Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1984 год
Мы идем с Погребняком в глубь тайги. Меж красноватых в заходящем солнце стволов лиственниц, опушенных желтыми, уже готовыми опасть тонкими иглами,— темно-зеленая поросль брусники. Ягода поблескивает среди листков бордовым насыщенным цветом. Чуть в стороне от тропки — бурый конус муравейника.
— За разорение — штраф тридцать рублей! — говорит Женя, наклоняясь над муравейником.— Они не только санитары леса — с насекомыми-вредителями борются. Они и пожарные! Бросит, скажем, кто-то около муравейника окурок — они его живо погасят. Набегут стайкой и забрызгают кислотой.
А если нет поблизости муравьев? Сколько бед понаделали в тайге не потушенные до конца костры да брошенные окурки... Настоящий таежник знает, что летом в тайге с огнем не шутят. Ягель как трут. А рядом прошлогодние сухие иглы, и вот уже побежал огонек. А валежник — первая растопка. И пошел низовой пожар, набирая силу. Набрал — и взметнулся всепожирающим валом, в котором двадцатиметровые стволы сосен вспыхивают как спички. Потушить его уже невозможно. Можно только остановить: отжечь полосой лес на его пути.
— Теоретически,— рассказывал Евгений,— тот же медведь может поджечь лес: спихнет камень с гольца, тот поскачет вниз, набирая скорость, стукнется о другой — вот и искра. А искра на мох упала. Осколок стекла, сфокусировав солнечные лучи, может сработать как линза. Опять-таки теоретически. Практически у таежных пожаров две главные причины: приблизительно в десяти случаях из ста виноваты грозы. Ударит молния, а гром уже дымом пахнет. В остальных — вина человека. Неопытного в тайге, неосторожного с огнем.
После того как, перевалив через перевал Даван, в угодья лесхоза на берега Байкала пришел БАМ, кривая загораний резко поползла вверх. И неудивительно — население увеличилось в десять раз. В местах, куда раньше и охотник-промысловик не всякую зиму забредет, уже жили, работали, отдыхали сотни людей: не только прокладывали и обустраивали трассу, но и собирали ягоды, шишки, устраивали пикники.
О пожарах конца 70-х годов теперь напоминают лишь поросшие молодым кустарником гари. Если загорания и случаются, их удается быстро гасить, и они не успевают превратиться в пожары.
В лесхозе, проанализировав статистику, составили карту наиболее пожароопасных районов по месяцам. Вот, скажем, район подъемов Пыхтун и Тягун на старой трассе Северо-Байкальск — Нижнеангарск требует особого внимания в конце лета — начале осени. Вызревает ягода — и на обочине дороги длинной чередой выстраиваются «Жигули» бамовцев. А Слюдянка, Фролиха, Хакуса крайне уязвимы весь пожароопасный период. Там — рыбалка, там — горячие источники. И путь туда прямой по Байкалу. И не дальний.
Человек, вызвавший пожар в лесу, может заплатить государству за причиненный ущерб несколько тысяч рублей.
— Но какой от этого толк? — говорит Погребняк.— Лес-то ни за какие деньги не заставишь расти быстрее на пожарище. Выгорает гумус — плодородный слой почвы. Как его восстанавливать?
С мая по сентябрь райисполком объявляет леса запретной зоной. Только по его разрешению и по путевке лесхоза... Только после того, как с туристами проведен инструктаж... Только после того, как лесник оповещен, что в его обходе будут люди... Только тогда можно отправляться в тайгу в пожароопасный период.
Однако не все слушают радио, не все внимательно читают газеты, не для всех, к сожалению, щиты с надписями: 4 Внимание! Пожароопасный период! Въезд в лес закрыт!» — указ.
— Строительство БАМа еще не закончено,— делился своими заботами Женя.— На стройку постоянно приезжают новые люди. Знают, природа здесь местами почти не тронутая. У многих еще в голове не укладывается: как же так — тайга вокруг, сел в моторку — через полчаса ты уже в красивейшем месте. Ан нет! Нельзя, видите ли. А почему? Садятся — и едут. Или вот — рыбаки. Отправятся порыбачить, а привал — на берегу, у костра...
— Вот вы увидели в тайге костер.
Ваши действия? — спрашиваю я Женю.
— Прослежу, чтобы потушили первым делом костер, затем доставлю нарушителей на кордон. И оштрафую, конечно. Потом отправлю обратно в город. Получат разрешение — милости прошу.
Представляю, как Погребняк, другой раз и ночью, подходит к одиноко горящему в лесу костру, подле которого сидят иногда не совсем трезвые люди. Порой и вооруженные браконьеры.
Разные разговоры случались у таких костров. Бывало, сразу извинялись после короткой лекции-наставления. Бывало, и угрожали: иди, мол, отсюда! Чего привязался... Видишь — люди культурно отдыхают, никого не трогают!
— Я отдыхающих по-человечески понимаю,— продолжает Евгений.— Сам природу люблю. Но нельзя же ради этой любви самой же природой и рисковать?!
Мы идем по пружинистому седому ковру ягеля.
— Вон как растет — пышно! — замечает Женя.— Значит, воздух чистый, не то что в городах. Если атмосфера загазованная, ягель расти не будет — рассыплется.
Мне показалось — не только для меня он говорил. Это был и аргумент в постоянном внутреннем споре, который ведет с самим собой этот горожанин по рождению, строитель по образованию и восьмилетнему опыту работы, лесник по призванию.
Многие горожане мечтают о срубе в лесной глухомани. А попробуйте — бросьте город, поживите, как Евгений, в таком срубе круглый год, не в мечтах — наяву. Трудно.
Печка на кордоне без поддувала. У нее есть и под и свод. Не каприз это, а чтобы хлеб печь. Ведь Байкал замерзает только в январе, бушует озеро осенью, да так, что сорокаградусные холода его не берут, и Погребняк на своем кордоне отрезан от цивилизации — в магазин за хлебом не съездишь. Вот и пришлось овладевать искусством пекаря. И ему, и его жене.
...Первозданны леса по берегам уникального озера. В кронах охотится за белкой драгоценный соболь, переступая трухлявые валежины, бродит медведь. Чистые реки во мшистых берегах несут свои воды. За что нас будут благодарить потомки? За то, что, проложив новый железный путь, открыли дорогу к новым богатствам? Или за то, что сберегли Байкал рядом с огромной стройкой? И за то, и за другое, думается. В Северо-Байкальском лесхозе немало найдется людей, кто заслуживает благодарности. Среди них и Евгений Погребняк, молодой лесник из Хакусы.
Виктор Руденко, корр. АПН — специально для «Вокруг света»
Фото Владимира Вяткина
Урочище Хакуса, Бурятская АССР
В двух шагах от Дуная
Играл духовой оркестр. Он чем-то отдаленно напоминал давние послевоенные вечера, городские парки, танцплощадки, звеневшие от орденов и медалей победителей... Наш полупустой автобус петлял в сгущающихся сумерках где-то на окраине города. Казалось, он никак не мог выйти к той единственной дороге, которая должна была привести нас в село Лесковец. И когда наконец автобус вырвался из каменных улиц на просторы зеленых холмов, оркестр остался там на берегу. Но он так же звучал далеко и чисто, как воспоминание... За очередным поворотом музыка вдруг исчезала. И тогда в автобусе наступало ожидание. Люди молча улыбались друг другу. Музыка снова наплывала. Глухо вспыхнув, опадала брызгами меди. Но постепенно она стихала, растворялась, пока наконец не осталась в ушах одной звенящей нотой.
— Кажется, мы подъезжаем,— сказала Генриетта и, не отрываясь от темноты за окном, добавила: — Где-то тут в стороне должно быть село нашего знакомого.
Я благодарно кивнул ей, давая понять, что сам все это время думаю о человеке, с которым мы недавно расстались в Оряхове.
В этот день рано утром в Софии мы сели в скорый поезд, следующий в Варну, и через два-три часа сошли на станции Нервен Бряг, у первого же встречного Генриетта справилась, на какую платформу приходит поезд, идущий до Оряхова. Человек, объясняя, вскинул руку, указывая куда-то далеко за станцию. Я уловил на лице Генриетты некоторую растерянность.
— Пошли,— сказала она мрачно,— кажется, мы влипли.
Ни о чем не спрашивая, я последовал за ней, и вскоре, оставив за собой все платформы станции, мы вышли к узкой колее, заросшей травой. И вовремя. Толпа людей, собравшаяся там, вдруг оживилась. И тут мы увидели свой поезд: тепловозик, вынырнув из-за поворота, несся на стоянку, ведя три маленьких вагончика, за которыми чернели два угольных тендера. Поезд шумно остановился, и мы, влекомые потоком пассажиров, оказались в одном из вагончиков. Но странно... без труда заняли места у окна.
Как только крохотный состав тронулся, с двух сторон вагона возникли контролеры — здоровенные парни в картузах и сиреневых форменках. И в это время снаружи заревел ослик и погнался за поездом. Контролеры невозмутимо, с самым серьезным видом дырявя билеты, пошли навстречу друг другу. Ослик вскоре отстал. Парни в форменках встретились в середине вагончика. Один ушел, а другой снял фуражку, достал носовой платок и, вытерев лоб, остался около пассажиров, начавших играть в нарды.
