Том Уикер - На арене со львами
И только тут до меня дошло, Морган,— ведь начинать он предоставил мне, и я это понял,— что, кроме необходимости правильно оценить Данна, есть еще один не менее важный вопрос: нужно, чтоб Данн правильно оценил меня, увидел меня таким, каким я хочу выглядеть. По правде говоря, я не имел ни малейшего понятия о том, что он обо мне думает, а узнавать было уже поздно.
Писательское воображение Моргана, пронизав годы, воссоздало двоих мужчин, беседующих в ванной, массивную ванну и раковину, на которую взгромоздился Андерсон,— словно мраморный гриб, вздымалась она на толстой ножке над кафельным полом, а сквозь заиндевевшие окна струился бледно-серый рассвет.
— Сам не понимаю, как это мне удалось,— сказал Андерсон.— Я едва на ногах держался. Помнится, но спал уже три ночи. Но я в последний раз взял себя в руки, во всяком случае, мне казалось, что взял, и попытался изложить ему все в самом выигрышном для себя свете. Для начала я обрисовал положение, как оно мне представлялось. Сказал, что лидерам не удалось достичь желаемых результатов при втором голосовании, как ни старались они поддержать Эйкона. Возможно, им придется провести еще одно голосование. И тогда, если все станут держаться по-прежнему, преимущество Эйкена будет подорвано и, возможно, вовсе от него ускользнет.
Данн молча кивнул. Тогда я продолжил:
— Но это лишь в том случае, если все снова воздержатся. А ведь паршивец Старк, по-моему, дольше не вытянет. Если верить слухам, Старк дрогнул и намерен отдать Эйкену свои голоса. Вы меня понимаете?
Данн снова кивнул.
— Так вот, когда придет черед штата Старка и этот сукин сын перекинется к Эйкену, равновесие нарушится. Но по списку ваш черед раньше Старка.
На сей раз не было даже кивка, и я стал на него нажимать.
— Поправьте, если я ошибаюсь,— говорю.— Вы по-прежнему воздерживаетесь, Старк перекидывается к Эйкену — это значит, что исход игры в ваших руках, верно? И в ваших, и в наших. Если вы поддержите Эйкена первым, Старк последует вашему примеру — и дело решено, но что это вам даст? Не бог весть сколько выиграешь, делая ставку на фаворита.
— Больше, чем если растягивать игру до бесконечности,— ответил Данн так тихо, что журчание струек из душа почти заглушило его голос.
Я тут же снова принялся его обрабатывать.
— Рассмотрим второй вариант.— Сам видишь, я торговался, словно на рынке.— По списку вы числитесь раньше Старка,— говорю.— Предположим, вы отдаете свои голоса мне. Я тем временем подсылаю Кэрли Лейтона припугнуть Старка, а Кэрли, как известно, мастер на такие дела. Старк видит, что вы поддерживаете меня, а тем временем ребята Кэрли устраивают торжественное шествие, и Старк начинает трусить. В худшем случае он, как и собирался, отдает свои голоса Эйкену, и все мы в тупике; но он может ничего не предпринять, и тогда наше дело на мази, а Эйкену придется туго. Может даже случиться так, что Старк уже во время этого голосования поддержит нас — это вполне возможно, если вы сделаете решительный шаг. В таком Случае мы побеждаем с полным триумфом.
Морган потягивал виски, небрежно развалившись у камина, но не упуская ни малейшего оттенка из рассказа Андерсона, жадно схватывая все подробности,— и тут Андерсон вдруг замолчал. Огонь потрескивал в камине, задребезжали ставни: как видно, поднимался ветерок; по временам Морган улавливал в доме какие-то шумы: это ходила Кэти, а может быть, Джоди.
Молчание затянулось, оно начинало тяготить Моргана. Никогда еще он не подходил так близко к решению загадки — главной загадки жизни, как она представлялась ему сейчас. Он боялся даже наводящим вопросом спугнуть долгожданный ответ.
Андерсон все глубже погружался в кресло, упираясь в грудь подбородком, он не мигая глядел на огонь, свет и тени медленно проползали по его неровно очерченному лицу, над которым, как всегда, торчали спутанные вихры и космы. Морган вынул из его руки пустой бокал и тихонько отошел в угол, к бару.
— Дело не только в том, что я неправильно его оценил,— заговорил наконец Андерсон, пока Морган медленно разливал виски,— но и в том, что он оценил меня правильно.
— Как так?
Морган аккуратно закупорил бутылку, стараясь не перебить собеседника неожиданным движением или шумом.
— Он оценил меня не так, как мне того хотелось.
Морган чуть ли не на цыпочках прошел через комнату, подал Андерсону бокал и вернулся на место.
— Данн не просто отказался вступить в игру,— сказал Андерсон.— Он знал, что я предложу ему сделку, если он откажется. А если я ему ее предложу, после того как с такой помпой объявил крестовый поход против крупных воротил, значит, я не лучше остальных, возможно, даже хуже, лицемернее, и нет причин отдавать мне преимущество перед другими. Возможно даже, если он замахивался на нечто серьезное, предпочтительнее было меня утопить.
Теперь, узнав ответ, Морган испытывал смешанное чувство: с одной стороны, облегчение, с другой — он был огорошен.
Что-то тут не ладно, думал он; не согласовывалась эта история ни с его суждениями о людях, ни с тем, что подсказывало чутье, которому он привык доверять. Эта история поражала своей справедливостью.
— А что ты сказал ему, Хант? Каким образом ты предложил сделку?
Андерсон отмахнулся широким жестом длинной ручищи и покачал головой.
— Отцепись от меня с дурацкими вопросами, Рич… что я тебе, репортер какой-то? Не помню, что говорил я, что — он, что вообще говорилось. Мы просидели там недолго, так что вряд ли много наговорили; он пустил горячий душ, но даже зеркало не запотело. Где мне, к черту, помнить все, что я говорил, когда мне об этом и думать тошно.
— Пропади ты пропадом,— сказал Морган; он злился оттого, что получалось, будто бы он лезет не в свое дело, досадовал на занавес, внезапно опустившийся среди действия, был потрясен неожиданной сценой, на миг мелькнувшей перед ним.— Ты вспоминаешь только то, что хочешь вспоминать, или пытаешься убедить меня, что забыл остальное, и увиливаешь от единственного вопроса, ответ на который меня всерьез интересует.
Андерсон хмыкнул.
— Потому что как раз этого ответа ни ты, никто другой не вправе от меня требовать, даже если б я мог его дать, что я категорически отрицаю. К тому же я все время твержу: самое главное — суждение обо мне Данна, а вовсе не то, что я могу припомнить из сказанного мною или Данном через три года после всех этих событий. Как он оценил меня, я знаю: он сказал об этом Кэти, а она, конечно, мне передала. Как ты думаешь, спал он с ней?
— Не корчи из себя шута,— яростно оборвал его Морган.— Даже будь это так, а это ложь, ты не смеешь задавать подобные вопросы.
— Знаю, и к тому же ничего подобного не думаю. Кэти — женщина осторожная, она не дает воли страсти, к тому же ей незачем добывать нужные сведения в постели, у нее совсем другие методы. Но у них с Данном были приятельские отношения, они часто разговаривали во время съезда. Он ей все рассказал,— и она порой так меня допекала, что хотелось как-нибудь задеть ее в отместку. Нет, правда, говорить такие вещи мерзко.— Он высоко поднял бокал.— Прошу извинения, Кэти, ты снова победила.
— Ей было очень тяжко,— сказал Морган,— Она так хотела, чтобы тебя выбрали. Она хотела этого не меньше, чем ты.
Губы Андерсона досадливо искривились, он отхлебнул виски, потом снова заговорил.
— Ты все верно излагаешь, Морган, совершенно верно. Думаю, мне тоже не дано забыть того, что случилось.
— А что случилось? — снова задал вопрос Морган, хотя и не надеялся уже получить ответ.
— То, что я сказал тебе минуту назад. Морган, почему бы тебе не подлить немного виски в ключевую водичку, которую ты напрудил в бокал?
И сколько Морган его ни напаивал, сколько ни наседал, никаких откровений он больше не добился ни в тот вечер, ни в последующие. Когда пришел Джоди, Андерсон уже дремал, Морган кипел от злости и был трезв, как стеклышко.
— Что до меня, не хочется мне думать, что Андерсон сломался,— сказал Кэрли Лейтон. Они уже подошли вплотную к дому. У подъезда почти не осталось автомобилей, только слабо попахивало выхлопными газами и тонкая пелена пыли висела в теплом вечернем воздухе.— Но если даже это так, одного я не могу понять и не пойму никогда. Его жена одна из самых сильных и толковых женщин, каких я знавал, да к тому же красотка. Как могла она такое допустить?
Джоди уложил Андерсона в постель, а Морган вышел в холл и стал подниматься по винтовой лестнице. Когда голова его оказалась на уровне второго этажа, он увидел тонкую полоску света, тусклую, как от свечи, перерезавшую коридор. Много раз поднимался он вечерами по этим ступенькам, останавливался у дверей Кэти, прислушивался и не слышал ничего, только громкие удары своего сердца, свое частое дыхание, вздохи и скрипы старого дома. Не раз брался он за дверную ручку, хотелось ее повернуть, влекла мягкая, засасывающая темнота за дверью. Он знал, что дверь не заперта, что он может ее отворить. После той их встречи в полупустом гостиничном номере, когда Морган впервые обнял Кэти, он знал, что дело только за ним. Их влекло друг к другу, притягивало как магнитом, и то ли подавленная, то ли притушенная страсть вот-вот готова была запылать, как пламя, достаточно было признания, ласкового слова, первого робкого соприкосновения, достаточно было, чтоб волосы Кэти коснулись его губ.
