты допил кофе? Допил? Ты обещал показать мне свой кабинет.
— Я обещал?
— А пообниматься? Не соскучился? Я – уже, — повторяет она его слова и видит, как его глаза загораются темным огнем.
fima 21.02.2015 20:18 » Глава 7
Учиться читать совершенно ни к чему,
когда мясо и так пахнет за версту.
«Собачье сердце»
Отношения. Твою мать, если бы ему месяц назад кто-нибудь сказал, что он станет сходить с ума по одной девке и встрянет
в эти самые «отношения», он бы, наверное, нет, не долго смеялся, а удавил бы этого шутника. В его кипучую жизнь «одна
девка» никак не вписывалась. А теперь от мысли о Радке Дружининой крыша ехала. Он хотел эту женщину всегда и везде,
почти три недели не отпускал от себя ни на шаг и ждал: когда же ослабнет это наваждение. Но оно не ослабевало, никак не
проходило.
С Дружининой все по-другому; ей не хотелось указывать на дверь и говорить: проваливай. Она спала в его постели, и
Артёма преследовало дурацкое чувство, что так и надо. Она разложила у него в гардеробной свои вещи, а ему по-идиотски
казалось: так и должно быть. Некоторые из его рубашек насквозь пропитались ее духами, но Геру это не раздражало. Он
терпеть не мог губную помаду, но, когда хотел поцеловать Раду, ему было плевать, накрашены у нее губы или нет. Это же
Радка-мармеладка, она для него... своя, что ли. Она родом из его детства.
Странно — все время думать об одной женщине, хотеть только одну. Странно…
Да, они настоящие – эти отношения. Для него. Он до этого времени никогда не ночевал с женщинами. Сексом занимался, но
не ночевал. Не оставлял ни одну из них в своей постели, и сам у них не оставался. Не мог. Радка права: его шлюшки никогда
не варили ему кофе – ни в турочках, никак. Потому что он с ними не завтракал. Тех, кого он трахал ночью, утром видеть не
хотел. Не хотел с ними есть. Он встречался с ними не затем, чтобы поесть. Да и они прекрасно знали, что ему от них нужно. А
Рада Дружинина варила ему кофе, пекла по утрам чертовы творожные запеканки, и это было круто.
Она правда отлично готовила. Он смеялся над ней. Вот котлеты у нее выходили хреново, а всякие изыски – как из-под руки
шеф-повара. Она тоже смеялась. Говорила, что закончила кулинарные курсы, а там ее не учили делать котлеты, а учили
готовить мраморную говядину и лобстеров.
Гера не понимал, зачем ей торчать на кухне. Они могли бы ужинать в ресторанах или заказывать домой готовую еду. Но
Рада готовила сама, и ей это нравилось. Она готовила для него. И у него не поворачивался язык сказать, что ему что-то не
понравилось. Ведь она готовила для него. Гергердт не любил абрикосы, особенно консервированные, но, когда получал
десерт с консервированными абрикосами, какое-то чувство мешало ему отказаться и не есть. Что-то останавливало.
Наверное, вдохновленный Радкин вид. Она на кухне была счастливая. Хрен знает, что она там ворожила, но он ел абрикосы,
целовался ее накрашенные губы и был... тоже счастлив. Наверное. Как еще определяется то ошалелое состояние, в котором
он находился?
Всегда был уверен, что не выдержит в своей квартире долгого присутствия женщины, любая баба будет его бесить. Но
Рада почему-то не бесила. Неважно, что Дружинина делала: валялась ли на диване с книгой, спала в его кровати, занималась
с ним сексом или принимала душ, — ему нравилось, что она рядом.
Она и сейчас могла быть рядом. С ним в душе. Если бы не Петровна. Вот принес же ее черт не вовремя. Рада к этой
бабке не могла привыкнуть. Никак не принимала ее утонченная воспитанная натура, что таких, как Петровна, надо просто
посылать в одном конкретном направлении. Такую, если вовремя не приземлишь, она на голову сядет. А Дружинина все
«пожалуйста» да «спасибо».
Артём выключает воду, обтирается полотенцем, обматывает им бедра и идет в спальню.
Несколько минут назад он бросил на кровать свои джинсы, но сейчас их тут не было. Наверное, Петровна уже в стирку
успела утащить.
Сейчас на кровати сидит Радка с кошкой на руках и смотрит на него внушительным, недобрым взглядом. То на него, то на
Петровну, которая невозмутимо натирает стеклянную перегородку между ванной и спальней.
— Пойдем кофе попьем, — зовет Гера, улыбнувшись. Вот умеет он хмуриться и улыбаться одновременно. Такой
язвительный сразу становится, аж тошно. — Ты мне обещала сварить кофе. И не таскай кошку. — Отбрасывает полотенце и
в чем мать родила уходит за джинсами. Петровна, по-видимому, привыкшая к подобным дефиле, даже глазом не моргнула.
Она усердно орудует тряпкой, продолжая радеть за чистоту и прозрачность стекла.
— Буду таскать, — упрямо говорит Рада и, следуя за ним, застывает в проходе между спальней и гардеробной.
Гергердт натягивает трусы и джинсы. Ерошит руками темные волосы, стряхивая с них воду. Жестом направляет Раду к
лестнице.
Дружинина сбегает вниз, спускает Олю на пол. Неторопливо наливает кофе, но в движениях все же видится какая-то
принужденная отточенность.
— Слушай, а вот это в порядке вещей, что ты перед Петровной голый расхаживаешь, да? — Ставит чашки на стол.
— Петровна нормального мужика, наверное, еще до революции видела, пусть бабка порадуется, мне не жалко. Давай,
наворожи мне бутерброд.
— Гера, я в шоке. — Рада без пререканий намазывает маслом хрустящий тост, кладет сверху сыр. — Мне тоже, может,
завести какого-нибудь домработника и ходить перед ним голой, а? Пусть радуется мужичонка.
— Тебе нельзя, — качает головой.
— Почему это?
— А потому что с моей стороны – это искусство, а с твоей будет – полное бл*дство.
