Журнал Российский колокол - Российский колокол, 2016 № 1-2
Так повелось в многострадальной и долгой русской истории, что мальчики становились защитниками родины, а девочки держали дом на своих тоненьких плечах, растили ребятню и сохраняли землю-кормилицу в достоинстве и красоте. Этим мальчикам и девочкам, которых стоит воспринимать как неугасимую надежду на торжество русской Правды, посвящены проникновенные строки поэтессы.
О, эти чудо-одуванчики,
льняными бывшие и рыжими —
совсем как новобранцы-мальчики,
палёным ветром бриты-стрижены.
Они по отчим неудобиям
встают рядами поределыми.
Иль жмутся к воинским надгробиям
с их матерями поседелыми.
Ужели им (уже не верится!)
под всхлипы вешнего соловушки
весной венки сплетали девицы
и водружали на головушки?..
Ужель совали им в карманчики
гостинцы ласковые матушки?..
Вчера лишь – маменькины мальчики…
Сегодня – русские солдатушки.
Они взойдут на поле ратное
и сложат буйные головушки…
И отцветут цветочки ранние —
недолгие, как вдовьи солнышки.
Здесь присутствует некое общерусское материнство, пожалуй, не знакомое иноязычной литературе, которая ушла в частности – пусть порою очень важные, но расчленяющие народ на изолированные друг от друга судьбы. Тогда как в России чувство общей земли и доли всегда вело к единению людей, к возникновению непостижимого родства, истоки которого – в христианской любви и подвиге. Православное «братья и сёстры» светится в этих юных лицах.
Поднимутся ранёшенько с постели —
за всем в хозяйстве надобен догляд.
Они прядут тонёшенько кудели.
Они белым-белёшенько белят.
Забудешь всё, когда сметаны кринку
подаст тебе такая егоза,
с дерзинкой, ждинкой, льдинкой и грустинкой
пытливо посмотрев в твои глаза.
Это – глубинная Русь, как географически, так и духовно. Подо всем наносным, что легло чёрной печатью на облик русского человека, его «белое тело» не повреждено, так же как и сокровенная земля, однажды порученная ему Богом. Отблеск такого понимания отечественного бытия, чуткого и терпеливого, наполняет строки Дианы Кан о старой деревеньке.
Ой да ты ж моя древнёшенька
деревнёшка-деревнёшенька!
Что избушка – то хороминка.
Красно солнышко кокошником.
…Зоревая и вечерняя,
ты в наследство мне досталася.
Но любовь моя дочерняя
не с погляда зачиналася!
Заскрипишь крылечком стареньким
да затеплишь утром тусклое,
поведёшь узорной ставенькой —
вмиг оттает сердце русское.
В стихотворениях поэтессы чрезвычайно много просторечных и диалектных слов, как услышанных где-то, так и новорождённых, впервые введенных в языковой обиход – литературный и разговорный. Русский язык в поэзии Кан резвится и радостно плещется, словно малое дитя в купели. Уже одно это даёт ей ключ к отображению всего спектра глубокой и противоречивой русской жизни.
9. КнигаДиана Кан – явление поэтически универсальное. В её стихах постепенно возникает художественная полнота русского бытия на пороге Апокалипсиса.
Страшный и давно желанный сон
мне сегодня на рассвете снился —
молния прошила небосклон.
Грянул гром. Мужик перекрестился.
Вроде и не Божий он пророк…
Отчего ж так истово и честно
север, юг, и запад, и восток
он соединял знаменьем крестным?
Небосводу бил земной поклон
и читал псаломы из Псалтири…
Молния прошила небосклон
и зашила аспидные дырья.
Словно отвечая на возможные упрёки литературных противников, которым не по душе резкие суждения поэтессы о болтунах-патриотах, о предательстве и слабости современного человека, она замечает: «Пускай я лгу… Но этот стих правдивей моего дыханья».
И хотя перед нами – строка из лирического стихотворения, далёкого от земных и небесных сражений, слова подлинного поэта несравненно шире мимолётного, жёсткого разговора, конкретных, важных событий и точной даты на календаре.
Ибо они – из той книги, что подобно реке «напояет вселенную»…
Современная проза
Юрий Бурносов
Родился 24 апреля 1970 года в г. Севск (Брянская область). Учился в Смоленском базовом медицинском училище. В 1995 году окончил факультет русского языка и литературы Брянского педагогического университета.
Работал в журналистике, с 1993 года был соредактором первой городской молодёжной газеты «Брянск и Бежица», позднее – заместителем редактора еженедельника «Брянская неделя», пресс-секретарем губернатора Брянской области, начальником отдела обладминистрации, корреспондентом газеты «Комсомольская правда».
С 2007 года перебрался в Москву и, параллельно с литературной деятельностью, занялся написанием сценариев для теле– и кинопроектов совместно с женой Татьяной Глущенко.
Автор двадцати пяти романов (в том числе под псевдонимом «Виктор Бурцев» совместно с Виктором Косенковым). Один из первых и ведущих авторов проекта «Этногенез». Лауреат десяти литературных премий, включая «Книга года – 2007».
Номинант премии «Национальный бестселлер».
Все золотистое
Розетка, кипяток, котенок Борька,
балкон и лифт бросали в дрожь меня.
– Привет. А меня зовут Суок, – сказала девчонка.
– Кукла наследника Тутти? – машинально спросил я.
Девчонка пожала плечами:
– Не знаю никакого наследника.
– Ладно, проехали, – сказал я. В конце концов, это сон, и совершенно не важно, почему абсолютно незнакомую мне девчонку зовут Суок.
– Куда проехали? Не понимаю… А ты кто? – спросила она.
Обычно во сне нужно делать все, что тебе скажут или о чем попросят. Тогда сон бывает интересный. Правда, если делать все наоборот, тоже бывает ничего. Сон, одним словом. Поэтому я заупрямился:
– А тебе зачем?
– Низачем. Так нужно. Ты же знаешь, как меня зовут…
И то верно. Я огляделся и обнаружил, что стою босиком на ощутимо прохладном полу, вымощенном золотистыми и белыми плитками «в шашечку». Вокруг поднимались золотистые же стены, которые сходились высоко над головой в стрельчатую арку.
Коридор уходил впереди куда-то влево и появлялся у меня за спиной откуда-то справа. Девчонка сидела на высокой тумбе – примерно метр двадцать – и болтала ногами. Тумба была тоже золотистая.
– По-моему, это мне снится, – признался я. Впрочем, я уже не был так уверен в этом: слишком реальным, детально проработанным казалось все вокруг…
– Не может такого быть. Получается, я тоже тебе снюсь? Но я-то знаю, что я – не сон. Я – Суок.
Девчонка, кстати сказать, совсем не походила на киношную куклу наследника. Лет четырнадцать, ну, пятнадцать на вид, черные волосы выбиваются из-под черного беретика. Кажется, такая прическа называется «паж». У французской певицы Мирей Матье, которая про «Чао, бамбино, сорри» поет, такая прическа. Одета девчонка занятно: опять же пажеский костюмчик, штанишки, чулки, башмаки с пряжками, и все золотистое.
– Слушай, я ничего не понимаю, – честно сказал я. – Меня зовут Валера. И я думаю, что я во сне. Потому что я не знаю, где я, и никогда здесь не был. И тебя не знаю.
– Валера… – произнесла Суок, словно пробуя слово на вкус. – Валера… Не слышала такого имени. Нет, Валера, ты не во сне. Точнее, не совсем во сне, потому что все-таки немножко во сне. Чутьчуточку. А что это за странный наряд?
Я посмотрел на себя и хмыкнул: хорошо, что в шортах уснул.
Мог бы и в трусах, вот был бы номер. Сон сном, а девчонка вроде ничего, симпатичная, а я в трусах перед ней скачу… Хотя во сне иногда такое приснится – будто ты голый, а вокруг все одетые.
Бр-р…
Босиком вот только холодно. Хотя во сне холодно не должно быть. Это я, наверно, ноги из-под пледа высунул, вот и снится, что холодно…
– Это шорты.
– Ты, наверное, замерз? – участливо спросила она. – Пойдем туда, где тепло.
– А где тепло?
– Иди за мной, Валера. Только не догоняй меня, просто иди следом. Я скажу, когда мы придем.
Она спрыгнула с тумбы, щелкнув каблучками своих башмаков по плиткам, запахнула короткий золотистый плащик – я его сначала не заметил – и зашагала вперед по коридору. Я послушно пошел за ней, прикидывая, чего еще ожидать от сна.
Коридор был красив, но однообразен: стены и стены. Когда мы прошли метров сто, слева в стене показалось узкое окно, забранное мелкой решеткой, в ячейках которой сверкали разноцветные стекла. Свет сквозь окно не пробивался, из чего я заключил, что либо снаружи темно, либо стекло непрозрачное, либо вообще ничего нет. Для сна это нормально. Кстати, никаких светильников не наблюдалось и в коридоре; казалось, сами золотистые стены излучают мягкий холодный свет.
– Не отставай, Валера! – бросила через плечо Суок. – Здесь нельзя отставать.
