Борис Поломошнов - Химера воспитания
Точно так же не существует и не может существовать ни одной Идеологии без образа врага.
А врагом объявляется кто, как Вы думаете?
Совершенно верно: тот, кто категорически и упорно не желает.
Ни внимать пропагандируемой Идеологией Сверхидее.
Ни воспитываться в Ее духе.
Ни агитироваться за Нее.
В качестве такой Сверхидеи может выступать, например, Призрак, Который Бродит по Европе (см.: «Манифест Коммунистической партии»), или же – лозунг «Икс-ляндия для иксляндцев!», или близкий ему по духу – «Если в кране нет воды, значит выпили… враги!», или ура-патриотичный – «Икс-ляндия превыше всего!», например, «Deutschland, Deutschland über alles!» («Германия, Германия превыше всего» – начало гимна Третьего рейха), или,… да мало ли какое еще «или» может стать у «кормила» и «поила» того или иного вида мракобесия.
Почему же так получается?
Может быть, в основу Идеологии до сих пор брались исключительно плохие идеи?
Быть может, просто надо взять за основу хорошую идею, и тогда у нас получится хорошая Идеология?
Что же, попробуем.
Только сначала вспомним, на каких идеях строились ранешние Идеологии.
И что из этого получалось.
Платон, например, решил не ограничиваться одной какой-то благородной и основополагающей идеей, и предложил целый комплекс их.
Назвав их добродетелями.
И отнеся к их числу Мудрость, Мужество, Умеренность и Справедливость (σοφία, το θάρρος, την εγκράτεια, τη δικαιοσύνη: см. Платон «Диалоги. Протагор»).
По сути дела джентльменский набор перечисленного стал исторически первой системой европейских, или же – что сегодня отождествляется, по крайней мере, ортодоксальными европофилами, – общечеловеческих ценностей.
Справедливости ради следует заметить, что за порядочное время до платоновского компендиума почти в точности такой же набор добродетелей был изложен в Ветхом Завете.
А именно – в Книге Премудростей Соломоновых, где, так же, как и в платоновском диалоге, были названы четыре добродетели: рассудительность; справедливость; мужество и – целомудрие (см.: Прем. [8:7]).
Причем последнее в этом ряду в числе ветхозаветных приоритетов названо первым.
Поскольку же менталитетом древних греков целомудрие на дух не воспринималось в качестве добродетели, а образом их жизни она же категорически отвергалась, то Платону – «хочешь – не хочешь» – пришлось заменить ее.
На нечто, более воспринимаемое его согражданами.
В качестве замены ветхозаветному Целомудрию в предлагаемом Платоном пантеоне добродетелей была определена Умеренность.
Хорошие идеи-добродетели?
Конечно!
Просто – замечательные!
Все.
Как одна.
Какую ни возьми.
Например, Справедливость.
Не добродетель, а – сплошное загляденье!
Однако, будучи возвеличенной до ранга Воздаяния, Адекватного Содеянному, и вынесенной за границы действительной своей применимости, идея Справедливости тотчас же вырождается в принцип талиона (от лат. lex talionis – закон возмездия), заложенный в книгах Ветхого Завета Исход и Второзаконие.
Дословно: «отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх. [21: 23–25] и «да не пощадит [его] глаз твой: душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу» (Втор. [19: 21]), что, будучи возведенным в ранг абсолюта перерождается в идею кровной мести.
Согласно которой дети вынуждены своей кровью платить за злодеяния их отцов.
Которым их жертвы или же родственники их жертв не успели – в силу естественных или же противоестественных причин – «отплатить», что называется, персонально.
В свою очередь Мудрость, возведенная в абсолют, хотя и удерживает человека от отчаяния, но зачастую лишает его тех радужных надежд, которые он мог бы питать, не будь он мудрым.
Например, человек, не отягощенный Мудростью, мог бы понадеяться на то, что людям вот-вот надоест-таки наступать на грабли, ими же самими повсеместно разбросанные.
Увы, но на сей счет Мудрость ничего обнадеживающего, по крайней мере, на самое ближайшее время нам сообщить не может.
Скорее, даже наоборот.
Как гласится в «Божественной комедии», «Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate», что в переводе с итальянского языка оригинала означает: «Оставь надежду, всяк сюда входящий» (по версии Данте Алигьери, именно такими словами украшена арка над вратами Ада).
А потому, как сказано у Екклесиаста, «во многой мудрости много печали» (см.: Екк. [1:18]).
Мужество…
Как много притягательного и привлекательного в этом слове…
Кто из мужчин не мечтал обладать в полной мере таким вот славным качеством, и кто из женщин не грезила быть опекаемой (а – в тайне, – конечно же, и страстно любимой) именно мужественным мужчиной!
Да, безусловно, Мужество – качество роскошное.
Просто – расчудеснейшее!
И все же…
Как только оно становится предметом его абсолютизации, так тотчас же оно вырождается в очередное проявление абсурда, а именно – в безрассудство.
Скакать в «аллюр три креста» с шашкой наголо на вражеские танки – это, безусловно, ну никак не является проявлением трусости.
Но Мужества ли?
Это – едва ли.
Никаким образом не возможно напугать голой саблей вражеский танк.
Объежившийся со всех сторон броней, крупнокалиберными пулеметами, пушкой, да еще и – в придачу – ракетами класса «земля – земля».
Уважаемые гусары, драгуны, уланы и даже кирасиры!
Напрасны, как говорится, ваши совершенства: вашими саблями, пиками и палашами танк вам не одолеть.
Даже самый плохонький.
Известно, что плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.
Однако значительно хуже тот генерал, который в своей стратегии и тактике опирается лишь на голый энтузиазм, мужество и героизм.
Вверенных в его распоряжение военнослужащих.
Призываемых и обязываемых их генералом бросаться грудью на амбразуру вражеского дота (долговременная огневая точка).
Тем более – дзота (долговременная защищенная огневая точка).
В этой связи, казалось бы, самой благоразумной и рассудительной добродетелью предстает Умеренность.
При одном только ее упоминании на нас сразу же нахлынут волны воспоминаний и о «золотой середине», и о том, что «Все – в меру», – сказал Джавахарлал Неру», и о многих других, бытующих в мирý аналогичных благопристойностях.
Однако тут же из глубин недремлющего подсознания самопроизвольно выныривают язвительные строки:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным, наконец (эпиграмма А.С. Пушкина на М.С. Воронцова).
В меру любить и в меру ненавидеть – это и есть быть полуподлецом.
Да, конечно, проявление сдержанности в выражении своих вполне человеческих эмоций – признак высочайшего самообладания человека.
И чем сильнее эмоции – бурлящие, кипящие, клокочущие в нем, – тем бóльшая сила воли требуется для того, чтобы держать их, что называется, «в узде».
А если их нет в человеке, этих человеческих эмоций, тогда – что?
А тогда, оказывается, то и сдерживать-то нечего.
Если человеку все, как говорится, «по-барабану» и «до лампочки», если на все ему в лучшем случае наплевать, то его Умеренность – никакая не добродетель, а явный признак безволия, бездушия и безразличия.
Присущего тому, кто сам по сути своей, как говорится, «ни то, ни се».
То есть, есть так, как оно есть.
И даже сама Умеренность имеет вполне реальные границы ее действительной применимости.
Тем не менее, долго ли, коротко ли, но более чем полтысячи лет именно платоновская система добродетелей, или, если угодно, моральных ценностей в цивилизованной Европе продержалась на доминирующих позициях.
До тех пор, пока триумвиратом теперь уже новозаветных христианских добродетелей: «Вера»; «Надежда»; «Любовь», – содержащихся в Первом послании к коринфянам апостола Павла (см.: 1Кор. [13:13]), – не началось поступательное вытеснение «старой» – платоновской – системы добродетелей.
В развернутом виде триумвират, состоящий из Веры, Надежды и Любви получил достаточно детальную разработку в трудах таких классиков христианской философии, как Августин Блаженный и Фома Аквинский.
