Натали Роджерс - Творческая связь. Исцеляющая сила экспрессивных искусств
Когда Карл Роджерс вернулся из поездки, он сказал, что даже не думал, что в СССР читали его книги, поскольку ни одна из них не была переведена на русский язык. Он был скептически настроен насчет того, что они знали что-то о его работе.
Визиты ряда гуманистических психологов в Советский Союз в конце 1980‑х повысили статус и популярность этого направления психологической науки. И конечно, такого рода программы были весьма востребованы, поскольку в стране не было ни телефонов доверия, ни методов кризисной интервенции, а уровень клинической подготовки оставлял желать лучшего. Во времена правления коммунистов у людей не было эмоциональных проблем, во всяком случае так предписывала власть.
После кончины моего отца в 1987 году доктор Алексей Матюшкин[20] предложил мне продолжить работу, начатую Карлом Роджерсом в СССР. Я объяснила, что мне хотелось бы обучать своему методу, который несколько отличается от метода моего отца, и дала ему литературу, чтобы познакомить с человекоцентрированной терапией посредством экспрессивных искусств. После ознакомления с ней он прислал мне восторженное приглашение.
Обе мои поездки в СССР (в 1989 и в 1991 годах) сделали меня мудрее. Мои попытки что-то понять в области политики, экономики, а более всего в обстоятельствах жизни тех, кто на протяжении семидесяти лет жил под властью репрессивной и жестокой системы, настолько глубоко затронули меня, что изменили мой собственный взгляд на жизнь. Когда меня спрашивают, чему я там научилась, я отвечаю: «Смелости и терпению». Каждый раз, когда иду в расположенный по соседству с моим домом огромный супермаркет, переполненный всевозможными продуктами, я вспоминаю мои походы в московские универмаги, где люди стояли в очередях, чтобы раздобыть несколько фунтов колбасы или кусок масла.
Примечательно (поскольку это обнаруживает процесс изменений в стране), что первое приглашение мне в 1989 году поступило от могущественного государственного учреждения – Академии педагогических наук. Мой второй приезд был спонсирован двумя новыми частными некоммерческими институтами, созданными для обучения психотерапевтов, – Московским институтом психологии и психотерапии и центром «Гармония». В течение года, пока я писала эту книгу, произошли невероятные изменения: СССР стал СНГ, наши советские коллеги начали называться российскими, Ленинграду вернули прежнее название – Санкт-Петербург, а наши эстонские коллеги восстановили свою национальную независимость.
Обе мои поездки включали в себя интенсивный тренинг по человекоцентрированной экспрессивной терапии для практических психологов, педагогов, социальных работников, врачей, сотрудников служб телефона доверия и ученых-исследователей. В 1989 году я пригласила своих коллег, Клэр Фитцджеральд и Фрэна Мейси, поработать со мной в одной команде. В 1991 году мы с Фрэном продолжили эту работу, предложив опыт экспрессивных искусств как для индивидов, так и для групп, чтобы углубить самосознание, усовершенствовать навыки невербальной коммуникации и открыть более высокие состояния сознания. Этот опыт был связан с клиническим тренингом по человекоцентрированному консультированию.
Вовлекаясь в процесс творческой связи, россияне увлеченно открывали свою творческую, интуитивную природу, погружаясь в болезненные эмоции и травматический опыт, создавая рисунки, делая коллажи или выражая себя в танце. Исследуя свой внутренний мир как с помощью метафор, движений и образов, так и с помощью слов, они преобразовывали большую часть этой боли в жизненные уроки, радость, смех и новые видения своего будущего. Ниже представлены некоторые живые примеры того, как люди использовали эту возможность, чтобы измениться и помочь себе, что позволило им совершить серьезные и позитивные поступки в собственной жизни.
Эстония: «Все, что нам говорили, – ложь!»
В эстонском городе Тарту (тогда часть СССР) участники группы создали коллажи, изображавшие их чувства от того, что представляет собой их жизнь в настоящем. Я попросила «Петера» рассказать мне о своем коллаже – комбинации фотографий, вырезанных из журналов и газет, и его оригинальной художественной работы. Он ответил:
Это ночная сова, с надеждой смотрящая в будущее. Это часть меня, которая надеется. Однако сова также символ дьявола в каждом из нас. В верхнем левом углу портрет Ленина; я поместил на нем черный глаз, потому что это чернота, которую мы видим сейчас. Мы очень устали от него и от всего, чем он был. Он не во всем плох, но сейчас, получая информацию из других стран, мы осознаем, что все, что нам говорили, – ложь! Вот сюда я приклеил человечка из комикса, пытающегося поймать бабочку, но, как видите, эта большая нога ставит ему подножку.
Длинный вздох вырвался у него из груди, когда он продолжил объяснять символику своего коллажа.
Здесь пустая голова мужчины, в которую что-то льется из бутылки. Это означает путь, который избрали люди потому, что лживая информация была залита в нас. Какой ужасный шок – узнать, что столь многое из того, что в нас так долго вдалбливали, оказалось неправдой!
Я спросила Петера, не хочет ли он перефразировать свои высказывания от первого лица. Этот метод позволяет присвоить творчество и вызванные им чувства. Он сказал: «Я словно сова, с надеждой глядящая в будущее. Как и многие другие, я был наполнен дезинформацией. К тому же, даже если я только попробую поймать бабочку, кто-нибудь наверняка попытается остановить меня».
Затем я привлекла его внимание к трем оранжевым ладоням, вырезанным из цветной бумаги и приклеенным к краю коллажа. «Что это означает для тебя?» – спросила я. Он ответил: «Я хочу выйти за рамку моего мира посредством трансценденции. За пределами моих собственных границ я смогу обрести перспективу».
Я была поражена тем, как быстро Петер достиг инсайта в этой ситуации личной и политической травмы. Использование воображения – быстрый путь к снятию запретов. Бессознательное делает явными скрытые истины, позволяя образам говорить со своим создателем.
Петеру было нелегко лицом к лицу столкнуться с шокирующей реальностью, вскормленной дезинформацией на протяжении всех 34 лет его жизни. Исследуя свой коллаж, он открыл в себе ощущение того, что его предали. После того как он осознал новую правду, его следующим шагом было бы столкновение с чувствами, которые он испытывал.
Москва: «Окно надежды»
Еще один волнующий эпизод произошел во время демонстрационной консультации в Москве. Сначала группа разделилась на пары, чтобы провести десять минут, интервьюируя друг друга о «чем-то захватывающем и беспокоящем в вашей жизни». После интервью каждый участник воркшопа взял необходимые материалы, чтобы на одном листе нарисовать два рисунка, изображающие его чувства, вызванные этими жизненными ситуациями. Когда эта работа была окончена, я спросила «Сашу» (Алекса) Орлова, 36-летнего психолога, не хотел ли бы он поговорить со мной о его картинах в рамках демонстрационной консультации для группы. Он с признательностью принял мое предложение. Все участники сели в круг, внутри которого стояли два стула, и я пояснила, что концентрированная энергия группы, ее молчаливое и сосредоточенное внимание углубляют опыт и консультанта, и консультируемого.
Саша взял лист с двумя своими рисунками, изображающими «элементы моей жизни, которые захватывают, и те, которые беспокоят» (см. рис. в конце книги). Вначале он описал светлую сторону – концентрические круги в полыхающем желтом цвете – как часть себя, которая лучезарна, устремлена вперед, солнечна. Затем пристально вгляделся в другую картину: зазубренные скалы, черные птицы на горизонте, океан, и на дне океана большая рыба с открытым ртом и угрожающими зубами. Он описал океан как бурный, а рыбу как всепожирающую; опасность все время подстерегает его и может настигнуть в любой момент. Он рассказал о вынесенной из детства боли, о своих вездесущих страхах, о возможной опасности, представленной этой рыбой. Его интонация выражала искренность и задумчивость. В воздухе повисла атмосфера подавленности.
Я отвечала с теплом и принятием, задавая вопросы лишь тогда, когда нуждалась в вербальном прояснении его образов. Затем он посмотрел мне прямо в глаза и почти две минуты спокойно и внимательно вглядывался в них. Я была несколько озадачена такой долгой тишиной и этим взглядом, но осознавала, что тишина может быть одним из наиболее продуктивных моментов для клиента. Постепенно я начала испытывать некоторый дискомфорт и любопытство, поэтому сказала: «Думаю, мне было бы легче принимать этот длительный зрительный контакт, если бы я хоть немного знала, что происходит с тобой сейчас».
Медленно Саша ответил: «Смотреть в ваши глаза – это как смотреть в окно надежды, окно в другой мир».