Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1995 № 04
Интуитивно она сняла шлем и вынула шпильки из прически. Прижав волосы к голове, Глория почувствовала, как костюм наползает на них гладкой шапочкой. Ботинки и шлем она оставила там, где сняла. Заберет их на обратном пути, может быть. В одном костюме с рабочим поясом она продолжала подъем.
Солнце почти зашло, когда она опять остановилась. Время между двумя остановками прошло в каком-то счастливом полусне. Она ощущала бесконечную энергию, защищенность от всех природных стихий. Что-то, правда, ее беспокоило. Что это было? Ах, да. Подушечки на ногах. Казалось, что каждая подушечка по своим размерам больше, чем когда-то принесенный ею из магазина весь этот кожаный костюм. Откуда могла появиться лишняя масса? По ее представлениям так не должно было быть. Один ученый из папиных протеже сказал ей однажды что-то в этом роде, когда она была маленькой и спросила, не из воздуха ли растут орхидеи на деревьях в саду. Он говорил что-то о сохранении массы, что материя не может просто так появиться ниоткуда. Тогда откуда же взялись подошвы? Ей вспомнилось легкое напряжение во время дефекации, но это не могло иметь никакого отношения к происходящему.
Внимание ее было отвлечено не то гусеницей, не то червяком, ползущим по камню рядом с ней. Она подняла насекомое. Как странно видеть что-то живое на такой высоте. Может, она сделала какое-нибудь научное открытие? Пусть масштабом поменьше этого страшилища — снежного человека. Она подумала, не взять ли насекомое с собой вниз, но рассудила, что не стоит. Вместо того, чтобы положить его обратно на камень, она рассеянно поднесла его ко рту и раскусила. Горький вкус вывел ее из оцепенения и заставил выплюнуть остатки.
Она упала на четвереньки, ее стошнило. Глория потрясла головой, затем протерла рот снегом. Что толкнуло ее сделать такую гадость? Должно быть, от недостатка кислорода она начинает бредить. Она не ела со вчерашнего дня и, наверное, голодна, хотя и не замечает этого. Пора кончать с этим. Пора спускаться.
Она решительно поднялась на ноги и полезла наверх.
Какой был день? Она потеряла счет. Просто знала, что с ней творится что-то ужасное. Она карабкалась вверх уже несколько дней без сна и пищи. Она должна уже быть недалеко от вершины, но ведь этого не может быть. Никто еще не взбирался на К-2 в одиночку, без кислородного снаряжения. Глория знала, что ей суждено умереть тут голодной смертью. Чувствуя себя сильнее, чем когда-либо, понимала: это, конечно, иллюзия. Руки и ноги являли признаки истощения. Бедра становились тоньше колен. Но что-то по-прежнему толкало ее вперед.
Прямо под горным гребнем она обнаружила ледяной утес. Он располагался в узком ущелье, словно ледник в миниатюре. Увидев его, она перестала карабкаться и начала колоть лед ледорубом. Теперь ее движения были чисто механическими, даже цвета, даже запахи воспринимались по-другому. С каким непривычным умением она обкалывала глыбу, прокладывая путь вглубь. И пока она рубила лед, та часть сознания, которая еще принадлежала ей, отчаянно напряглась в последний раз. Это мог быть только костюм. Что же говорил продавец в «Эккертс»? «В течение года каждый солдат на нашей планете сможет надеть такой… Все крупные политические деятели захотят их иметь».
Внутри ледяной пещеры, которую она вырубила, она устроила выступ, а потом заложила вход, оставив лишь маленькое отверстие. После этого она принялась шлифовать стены, пока не отполировала их до зеркального блеска. В последних перед наступлением тьмы лучах солнца она увидела свое отражение в ледяной стене. Серую кожу, теперь ставшую почти черной, ужасающе истончившиеся руки и ноги. Самое страшное — она увидела плоский треугольник, расползающийся по лицу, треугольник, состоящий из тонких изогнутых мембран.
Она подошла к выступу и села, подтянув к подбородку большие узловатые коленки и обхватив ноги руками. Она закрыла глаза и пронзительно закричала. Она кричала долго, до тех пор, пока кожей не зарос рот.
Лорел Винтер
Посол[5]
Лорел Винтер — писательница из Миннесоты, одна из немногих представительниц своего поколения, закончила сельскую школу, где все восемь классов вел один и тот же учитель. Она скучает по горам, однако ни за что на свете не станет жить более чем в десяти минутах от библиотеки. Ее муж постоянно приносит в дом что-нибудь интересное, и она никогда не знает, что будет сказано или сделано через минуту. То же и с детьми — восьмилетними двойняшками. Дом легче привести в нормальный вид, а детей — труднее, но гораздо интереснее.
Лорел написала «Посла», оказавшись на семинаре писателей в Висконсине. Тогда она и начала разрабатывать инопланетную тему. Эта идея сочеталась у нее с другой, которую она вынашивала на протяжении нескольких лет, — относительно общества с жесткими правилами касательно приема пищи. Первый рассказ Лорел в журнале F&SF («Бесконечный сироп», июнь, 1992) также был про еду.
Хозяйка сидела напротив Ким за устланным разноцветными полотенцами столом и чертила фигуры на поверхности жидкого сладкого масла. Кубок был тяжелый, с вывернутыми краями и тоненькими четырехпалыми ножками, которые лучами расходились, образуя подставку. Ким надеялась, что он был сделан из глины, а не из чего-то, бывшего когда-то живым.
Говорят, глядя на фигуры, которые Обаяшки вот так чертят, можно узнать о многом. Если вы разбираетесь в этих фигурах — вот в чем дело. А Ким не разбиралась. Поначалу формы, которые выводила хозяйка, были отчетливыми, почти геометрическими. Потом она постучала по краешку кубка толстым ногтем, и линии задрожали, размылись и стали перетекать одна в другую. Ну точно кляксы Роршаха на дисплее компьютера-психиатра, который программировала кошка. Для вас они ничего не значат, однако вы чувствуете, что могли бы понять…
Комбинезон Ким был унылого серого цвета — по контрасту со складками устилающих стол тканей и яркими одеяниями хозяйки. Ким решилась поднять взгляд, чтобы убедиться, что комбинезон по-прежнему настроен по принципу хамелеона. Одно дело знать, что ты находишься вне зоны действия слабого электрического тока, обеспечивающего программируемые изменения цвета стен корабля и обстановки, а другое — ощущать себя настолько заметной здесь, на чужой планете.
Ей хотелось устроиться поудобнее на устланной подушками скамье, однако она знала, что это будет нарушением этикета. Ближайшим аналогом, который могли откопать корабельные архивы, была чайная церемония древних японцев. Однако Обаяшки — самая похожая на людей раса, когда-либо встреченная в космосе, — выводили такие фигуры при каждой трапезе, которая была строго ритуализована, и в других отношениях их общество не слишком напоминало старояпонское.
Ким инструктировали. «Не двигайся без необходимости. Не заговаривай раньше хозяина. Бери еду — все равно, какую, — когда ее предлагают; подсаженные в кишечник бактерии справятся с местными ферментами. Ешь только левой рукой. Не смотри долго в упор на Обаяшек».
Вместо этого она оглядела комнату. Тонкие полосы ткани разной длины свисали с потолка, трепеща под порывами ветра из маленьких скрытых окон. Эти порывы воздуха также доносили до нее волны перемешанных запахов от чаш с пищей, сладкого масла и хозяйки. Пол представлял собой каменные плитки, тщательно подогнанные по размеру и укрытые многочисленными ковриками. Только стены были неприкрашены — грубое, бледное дерево с зернистой структурой, в которой тонул свет низкой лампы и застревали тени.
Ксенологи сказали Ким, что то, что комната для приемов находилась примерно в километре от города, имело особое значение. Можно было сделать вывод, что в городе не приветствуют посторонних — во всяком случае, без формального приглашения. Каждый большой и маленький асимметричный город содержал аналогичное здание, — сказали ей, подчеркивая важность этой церемонии даже в рамках культуры самих местных жителей. Насколько же больше ее значение для делегации со звезд!
Хозяйка прервала мысли Ким, потянувшись к одному из больших кубков, угнездившихся меж перевитых тканей самых разных расцветок и текстур. Неглазированный керамический кубок с рифлеными краями был заполнен какими-то красноватыми корнями. Ким взяла один и обмакнула в чашку с жидким серым соусом — в точности как ее хозяйка. Затем, стараясь, чтобы пальцы не прикасались к губам, она откусила от корня. «Не тяни пищу в рот, не убрав рук; откусив, полощи кончики пальцев в чашке со сладким маслом — оно служит для очищения рук. Если у тебя есть художественное воображение, импровизируй, чертя фигуры, если же нет — старайся не нарушить фигур, которые там уже имеются». Все эти правила были выработаны методом проб и ошибок — это означало, что церемония прерывалась как только человек нарушал неведомые ему табу. Они прогнали через эти испытания значительную часть полевого состава — лишь для того, чтобы определить, чего не следует делать.