Том Уикер - На арене со львами
Между особняком и кладбищем сновали автобусы, они перевозили стариков, особо почетных гостей и страдающих сердечной болезнью, а потому предпочитавших не ходить пешком. В один из автобусов сели Зеб Ванс и Миллвуд Барлоу; их автобус пристроился сразу за «кадиллаком», и оба эти экипажа неторопливо двинулись за катафалком к кромке леса, темневшей за полями. Когда автобус проезжал мимо Моргана, он увидел лица сенаторов, взиравших на него с брюзгливым выражением. Несколько шагов он прошел со Спроком и Берджером.
— Как все это удивительно,— произнес один.
— Жил человек — и нет его.
Второй, казалось, без труда читал мысли первого.
— Знаешь, когда мы впервые выступили свидетелями в этой его комиссии…
— …нам и в голову не приходило, что столько лет мы будем с ним работать, да еще как работать.
— А работать иначе мы и не могли бы.
— Теперь ясно, что — нет. Если бы не он, нам бы не одолеть все то, что мы подняли.
— Суть вот в чем,— сказали они Моргану, или же это один из них сказал.— Работая на сенатора Андерсона, особенно тогда, в самом начале, каждый чувствовал себя соучастником великих событий.
Да, подумал Морган, был у Андерсона такой дар: он умел внушить людям, заставить их почувствовать, что все они делают общее дело на равных. Судя по длинным вереницам людей, шагавших к кладбищу пыльным проселком, по которому медленно тащился катафалк, это и вправду так было. Быть может, мелькнула у него торжественная мысль, только это и было истинной правдой. Но он решил не погружаться в столь глубокие размышления, из которых, неровен час, и не вынырнешь. Он замедлил шаг, разыскивая Данна, а Спрок и Берджер сразу же ушли вперед.
Данн шел вместе с Френчем и Глассом. Мэтт Грант и Дэнни О’Коннор, как выяснилось, поспешили на кладбище пораньше, чтобы проверить, все ли там в порядке. Гласс отвел Моргана в сторону.
— Вы были правы, Рич. Я рад, что остался.
— Почему? У вас перед ним нет никаких обязательств.
— Ваш рассказ меня заинтересовал,— ответил Гласс.— Жаль, что мы не были знакомы. Ну, а потом я увидел, как вышла из дома она, и мне как будто стало яснее, отчего вы о ней так говорите.
— При случае я вас познакомлю.
Морган решил отогнать от себя, по крайней мере на время похорон, догадку, что Гласс старается загладить недавнюю грубость; к тому же сейчас не подобало проявлять злопамятность. Да и вообще, можно ли осуждать, если человек ведет себя по-человечески?
Утирая платком потный лоб, между ними протиснулся и зашагал Чарли Френч.
— Судя по этим толпам, Андерсон был популярен в родном штате.
— А вы не судите по толпам,— сказал Морган.— Многие явились просто на людей поглазеть да себя показать, а еще больше — ради соблюдения этикета. Андерсона тут и вправду почитали чуть ли не мифическим героем: изо всех политических деятелей штата он один едва не стал президентом. А после этого начал понемногу выходить из игры, исчезать из поля зрения все больше и больше. Так что под конец у него не оказалось даже настоящих врагов. С избирателями Мэтт тут проводил серьезную работу. Все, конечно, знали, что Хант здорово пьет, но это нисколько не омрачало миф, напротив, человек почти достиг вершины, потом вдруг бросил все, отказался от всего, да и человек-то какой — сын Старого Зубра. Хант был окружен покровом таинственности. Думаю, это важней, чем популярность.
Данн шел чуть поодаль, понурив голову, словно в глубокой задумчивости. Морган свернул было к нему, но передумал. Данн, как видно, уже настроился на молчаливый лад, значит, не стоит и стараться что-нибудь из него выудить. Они шли вчетвером в говорливой толпе потных, разгоряченных людей. Катафалк впереди, «кадиллак» и следовавший за ними автобус двигались ненамного быстрей пешеходов, отчасти торжественности ради, отчасти, как решил Морган, чтоб не слишком пылить. Процессия пересекла узкий перелесок и ручей, через который накануне перебросили наскоро сколоченные мостки; под мостками бежал чистый поток, вот бы и жизнь наша так же струилась, небось, мечтают все, подумал Морган. Удивительно, каким глухим, угрюмым, темным показался ему этот лесок в ту ночь, когда они мчались сквозь него в стареньком андерсоновском «джипе»; ведь Морган выяснил уже давным-давно, что это просто узенькая полоска деревьев, окаймлявшая с обеих сторон шелестящую струйку воды.
Данн оказался теперь рядом с ним, и на мгновение толпа отделила их от Гласса с Френчем. Данн, но-прежнему не поднимая головы, прикоснулся к локтю Моргана.
— Я с самого начала знал, что вы — приверженец Андерсона,— с легким осуждением произнес Данн, так и не подняв головы.— Но о том вы ни слова не написали.
Моргану не надо было и объяснять, что он имеет в виду.
— Один раз написал, да и то пришлось сделать над собой усилие. Но я не лгал и не передергивал. Просто сообщил, как все другие, что утром вы с ним встретились, но затем поддержали Эйкена. Может, мне следовало написать поподробней все, что я знал о вашей встрече. Но Хант просил меня, как друга, ему помочь, и я помог. Я написал бы и еще, но не пришлось. Меня больше никто не просил.
— Не так-то много настоящих друзей бывает у человека,— сказал Данн.— Этими словами про души вы меня крепко зацепили, верно?
— Как-то вырвалось, я даже не сообразил, что вы меня слышите. Все так ярко ожило в памяти. Я почти не следил за тем, что говорю.
Тем не менее он многое вполне сознательно опустил в своем рассказе, просто ему хотелось, чтоб Данн узнал об этих словах Андерсона. Чего ради его щадить? Они вышли из леса, и Морган увидел, как автобус взбирается по холму к могиле Старого Зубра и к яме, вырытой, дабы принять прах Ханта Андерсона.
— Нет, в самом деле,— сказал Морган.— Я знаю немногим больше того, что написал. Только то, о чем я рассказал вчера, вот и все, пожалуй.— Он искоса взглянул на Данна и произнес равнодушным голосом: — К примеру, я смутно себе представляю, как далеко зашли ваши переговоры с Кэти и о чем вы беседовали с Хантом в ванной.
— Это давняя история.— Данн небрежно пожал плечами.— Кое-какие переговоры с Кэти мы и впрямь вели. По масштабам нашего штата событие было немаловажным, уклониться от переговоров я не мог.— Еще одно столь же небрежное пожатие плечами.— Но это очень давняя история.
— Однако вы виделись с ней чаще, чем было известно официально,— с горечью выдавил из себя Морган.
— До выборов она побывала у меня разок. И во время выборов мы встречались с ней раза два.— Данн повернулся к Моргану, блеснув на миг зелеными стеклами очков.— Если вы к этому клоните, то, пожалуй, я был слегка к ней неравнодушен. Но когда она на меня глядела, она видела только одно — моих делегатов. В общем, я отступился.
Они помолчали.
— Вы сказали еще кое-что интересное,— заметил Морган.— Насчет наказующих. Что вы имели в виду?
В эту минуту Гласс бесцеремонно вторгся между ними.
— Во народищу-то,— сказал он,— По крайней мере отбывает он с шиком.
Морган мысленно выругался, но исправить уже ничего было нельзя. Данн неприметно отдалился и продолжал шагать, понурив голову; просто чудо, что Морган хоть это из него выудил.
Прямо над ними, на противоположной стороне кладбища, за высокими деревьями и железной оградой, окружавшей источенные временем белые плиты, вытянулась вереница людей. Они стояли вдоль всей вершины холма и ниже, на травянистом склоне, а из лесу подходили все новые — мужчины в наброшенных на плечи пиджаках, а тех, кто их не снял, совсем сморила жара; женщины в широкополых шляпах, легких платьях, туфельках, не предназначенных для пешей ходьбы. Карабкаясь вслед за ними по склону, Морган вдруг подумал, что к ним подходит слово «масса». Не толпа: толпа — скорее сборище людей, чем-то сплоченная группа, масса же, как казалось ему,— это нечто многократно повторенное, а перед его глазами на холме, несомненно, повторялись, копируя друг друга без затей, особи, иллюзию неповторимости которых так обманчиво создает жизнь. Великая нивелировщица смерть свела на нет многообразие жизни, как непреложность ночи сводит на нет многозначность дней; на холме, подобном муравейнику, не было человека, который в этот миг не пододвинулся бы ближе к яме, ожидающей и его самого. Масса, вновь подумал Морган, карабкаясь все выше, и не стал, а осознал себя ее частью.
Катафалк и «кадиллак», проехав под сводчатыми воротами кладбища, двинулись к противоположной стороне. Автобус высадил пассажиров и отъехал к двум другим, поджидавшим на склоне холма, даже фырчание его выхлопной трубы прозвучало приглушенно в удушливой жаре, в похоронной тишине. Морган круто повернул влево, чтобы, не входя в ворота, отыскать удобный наблюдательный пункт поближе к изгороди. Данн последовал его примеру, а Гласс и Френч нырнули в поток людей, струившийся вверх по холму.
Морган выбрал местечко возле ограды, откуда в просветах между деревьями и за молчаливыми рядами могильных плит виднелись благословляюще распростертые руки Старого Зубра; он протягивал их к темно-зеленому навесу над земляным холмиком, благопристойно замаскированным покровом травы. Морган знал, что за холмиком вырыта могила и что, как ни тщетна суетность людей в этот прощальный час, они все же позаботились заслонить открытую могилу и даже предать прах покойного земле при помощи какого-то мудреного устройства, а не просто опустив гроб.
