Жак Лакан - Образования бессознательного (1957-58)
Здесь все по-прежнему не до конца ясно и символически не проработано. Попробуем двинуться еще немного вперед, не ставя при этом удовлетворение собственного интеллектуального любопытства своей единственной целью. И только тогда, когда мы шаг за шагом выстроим тот, если можно так выразиться, процесс порождения, в итоге которого место отцовского означающего в символе задает собой место фаллоса в плане воображаемом; когда удастся нам четко выделить, так сказать, логические такты или фазы приобретения фаллосом статуса объекта в воображаемом плане привилегированного и преобладающего; когда выяснится, что различение этих тактов помогает нам правильно сориентироваться как в подходе к находящемуся на нашем попечении конкретному больному, так и в определении направления клинической заботы и хода лечения в целом — только тогда сочтем мы усилия наши оправданными.
Учитывая трудности, с которыми мы встречаемся в клинической работе, в постановке вопросов, в изучении больного и в терапевтическом маневрировании, оправданы эти усилия непременно будут.
Давайте теперь присмотримся к этому желанию Другого — желанию, представляющему собой желание матери и предполагающему за собой нечто себе потустороннее. Уже для того, чтобы это потустороннее оказалось достигнуто, необходимо опосредование. Оно-то и задано той позицией, которую занимает в символическом порядке отец.
Чтобы не делать безапелляционных заявлений, давайте взглянем, как стоит вопрос в плане конкретном. Мы обнаружим, что имеется множество различных состояний, случаев, этапов, когда ребенок отождествляет себя с фаллосом. Это и было предметом нашего исследования на том пути, который мы вместе проделали в прошлом году. Мы обнаружили тогда, что наиболее показательным извращением является фетишизм. Именно в случае фетишизма вступает ребенок в определенные отношения с предметом по ту сторону желания матери — предметом, в чьем, так сказать, преимуществе и высшем достоинстве он убедился и с которым путем воображаемого отождествления с матерью себя связывает. Мы отметили также, что в других формах извращения, а именно в трансвестизме, ребенок решает трудности воображаемых отношений с матерью путем занятия противоположной позиции. Считается, что он отождествляет себя с фаллической матерью. Я думаю, правильнее будет сказать, что он отождествляет себя с самим фаллосом как таковым — с фаллосом, спрятанным под одеждой у матери.
Говоря обо всем этом, я напоминаю вам, что отношение ребенка к фаллосу определяется тем обстоятельством, что фаллос является объектом желания матери. О том, что элемент этот играет в отношениях между ребенком и родителями роль активную и существенную, свидетельствует, в свою очередь, и аналитический опыт. В теоретическом плане мы напомнили об этом на прошлой лекции, говоря о том, как происходит угасание эдипова комплекса в ситуации, когда комплекс этот приобретает так называемую обращенную форму. Уже Фрейд обращает наше внимание на случаи, когда ребенок, в какой-то мере отождествив себя с матерью и заняв тем самым позицию одновременно многозначительную и многообещающую, страшится в то же время последствий этой позиции, опасаясь, если он мальчик, лишиться в итоге признака своего мужества.
Это лишь частное наблюдение, но значение его куда шире. Аналитический опыт доказывает нам, что отец, лишая мать объекта ее желания, то есть объекта фаллического, играет тем самым если не в извращениях, то, во всяком случае, в любом неврозе, равно как и в течении, пусть даже самом естественном и благополучном, эди
веду вас постепенно к пониманию того, каким образом каждый из родителей с этой фразой связан и каким образом подобает им, заняв по отношению друг к другу определенную позицию, фразу эту продолжить. Поэтому, коли уж сформулировать мысль так или иначе нужно, остановимся на нейтральном варианте и скажем, что ребенок стоит перед альтернативой: быть или не быть фаллосом.
Вы чувствуете, конечно, какое усилие нужно сделать для понимания разницы между этой альтернативой и той, встреча с которой субъекту еще предстоит, хотя готовиться к ней приходится ему заранее, — альтернативой, которую мы, опираясь на другую литературную цитату, сформулируем как иметь или не иметь. Другими словами, иметь пенис или не иметь его — альтернатива, как видим, совсем иная. Междутой и другой лежит- не забывайте этого — комплекс кастрации. Что именно комплекс кастрации собой представляет, никогда прямо не формулируется и остается до сих пор едва ли не полной загадкой. Мы знаем, тем не менее, что именно им, этим комплексом, обусловлены два важнейших факта — что мальчик делается мужчиной, с одной стороны, и что девочка становится женщиной, с другой. В обоих случаях, вопрос иметь его или не иметь оказывается отрегулирован — даже для того, кто, в конечном счете, владеет им по праву, для лица мужского пола — посредством комплекса кастрации. А это предполагает, что для того, чтобы его иметь, необходимо, чтобы был прежде того момент, когда его не было. То, о чем идет речь, не получило бы названия комплекса кастрации, если бы не оказывался при этом на переднем плане тот факт, что для того, чтобы его иметь, необходимо прежде признать, что иметь его невозможно, так что возможность оказаться кастрированным абсолютно необходима субъекту для усвоения того факта, что он обладает фаллосом.
Вот он, тот шаг, который нужно проделать, во что должен в один прекрасный момент деятельно, эффективно, реально вмешаться — отец.
2
До сих пор я, как свидетельствует сам ход моих рассуждений, мог отправляться исключительно от субъекта, говоря, что он, мол, соглашается или не соглашается, и если не соглашается, то это вынуждает его, независимо от того, мужчина он или женщина, быть фаллосом. Теперь же нам, чтобы сделать следующий шаг, без отцовско-
го вмешательства не обойтись.
Я не говорю, что он не вмешивался на деле и раньше, но мой дискурс позволял себе до сих пор держать его на заднем плане, а то и вовсе без него обходиться. Начиная с теперешнего момента, когда речь зашла о том, иметь его или не иметь, мы волей-неволей вынуждены его принимать в расчет. В первую очередь важно — я подчеркиваю — чтобы он, помимо субъекта, сложился как символ. Ибо если это не произойдет, не найдется никого, кто мог бы реально выступить в качестве облеченного этим символом. Итак, на следующем этапе он, отец, выступает в качестве реального персонажа, облеченного этим символом.
Как обстоит дело с реальным отцом — тем, кто способен наложить запрет? Мы уже заметили по этому поводу, что если речь идет о запрете на первые проявления созревающего у субъекта полового инстинкта — проявления, которые заключаются в том, что он начинает своим инструментом гордиться, его демонстрировать, предлагать матери его услугами воспользоваться, — то для этого в отце никакой нужды нет. Скажу больше: когда субъект, демонстрируя себя матери, делает ей предложения (момент, очень близкий еще к моменту воображаемого отождествления с фаллосом), то происходящее протекает по большей части (как мы в прошлом году на примере маленького Ганса уже убедились) в плане воображаемого умаления. Показать ребенку, насколько предложения его несостоятельны, и наложить на использование нового инструмента запрет прекрасно может и мать.
И тем не менее отец, безусловно, в деле участвует — участвует как носитель закона, как тот, кто делает мать предметом запретным. Мы знаем, что это лежит в основе, но вопрос о форме, в которой выступает этот закон для ребенка, остается открытым. Мы знаем, конечно, что функция отца, Имя Отца, связана с запретом на инцест, но никому и в голову не приходило выдвигать в комплексе кастрации на первый план тот факт, что именно отец этот закон, воспрещающий инцест, на деле проводит в жизнь. Закон этот иногда вслух формулируют, но это никогда не делает отец — во всяком случае, если можно так выразиться, excathedra, в качестве законодателя. Да, он служит между матерью и ребенком преградой, да, он является носителем закона, но лишь в правовом смысле, в то время как фактически он вмешивается — или не вмешивается — совсем иным образом. Это видно невооруженным глазом. Другими словами, отец, выступающий в культуре как носитель закона, отец, как фигура, облеченная в отцовское означающее, в эдиповом комплексе задействован более конкретно, более, если можно так выразиться, глубоко, о чем мы и пытаемся сегодня сказать. Перед нами тот уровень, где понять что-то труднее всего, хотя нас уверяют, что краеугольный камень Эдипа, исход его, следует искать именно здесь.
Тут-то и обнаруживается, что маленькая схема в комментировании, с которой я весь прошлый триместр, нагоняя, похоже, на некоторых из вас смертельную скуку, усердствовал, вовсе не обязательно должна пропасть для вас втуне.
