Джейн Остин - Эмма
While they talked, they were advancing towards the carriage; it was ready; and, before she could speak again, he had handed her in.
За разговором они подошли к карете; она стояла наготове, и Эмма рот не успела открыть, как он уже подсадил ее туда.
He had misinterpreted the feelings which had kept her face averted, and her tongue motionless.
Он неверно истолковал чувства, которые не давали ей повернуться к нему лицом, сковывали язык.
They were combined only of anger against herself, mortification, and deep concern.
На себя, одну себя она сердилась, глубокая жалость и стыд владели ею.
She had not been able to speak; and, on entering the carriage, sunk back for a moment overcome—then reproaching herself for having taken no leave, making no acknowledgment, parting in apparent sullenness, she looked out with voice and hand eager to shew a difference; but it was just too late.
Это они помешали ей говорить, и, сев в карету, она на миг бессильно откинулась назад, но тотчас — браня себя, что не простилась, не отозвалась, что уезжает с недовольным видом, — высунулась наружу, чтобы окликнуть его, помахать рукою, показать, что все это не так, — однако как раз на этот миг опоздала.
He had turned away, and the horses were in motion.
Он уже отошел; лошади тронули.
She continued to look back, but in vain; and soon, with what appeared unusual speed, they were half way down the hill, and every thing left far behind.
Она продолжала смотреть ему в спину, но он не оглянулся, и скоро — казалось, они не ехали, а летели — карета уже была на полпути к подножию, и все осталось позади.
She was vexed beyond what could have been expressed—almost beyond what she could conceal.
Эмму душила невыразимая и почти нескрываемая досада.
Never had she felt so agitated, mortified, grieved, at any circumstance in her life.
Как никогда в жизни, изнемогала она от волненья, сожаленья, стыда.
She was most forcibly struck.
Его слова потрясли ее.
The truth of this representation there was no denying.
Он сказал правду, отрицать было бесполезно.
She felt it at her heart.
Она в душе сама это знала.
How could she have been so brutal, so cruel to Miss Bates!
Как могла она так жестоко, так грубо поступить с мисс Бейтс!..
How could she have exposed herself to such ill opinion in any one she valued!
Уронить себя в глазах того, чьим мнением так дорожила!
And how suffer him to leave her without saying one word of gratitude, of concurrence, of common kindness!
Как допустила, чтобы они расстались без слова благодарности, без слова согласия с ее стороны — вообще без единого доброго слова!
Time did not compose her.
Минуты шли, но они не приносили облегченья.
As she reflected more, she seemed but to feel it more.
Чем она дольше размышляла, тем глубже чувствовала свою вину.
She never had been so depressed.
Ей было тяжело, как никогда.
Happily it was not necessary to speak.
К счастью, поддерживать разговор не было надобности.
There was only Harriet, who seemed not in spirits herself, fagged, and very willing to be silent; and Emma felt the tears running down her cheeks almost all the way home, without being at any trouble to check them, extraordinary as they were.
Рядом сидела только Гарриет, и тоже, кажется, не в лучшем настроении — молчаливая, подавленная, — и всю дорогу домой по щекам у Эммы — неслыханное дело! — текли и текли слезы, и она не трудилась их сдерживать.
CHAPTER VIII
Глава 8
The wretchedness of a scheme to Box Hill was in Emma's thoughts all the evening.
Весь вечер Эмму не покидало сожаление о злополучной прогулке на Бокс-хилл.
How it might be considered by the rest of the party, she could not tell.
Какое впечатление осталось у других участников, она не знала.
They, in their different homes, and their different ways, might be looking back on it with pleasure; but in her view it was a morning more completely misspent, more totally bare of rational satisfaction at the time, and more to be abhorred in recollection, than any she had ever passed.
Возможно, каждый из них сейчас в своем доме и на свой манер с удовольствием перебирал в памяти ее подробности, но она сама не назвала бы второго такого утра — убитого совершенно напрасно, — которое не дало ничего ни уму, ни сердцу и о котором после так тошно вспоминать.
A whole evening of back-gammon with her father, was felicity to it.
Играть целый вечер со своим батюшкой в триктрак было, по сравнению с этим, блаженством.
There, indeed, lay real pleasure, for there she was giving up the sweetest hours of the twenty-four to his comfort; and feeling that, unmerited as might be the degree of his fond affection and confiding esteem, she could not, in her general conduct, be open to any severe reproach.
Тут, по крайней мере, она могла черпать удовлетворенье в сознании, что отдает ему любимейшее время суток; что хотя, вероятно, не вполне по заслугам пользуется его обожанием, его безоговорочным доверием, но не заслуживает и суровой укоризны.
As a daughter, she hoped she was not without a heart.
Могла надеяться, что хотя бы как дочь не окончательно очерствела душой.
She hoped no one could have said to her,
Что ей не скажут:
"How could you be so unfeeling to your father?—I must, I will tell you truths while I can."
«Как могли вы столь бессердечно обходиться с отцом?..Я должен, я буду говорить вам правду, пока могу».
Miss Bates should never again—no, never!
Чтобы она еще когда-нибудь позволила себе с мисс Бейтс. Никогда!
If attention, in future, could do away the past, she might hope to be forgiven.
Если вниманием в будущем можно стереть прошлую вину, то у нее, пожалуй, есть надежда снискать себе прощенье.
She had been often remiss, her conscience told her so; remiss, perhaps, more in thought than fact; scornful, ungracious.
А вина за нею была — правда, более в помыслах, чем на деле, — об этом ей твердила совесть; слишком часто она бывала пренебрежительна, суха.
But it should be so no more.
Но это больше не повторится.
In the warmth of true contrition, she would call upon her the very next morning, and it should be the beginning, on her side, of a regular, equal, kindly intercourse.
В порыве искреннего раскаяния она решила, что на другое же утро пойдет ее навестить и тем положит начало добрым, ровным и равным отношениям.
She was just as determined when the morrow came, and went early, that nothing might prevent her.
Наутро эта решимость не ослабла, и Эмма пораньше вышла из дому, чтобы ничто не помешало ей.
It was not unlikely, she thought, that she might see Mr. Knightley in her way; or, perhaps, he might come in while she were paying her visit.
Она не исключала, что может встретить по пути мистера Найтли или что он может заглянуть к мисс Бейтс в то время, когда она будет там.
She had no objection.
И пусть.
She would not be ashamed of the appearance of the penitence, so justly and truly hers.Her eyes were towards Donwell as she walked, but she saw him not.
Ее это не смущало.Пускай он станет свидетелем справедливого, чистосердечного покаянья. Она поглядывала в сторону Донуэлла, покуда шла, но он не показался.
"The ladies were all at home."
«Хозяюшки дома».
She had never rejoiced at the sound before, nor ever before entered the passage, nor walked up the stairs, with any wish of giving pleasure, but in conferring obligation, or of deriving it, except in subsequent ridicule.
Первый раз она радовалась этим словам, первый раз вступала в эту прихожую, поднималась по этой лестнице с желанием сделать приятное, а не сделать одолженье; получить удовольствие, а не возможность высмеять за спиною.
There was a bustle on her approach; a good deal of moving and talking.
Ее приближенье вызвало переполох — за дверьми возникло движение, раздались голоса.
She heard Miss Bates's voice, something was to be done in a hurry; the maid looked frightened and awkward; hoped she would be pleased to wait a moment, and then ushered her in too soon.
Слышно было, как мисс Бейтс кого-то торопит; прислуга с испуганным, растерянным лицом попросила ее минутку подождать, а потом впустила слишком рано.
The aunt and niece seemed both escaping into the adjoining room.
Тетушка с племянницей в это мгновенье исчезали за дверью в другую комнату.
Jane she had a distinct glimpse of, looking extremely ill; and, before the door had shut them out, she heard Miss Bates saying,
Она отчетливо разглядела, что у Джейн ужасный вид, и перед тем, как дверь за ними затворилась, уловила слова мисс Бейтс:
"Well, my dear, I shall say you are laid down upon the bed, and I am sure you are ill enough."
«Ладно, милая, скажу, что ты в постели, ведь ты и впрямь совсем больна».
Poor old Mrs. Bates, civil and humble as usual, looked as if she did not quite understand what was going on.
Бедная старенькая миссис Бейтс, учтивая и тихая, как всегда, как будто не очень понимала, что происходит.
"I am afraid Jane is not very well," said she, "but I do not know; they tell me she is well.
— Боюсь, что Джейн нездоровится, — сказала она, хотя не знаю — мне говорят, что она здорова.
I dare say my daughter will be here presently, Miss Woodhouse.
Дочь, вероятно, сейчас выйдет, мисс Вудхаус.
I hope you find a chair.
Вы не поищете себе стульчик?
I wish Hetty had not gone.
И Патти куда-то запропастилась, как на грех.
I am very little able—Have you a chair, ma'am?
Я сама мало чем могу. Нашли стул, сударыня?
Do you sit where you like?
Вам удобно?
I am sure she will be here presently."
Она сию минуту будет здесь, я уверена.
Emma seriously hoped she would.
Эмма искренне на это надеялась.
She had a moment's fear of Miss Bates keeping away from her.
У нее мелькнуло опасенье, что мисс Бейтс избегает ее.
But Miss Bates soon came—"Very happy and obliged"—but Emma's conscience told her that there was not the same cheerful volubility as before—less ease of look and manner.
Но мисс Бейтс вскоре появилась.«Как это мило, они так рады», — однако совесть подсказывала Эмме, что это уже не прежнее жизнерадостное многословье — что облику и манерам недостает былой непринужденности.
A very friendly inquiry after Miss Fairfax, she hoped, might lead the way to a return of old feelings.
Она сердечно осведомилась о здоровье мисс Фэрфакс, не без умысла понемногу возродить в мисс Бейтс прежние чувства.
The touch seemed immediate.
Это мгновенно возымело действие.
"Ah!Miss Woodhouse, how kind you are!—I suppose you have heard—and are come to give us joy.
— Ах, мисс Вудхаус, как вы добры!Вы, вероятно, уже слышали и пришли разделить нашу радость.
This does not seem much like joy, indeed, in me—(twinkling away a tear or two)—but it will be very trying for us to part with her, after having had her so long, and she has a dreadful headache just now, writing all the morning:—such long letters, you know, to be written to Colonel Campbell, and Mrs. Dixon.
Наверно, глядя на меня, трудно поверить, что это большая радость, но. украдкой смахивая слезинку, — нам тяжело с нею расставаться после того, как она жила у нас так долго — у нее теперь страшно разболелась голова — легко ли, целое утро писала письма, одно длинней другого — и полковнику Кемпбеллу, знаете, и миссис Диксон.
