Джейн Остин - Эмма
Every thing turns out for his good.—He meets with a young woman at a watering-place, gains her affection, cannot even weary her by negligent treatment—and had he and all his family sought round the world for a perfect wife for him, they could not have found her superior.—His aunt is in the way.—His aunt dies.—He has only to speak.—His friends are eager to promote his happiness.—He had used every body ill—and they are all delighted to forgive him.—He is a fortunate man indeed!"
Все оборачивается для него удачей. Встречает на водах девицу, пленяет ее, умудряется даже небрежным обращеньем не навлечь на себя ее немилость — и такую девицу, что лучшей в мире не сыскать ни ему, ни его родне. Мешает браку только тетка — тетка умирает. Ему остается лишь объявить о своих намереньях.Все кругом счастливы за него.Всех одурачил, обвел, вокруг пальца, и все ему с восторгом прощают. Счастливчик, иначе не назовешь!
"You speak as if you envied him."
— Вы словно завидуете ему.
"And I do envy him, Emma.
— А я и завидую, Эмма.
In one respect he is the object of my envy."
В одном отношении очень завидую.
Emma could say no more.
Эмма прикусила язык.
They seemed to be within half a sentence of Harriet, and her immediate feeling was to avert the subject, if possible.
Еще два-три слова, казалось ей, — и речь зайдет о Г арриет; она всеми силами жаждала избежать сего предмета.
She made her plan; she would speak of something totally different—the children in Brunswick Square; and she only waited for breath to begin, when Mr. Knightley startled her, by saying,
Надобно вот что — перевести разговор на другое.Бранзуик-сквер, дети — вот безопасная тема. Она набрала в грудь побольше воздуха, но мистер Найтли опередил ее:
"You will not ask me what is the point of envy.—You are determined, I see, to have no curiosity.—You are wise—but I cannot be wise.
— Вы не спрашиваете, чему я завидую. Предпочитаете воздержаться от изъявлений любопытства. Разумно. но я буду неразумен.
Emma, I must tell you what you will not ask, though I may wish it unsaid the next moment."
Эмма, я должен сказать вам то, о чем вы не спрашиваете, хоть, может быть, через минуту о том пожалею.
"Oh! then, don't speak it, don't speak it," she eagerly cried.
— Тогда не говорите, не надо! — вырвалось у ней.
"Take a little time, consider, do not commit yourself."
— Не торопитесь — подумайте — воздержитесь!..
"Thank you," said he, in an accent of deep mortification, and not another syllable followed.
— Благодарю вас, — сказал он с горькой обидой и больше не проронил ни звука.
Emma could not bear to give him pain.
Этого Эмма вынести не могла.
He was wishing to confide in her—perhaps to consult her;—cost her what it would, she would listen.
Он хотел ей довериться, быть может, ждал совета. нет, чего бы ей это ни стоило, она его выслушает.
She might assist his resolution, or reconcile him to it; she might give just praise to Harriet, or, by representing to him his own independence, relieve him from that state of indecision, which must be more intolerable than any alternative to such a mind as his.—They had reached the house.
Поддержит его, ежели он решился, поможет побороть сомненья — замолвит слово за Гарриет, воздаст ей должное или, напомнив ему, что он свободен, избавит его от нерешимости, которая тяжелей для человека его склада, нежели любое решенье. Они в это время подходили к дому.
"You are going in, I suppose?" said he.
— Вы, вероятно, пойдете в комнаты, — сказал он.
"No,"—replied Emma—quite confirmed by the depressed manner in which he still spoke—"I should like to take another turn.
— Нет, — отвечала Эмма, заново укрепляясь в своем решенье при звуках его удрученного голоса.— Я с удовольствием пройдусь еще.
Mr. Perry is not gone."
Мистер Перри еще не ушел.
And, after proceeding a few steps, she added—"I stopped you ungraciously, just now, Mr. Knightley, and, I am afraid, gave you pain.—But if you have any wish to speak openly to me as a friend, or to ask my opinion of any thing that you may have in contemplation—as a friend, indeed, you may command me.—I will hear whatever you like.I will tell you exactly what I think."
— И, когда они отошли от дома на несколько шагов, прибавила: — Я сейчас оборвала вас, мистер Найтли, — вы, вероятно, обиделись. Словом, ежели вы желаете поговорить со мною открыто, как с другом, — может статься, спросить совета о том, что у вас на уме, — то располагайте мною.Я все выслушаю. — и откровенно, как друг ваш, скажу, что думаю.
"As a friend!"—repeated Mr. Knightley.—"Emma, that I fear is a word—No, I have no wish—Stay, yes, why should I hesitate?—I have gone too far already for concealment.—Emma, I accept your offer—Extraordinary as it may seem, I accept it, and refer myself to you as a friend.—Tell me, then, have I no chance of ever succeeding?"
— Друг! — повторил мистер Найтли.— Эмма, боюсь, что это слово. Но впрочем, нет— я не хочу. Нет, стойте — что толку мяться?Раз уже я начал, поздно отступать. Я принимаю ваше предложенье. Как ни странно это может показаться — принимаю и буду с вами говорить, как с другом. Скажите мне откровенно — есть у меня хотя бы доля надежды?
He stopped in his earnestness to look the question, and the expression of his eyes overpowered her.
Он умолк, вопросительно глядя на нее, — от этого взгляда у Эммы подломились колени.
"My dearest Emma," said he, "for dearest you will always be, whatever the event of this hour's conversation, my dearest, most beloved Emma—tell me at once.
— Милая моя, дорогая, — сказал он.— Дорогая навеки, каков бы ни был исход этого разговора, — дорогая моя, любимая Эмма, скажите прямо.
Say'No,' if it is to be said."—She could really say nothing.—"You are silent," he cried, with great animation; "absolutely silent! at present I ask no more."
Нет так нет, прямо так и скажите. — Эмма была не в силах произнести ни слова.— Вы молчите! — воскликнул он, ожидая.— Вы не сказали «нет»!О большем я пока не прошу.
Emma was almost ready to sink under the agitation of this moment.
Эмма едва держалась на ногах от наплыва чувств.
The dread of being awakened from the happiest dream, was perhaps the most prominent feeling.
Больше всего, пожалуй, она боялась сейчас, как бы ее не разбудили, как бы не кончился этот счастливый сон.
"I cannot make speeches, Emma:" he soon resumed; and in a tone of such sincere, decided, intelligible tenderness as was tolerably convincing.—"If I loved you less, I might be able to talk about it more.
— Я не умею говорить красиво, Эмма, — продолжал он вскоре, и такою откровенной, искренней, нескрываемой нежностью звенел его голос, что все сомненья ее исчезли.— Когда бы я любил вас меньше, то мог бы больше сказать.
But you know what I am.—You hear nothing but truth from me.—I have blamed you, and lectured you, and you have borne it as no other woman in England would have borne it.—Bear with the truths I would tell you now, dearest Emma, as well as you have borne with them.The manner, perhaps, may have as little to recommend them.
Но вы меня знаете.Я всегда говорю вам только правду.Я вас распекал, наставлял вас — и вы терпели, как не стерпела бы ни одна другая.Так потерпите же и теперь, дорогая моя, а я опять скажу вам правду — и снова не приукрашенную любезностью обхожденья.
God knows, I have been a very indifferent lover.—But you understand me.—Yes, you see, you understand my feelings—and will return them if you can.
Да, видит Бог, кавалер из меня неважный. Но вы поймете меня, вы всегда меня понимали, и ответите мне такою же откровенностью.
At present, I ask only to hear, once to hear your voice."
Сейчас я хочу одного — скажите хоть что-нибудь, я должен слышать ваш голос.
While he spoke, Emma's mind was most busy, and, with all the wonderful velocity of thought, had been able—and yet without losing a word—to catch and comprehend the exact truth of the whole; to see that Harriet's hopes had been entirely groundless, a mistake, a delusion, as complete a delusion as any of her own—that Harriet was nothing; that she was every thing herself; that what she had been saying relative to Harriet had been all taken as the language of her own feelings; and that her agitation, her doubts, her reluctance, her discouragement, had been all received as discouragement from herself.—And not only was there time for these convictions, with all their glow of attendant happiness; there was time also to rejoice that Harriet's secret had not escaped her, and to resolve that it need not, and should not.—It was all the service she could now render her poor friend; for as to any of that heroism of sentiment which might have prompted her to entreat him to transfer his affection from herself to Harriet, as infinitely the most worthy of the two—or even the more simple sublimity of resolving to refuse him at once and for ever, without vouchsafing any motive, because he could not marry them both, Emma had it not.
Покуда он говорил, мысль Эммы работала с лихорадочной быстротой, и с этой чудодейственной быстротою она не пропустив мимо ни единого его слова — постигла и осознала правду: что все надежды Гарриет беспочвенны, что все это ошибка, заблужденье — такое же, какими были ее собственные заблужденья; что Гарриет — ничто, а она — все; что слова, относящиеся до Гарриет, он принимал за язык ее собственных чувств; ее смятенье, колебания, сомненья, попытки уйти от разговора толковал как нерасположенье к себе. За считанные мгновенья ее успело посетить не только это счастливое озаренье, но и радость, что она не выдала тайну Гарриет, и убеждение, что теперь выдавать ее нет ни нужды, ни смысла.Вот и все, чем она теперь могла помочь своей незадачливой подружке, ибо способности на героические поступки, вроде просьбы забыть о ней и отдать предпочтенье Гарриет, как несравненно более достойной, — или хотя бы вроде простого и благородного решенья отказать ему раз и навсегда, ничего не объясняя, коль уж ему нельзя жениться на двоих, — Эмма в себе не ощущала.
She felt for Harriet, with pain and with contrition; but no flight of generosity run mad, opposing all that could be probable or reasonable, entered her brain.
Она жалела Гарриет и корила себя, но безумное великодушие вопреки всем возможностям и резонам ей не приходило в голову.
She had led her friend astray, and it would be a reproach to her for ever; but her judgment was as strong as her feelings, and as strong as it had ever been before, in reprobating any such alliance for him, as most unequal and degrading.
Да, она сбила бедную с пути, и в этом ей вечно каяться, но чувство не помрачило в ней рассудка, а рассудок, как прежде, безоговорочно восставал против подобного союза, неравного и унизительного для него.
Her way was clear, though not quite smooth.—She spoke then, on being so entreated.—What did she say?—Just what she ought, of course.
Ей оставался один путь — верный, хотя и не самый легкий. Ее просили сказать что-нибудь и она сказала.Что именно?Да то самое, естественно, что и следовало.
A lady always does.—She said enough to shew there need not be despair—and to invite him to say more himself.He had despaired at one period; he had received such an injunction to caution and silence, as for the time crushed every hope;—she had begun by refusing to hear him.—The change had perhaps been somewhat sudden;—her proposal of taking another turn, her renewing the conversation which she had just put an end to, might be a little extraordinary!—She felt its inconsistency; but Mr. Knightley was so obliging as to put up with it, and seek no farther explanation.
