Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016
№ 132
На Великдень сидел дома и читал «Живи и помни» Валентина Распутина. Это – прекрасный роман. Это – отрада моему угнетённому сердцу.
№ 183
Помню, как прослушал цикл лекций о Бетховене – все 9 симфоний и множество концертов. А какие прекрасные у него сонаты! И какой он был человек! Всю жизнь – в горе, в несчастье, в муке – и он – один против целого мира – побеждает!.. Но я – не отступаю! И их – из каждого мига своего, из каждого чувства и мысли своей сделаю свой портрет, то есть портер целого мира: пусть знает этот мир, что душил, гнул меня, что я выжил, донёс до людей всё, что хотел… Что люди могут жить как ангелы: с любовью друг к другу, с чувством, что все они – братья, равные, честные, богоподобные, всесильные, несгибаемые, кристальные. Мир – это маленький танец всех людей, что взялись за руки и чувствуют себя братьями, просветлыми душами, что порхают между небом и землёю – как степные жаворонки, песней прославляя солнце и дождь, и снег, и бурю, и речку и деревья и птичество и бабочек и тигров и Божьих коровок (солнышка!) и волков…
№ 88-2
Болит душа по стихам, забранным на проверку – перед 12.1.77… и до сих пор не вернули… А оставлять их при себе – ронять горячую кровь на колымский снег.
А мы ведь, стихоплёты, также ранены, хотя и не звери: кровь на снегу, пусть и не колымском…
№ 117-2
…все мы, мордовленые, уже бессмертны (Мордовия – это рангом повыше Французской Академии, которая даёт бессмертие!)… Без…испытаний меня не будет, не будет и стихов. Вот достал сборник Ахмадулиной – пусто и голо: дамский столик с парфюмерией – и всё. Поэты давно в петле (Коротичи всякие) – их жалейте, а не меня. Они – несчастнее… Вот выйду на сопку скоро, прислонюсь к кедру, поцелую Иван-чай (синий, печальный цветок сопок – все сопки синие от Иван-чая!) – и защебечет в глазах и сердце…
Примечание:
Александр Закуренко – род. в 1962 г. во Львове. С 1982 по 1987 учился в Литературном институте им. М. Горького. Переводит с украинского, сербского, английского и др. языков. Пишет прозу, научные статьи, эссе, стихи. Публиковался в США, Венгрии, Болгарии, СССР, России, Украине, Черногории, Сербии.
Обратная почта
Пётр Савченко
Тёплые вещи
Живёт и работает в Москве. Стихи пишет с 2000 г. Публиковался в журналах «Арион», «Воздух», «Читайка», «Домовёнок», «Хайкумена», в сетевых изданиях «Картинки в паутинке», «Улитка», «Ёршик». Кроме детских стихов, любит краткие формы. Призёр международных конкурсов хайку.
* * *
В зелёной машине сидит человек.
Он шёл любоваться, как падает снег,
Но вспомнил, что надо купить колбасу,
Вздохнул и зажмурился в зимнем лесу.
Он список продуктов из куртки достал,
Замок с гаража отковыривать стал,
Прикидывать: хватит бензина
До рынка? Метро? Магазина?
А может, уместнее в дальний пойти
И сразу на месяц еды привезти?
А может, заехать к соседу –
Продолжить про деньги беседу?
А может, их сразу с него и стрясти
И просто машину в ремонт отвезти?
(Куда же такое годится –
Не хочет она заводиться…)
В зелёной машине сидит человек.
А снег перестал. Не идёт уже снег.
* * *
Я ехал в Баку. Переехал Оку,
А сбоку кукушка: ку-ку да ку-ку!
На тормоз ли жму, прибавляю газку,
Какое ей дело: ку-ку да ку-ку!
Я много кукушек слыхал на веку,
Но сами судите: ку-ку и ку-ку.
Она оказалась в соседнем леску
И кончила петь на двухсотом ку-ку.
* * *
Во мне
проснулся
аппетит.
Такого роста небольшого…
Без разрешения пришел он.
И носик
пуговкой
блестит.
За две минуты как решить:
поладить
с ним
или повздорить?
Не то
морковкой
раззадорить.
Не то
картошкой
заглушить.
А он стоит – и
ни
гу,
до философии охочий.
Боюсь подумать:
вдруг он –
волчий?
Но и не думать
н
е
M
о
г
У
* * *
Котик гриппом заболел:
утром рыбку не доел,
днём мышонка пропустил
и под вечер загрустил.
Все кладут ему в перинку
арбидолку, аспиринку,
мама – грелку под головку…
Папа строит мышеловку,
размещает под окном.
Котик спит спокойным сном.
* * *
Живет под солнышком Душа.
Сама несметно хороша,
И каждому цветку:
Чирик, мурлык, ку-ку!
У ней весь мир уже друзья,
В ее друзьях уже и я…
Хватило б одного?
Угу,
Ага…
Ого!
Она лесок, она поэт,
Родник тепла на много лет…
И каждому ежу:
Тирлим,
Бом-бом!
Жу-жу!!!
* * *
У Маши и Паши все уши в гуаши.
Картина «Осенние листья».
Сейчас уже мама рукою помашет,
А папа от краски отчистит.
Последняя бабочка рвётся наружу.
Останься, – тут будет теплее!
Малиновым цветом скамейку, а лужу
Намного, намного светлее.
Теряет по крапинке жёлтая роща,
Над озером утки мелькают…
«За вами пришли», – говорит гардеробщик.
И два живописца вздыхают.
* * *
Я или этот зверь!
(Мамы)Он знает в оленях и зайчиках толк,
Пугает лесное зверьё…
Но мама воскликнула: я или волк?
Конечно, я выбрал её.
Воспитанный, скромный (при выборе блюд),
Походное любит житьё…
Но мама упала при слове «верблюд».
Я сдался – и выбрал её.
Он помнит Тибета заснеженный склон,
Где ухо задело копьё…
Ах, – мама сказала, – конечно же, слон!
Но я уже выбрал её.
* * *
Джонсон и Джонсон – слыхали таких?
Если не слышали – слушайте стих.
Были в компании «Джонсон и Джонсон»
Двое сотрудников: Джонсон и Джонсон.
Джонсон был старше, а Джонсон моложе.
Дружка на дружку совсем не похожи:
Джонсон был толстый, а Джонсон – худой.
Их мы не раз разливали водой.
Спросите: быстро ль стекала вода?
С Джонсона нет, ну а с Джонсона – да.
Джонсон был плут, ну а Джонсон был честный.
Джонсон был пришлый, а Джонсон был местный.
Джонсон был молод, а Джонсон был стар,
Мало-помалу конфликт нарастал!
Джонсон – прагматик, а Джонсон – мечтатель,
Джонсон писатель, а Джонсон – читатель.
Джонсон любитель, а Джонсон – хулитель.
Джонсон рубитель, а Джонсон – пилитель.
Джонсон женился на Джонсона дочке.
Джонсон в ответ утопил его в бочке.
Тот обесчестил себя и его.
Больше не слышно о них ничего.
Жили два Джонсона в нашем краю.
Джонсон в аду теперь,
Джонсон – в раю.
* * *
В нашем доме нету кода.
Чуть морозная погода –
Лестницу, как ёжики,
Обживают бомжики.
Палкой в стенку тыркают,
Так потешно фыркают…
У меня есть дом пока,
Принесу им молока.
Здесь темно
(из Шела Силверстайна)
Я вам эти строки пишу изо льва.
Немного кривая строка номер два,
Немного размыта строка номер три, –
Прошу извинить, ведь у льва я внутри.
Я к клетке сегодня приблизился днём:
Был рядом со львом (а теперь уже в нём).
Надеюсь (тьфу-тьфу!) вы поймёте в свой срок
Те чувства, что вынес герой этих строк.
Малыш и старик
(из Шела Силверстайна)
– Умеет выскальзывать ложка из рук?
Старик засмеялся: – Умеет, мой друг.
– Приходится часто штанишки менять…
– Так та же забота, увы, у меня.
– Я часто реву, – признаётся пацан.
Старик отнимает платок от лица…
– Но, дедушка, в худшем признаюсь тебе:
Хоть взрослые рядом, я – сам по себе.
Сквозь сетку морщинок улыбка горит…
– Тебя понимаю, – старик говорит.
* * *
Я кинул кашею в сестру
и булкою в отца,
но не заметил в них к утру
весёлого лица.
А дед подвёл меня к стене
и показал плакат,
где он участвовал в войне
в прорыве двух блокад.
Когда закончились коты,
то ели и мышей…
– Теперь ты понял? Понял ты? –
И вытолкал взашей.
Я финик в парке посадил
и ломтик ветчины,
чтоб только мир происходил
и не было войны.
* * *
Вытаскивает мама
Забытые коньки.
А два слонопотама
Идут по дну реки.
До школы – это прямо:
Вон видите ларьки,
Где два слонопотама
Идут по дну реки?
Атюша, ну-ка, гаммы!
Антоша, дневники!
…Но два слонопотама
Идут по дну реки.
Их речи неупрямы,
А плечи широки.
Идут слонопотамы
И чистят дно реки.
* * *
Блажен, кто смолоду был мышью,
А в зрелой памяти котом,
Гребя – ну если не к затишью,
То к тихой гавани потом,
Глядишь, уже покуролесить
Густой мешает курам лес,
Попросишь маленькую взвесить
И жди, пока ответят йес,
Бесплатной мышке так неловко
Бросать последний том Прево…
Стоит на стуле кошеловка,
И больше нету никого.
Михаил Садовский
