Том Уикер - На арене со львами
И все же Морган ждал. Что-то заставляло его проходить мимо незапертой двери комнаты Кэти. Не Энн — эта часть его жизни была, как пустые покои, где обитали только полузабытые вздохи, нечто тщательно хранимое где-то глубоко внутри так бережно, как иногда хранят комнату давно умершего ребенка: а вдруг каким-то чудом он вернется.
И не Хант: Морган знал, что Хант и Кэти давно уже живут каждый сам по себе, сближаясь редко и случайно то из-за смерти ребенка, то из-за общей борьбы в предвыборной кампании, что сейчас в Кэти все сильнее разгорается враждебность, а Хантом завладевает безразличие к жене, изредка прерываемое, как сегодня вечером, вспышками обиды.
И, конечно, не Кэти. Морган ощущал по временам ее недоумение; тайным пожатием руки, искоркой во взгляде, случайным прикосновением плеча, а однажды — напряженностью, которая стала почти видимой, как пылинки в пронизанном солнцем такси, когда они ехали от Капитолия в Джорджтаун,— тысячью разных способов она давала Моргану понять, что ждет его.
Значит, он сам: ведь это он бездействовал, и не собирался действовать даже сейчас, поднимаясь по ступенькам. Он долго разглядывал тусклую полоску света. Она лежала на полу, словно вычерченная чьей-то твердой рукой, барьер, предупреждение, и он знал: если эту полоску переступить и пройти дальше, в хорошо знакомую ему комнату для гостей в конце коридора, он может уже никогда не вернуться назад. Его толкали на решение, и он ничуть не сомневался, что именно он сделает, когда оно созреет в нем. Он опять возьмет свое, как брал всегда.
Морган поднялся по лестнице, взялся за дверную ручку, отворил дверь, вошел и притворил дверь за собой. Свет падал от лампочки возле окна; кровать оставалась в тени. Она была пуста — Кэти сидела на диванчике, у самой кромки яркого круга света.
— Я ждала,— сказала она.— Долго ждала.
— Нам будет трудно.
— А что не трудно?
— Проще было сюда не входить. Знать, что ты ждешь меня, знать, что я хочу войти, и не входить — вот это было легко.
— Для меня не легко.
Она встала. На ней был длинный халат; как он узнал потом, она всегда такой носила — никогда не надевала кокетливых вещиц.
— Ждать и знать гораздо легче, чем то, что нам предстоит,— сказал он.— Я ведь, сама понимаешь, зашел сюда не на один сегодняшний вечер.
— Еще этого не хватало!
— И мы с тобой не затеваем тайную интрижку на краткое время, пока не надоест. Ты это тоже знаешь.
— Может, хватит уже пересказывать мне все, что я знаю.
Она сделала к нему несколько шагов, протянула руку, погасила свет.
— Приходилось ли тебе когда-нибудь мечтать,— спросил Морган,— о чем-то тебе предначертанном и прекрасном, о том, что ты хотела бы совершить?
— Да.
— Мне поэтому было так легко не входить. Прекрасным, идеально чистым видением было представлять себе, как я вхожу.
— Вот потому я и считала, что ты никогда не войдешь. Я тебя знаю, Рич, давно знаю. Тебе не хотелось признавать, что в жизни нет ничего чистого.
— Да,— сказал Морган.— Все теперь так сложно.
В темноте они прильнули друг к другу. Он заключил ее в объятия, они подошли к окну и взглянули вдаль, на осенние поля, серебристые в лунном свете. Где-то в глубине дома раздался стук затворяемой двери. Морган смежил глаза, припал лицом к волосам Кэти, увидел внутренним взором, словно то было озарение, презрительно сжатые губы Энн, красные буквы рекламы, светящиеся в ночи: ЦЫПЛЯТА И БИФШТЕКСЫ — ЛУЧШИЙ ОБЕД, прелестные длинные, загорелые ноги, блики огня из камина на лице Андерсона…
— Может, это было, как на телевидении,— сказал Гласс.
Они остановились на лужайке, под деревом. Возле дома расхаживали какие-то люди. У подъезда ожидал роскошный лимузин губернатора. Кроме тускло освещенного окна Кэти, в доме загорелись еще окна.
— Я хотел сказать,— пояснил Гласс, обводя их взглядом,— что на телевидении выигрышную роль получают только счастливчики. Перед камерой они выглядят неповторимо, надеюсь, вы меня понимаете? И, может, Андерсон был именно таков. Вроде доктора Килдара. Или Перри Мейсона. Всякий судит о подобном человеке на свой манер. Но стоит ему выйти из роли, дело его пропащее. Люди, которые видели Андерсона именно таким, ни на что другое глядеть не станут.
— Но они могут переключиться на другую программу,— сказал Морган.— А вот тому, кто играет роль, деться уже некуда.
ГАЗЕТЧИК II
Они прошли по лужайке к дому. Из дверей им навстречу вышел губернатор с женой, следом — Мэтт Грант.
— А, Рич,— обрадовался Мэтт.— Хорошо, что вы уже здесь.— Он подождал, пока Морган поднялся по ступеням.— Еду в машине губернатора,— шепнул оп, потом снова повысил голос: — Вам просили передать, чтобы вы позвонили в редакцию Келлеру. А с Дэнни вы разминулись — он только что уехал со Спроком и Берджером. Сказали, что, наверно, увидятся с вами в самолете в восемь тридцать.
Морган с неприязнью вспомнил о рыжей стюардессе и взглянул на часы. Половина седьмого. Если лететь этим самолетом, надо торопиться.
— Кэти уже попрощалась с губернатором и теперь разговаривает с Данном наверху,— сказал Мэтт.— Она хотела, чтобы вы к ней зашли до отъезда.
Перед Морганом, источая благодушие, воздвигся губернатор.
— Хотел вам сказать, мистер Морган, что ваш родной штат гордится вами. Мы тут читаем все, что вы пишете, ни строчки не пропускаем. Другое дело, что не всегда соглашаемся.
— Еще бы,— ответил Морган.— Спасибо на добром слове.
— Заходите в гости, раз уж вы в наших краях.— Губернатор подмигнул.— Глядишь, еще и материалец для газеты вам подкину.
Из-за плеча губернатора выглядывало довольное лицо Мэтта.
— Мне, сэр, надо сегодня же вернуться в Вашингтон. Вот если опоздаю на самолет, тогда, пожалуй, поймаю вас на слове.
— Милости просим, в любое время. Ну, едем, Элис Мэй,— губернатор подхватил под руку жену.— Надо засветло переправиться на тот берег. Всех вас рады будем видеть у себя.
Мэтт еще раз пожал Моргану руку, шепнул торопливо:
— Буду благодарен за любую поддержку.
Потом он обменялся рукопожатием с Кэрли Лейтоном, хлопнул по плечу Гласса, протянул руку Адаму.
— В сенате скучно стало, с тех пор как вас там не видно.
Адам кивнул:
— Воображаю.
— Простите, неудобно — губернатор ждет. Рад бы потолковать с вами еще, Адам.
Мэтт сбежал по ступеням, сел в машину. Лимузин тронулся, в заднем окне замелькали машущие руки.
— Бедняга Мэтт,— вздохнул Морган.— По-моему, у него нет ни малейшей надежды.
— На что?
— Да ведь он метит на место Ханта.
— Господи! — Адам покачал головой.— Еще и могилу-то не засыпали.
— Друг мой,— Кэрли Лейтон отечески обнял его за широкие плечи,— когда я был губернатором, один сенатор сыграл как-то со мной злую шутку: взял и умер, когда сроку ему оставалось еще добрых пять лет. Скажу вам откровенно, таких мучений я не испытывал ни разу, с тех пор как играю в эти игры. Предвыборный марафон в сравнении с этим просто пляска на лужайке. Через шесть часов после того, как было получено известие о безвременной кончине высокочтимого сенатора Дотри,— а произошло это в Европе, покойник, царствие-ему небесное, как член комиссии по внешним сношениям совершал инспекционную поездку по Французской Ривьере,— так вот, через шесть часов я уже получил двадцать одно заявление от желающих сесть на его место да еще восемнадцать от тех, которые предлагали своих кандидатов. А за неделю у меня скопился список в сто пятьдесят человек, и все как один — краса и гордость штата, и за каждым — влиятельные круги. Выбраковать из такого списка всех, кроме одного, скажу я вам, работа хуже адовой.
— И как же вы поступили? — спросил Гласс.
— Взял да назначил самого себя, только публично пообещал не баллотироваться на второй срок. Другого выхода я просто не видел. Да и сказать по правде,— щеки Лейтона затряслись от смеха, на лоб упала кудрявая прядь,— я рассудил, что достойнее меня кандидатов нет.
— Может быть, и нынешний губернатор сделает то же,— сказал Морган. — Во всяком случае, помощник Андерсона ему совершенно ни к чему.
Лейтон кивнул.
— Да, ни с какого боку.
— Вы тут потолкуйте о политике, а я пока пойду найду в кухне у Джоди чего-нибудь перекусить,— сказал Адам, поглаживая живот.— С утра во рту маковой росинки не было.
— Я с вами, тоже с голоду помираю,— сказал Гласс.
Они ушли в дом. Лейтон и Морган стояли, глядя на меркнущее небо и слушая стрекот цикад. По лужайке к крыльцу подошел человек, это был негр-шофер Зеба Ванса.
— Где мне найти сенатора Макларена?
Голос его прозвучал мягко, распевно, он уносил в прошлое, в минувшие летние вечера, стрекочущие цикадами молодости. Морган знал, что нельзя поддаваться тоске о прошлом, стоит только чуть-чуть уступить — и погрузишься в нее с головой, пойдешь на дно — не столько в память о том, что было, сколько с горя по тому, что есть и будет и что так разительно отличается от мягких красок и тихих голосов, хранимых памятью о былых временах.
