Маршал Салинз - Экономика каменного века
Охота и собирательство обладают всеми сильными качествами, которые являются оборотной стороной всех их слабостей. Периодические передвижения и практика сдерживания роста населения и имущества — это императивы экономической деятельности и творческой адаптации, суровая необходимость, которая порождает благо, «худо», которое ведет к «добру». Именно в рамках такой системы оказывается возможным изобилие. Мобильность и регулирование демографической ситуации, а также использования ресурсов приводят жизненные цели охотников и собирателей в соответствие с их техническими средствами. Недостаточно развитый способ производства оказывается, таким образом, высоко эффективным. В ряде отношений их экономика является отражением жестокой экологии и в то же время представляет полную противоположность этой последней.
Сообщения об охотниках и собирателях этнологического настоящего — в частности, о живущих в маргинальных экологических условиях — дают средний показатель от трех до пяти часов труда в день взрослого человека в сфере производства пищи. Охотник держится на уровне рабочего времени банковского служащего, значительно меньшего, чем рабочее время промышленных рабочих (входящих в профсоюзы), которых безусловно устроили бы эти 21-35 часов в неделю. Интересный сравнительный материал дают недавние исследования трудовых затрату земледельцев неолитического типа. Например, взрослый хануну, неважно, мужчина или женщина, в среднем посвящает примитивному подсечно-огневому земледелию 1200 часов в год (Conklin, 1957, р. 151); в пересчете получается — три часа двадцать минут в день. Причем эти цифры не включают время, затрачиваемое на собирательство, выращивание домашних животных, приготовление еды и иные, непосредственно связанные с жизнеобеспечением, трудовые усилия представителей этого филиппинского племени. Сопоставимые данные начинают появляться и в других отчетах о примитивных земледельцах из различных районов мира. Вывод будет звучать весьма скромно, если его сформулировать негативно: охотникам и собирателям не приходится дольше работать, чтобы добыть пропитание, чем примитивным земледельцам. Производя экстраполяцию из этнографии в «доисторию»* , можно сказать о неолите то же, что Джон Стюарт Милл** сказал обо всех сберегающих трудовые усилия изобретениях: никогда не было изобретено ни одного, которое сберегло хотя бы кому-нибудь хотя бы минуту труда. Неолит не увидел никаких особенных улучшений по части количества времени, требующегося на душу населения для производства средств существования по сравнению с палеолитом; возможно, с внедрением земледелия людям пришлось работать тяжелее.
Ничего не стоят также обычные утверждения, что охотники и собиратели, поглощенные решением задачи обеспечить себе пропитание, располагают малым досугом. С этим связывают экономическую несостоятельность палеолита, в то время как неолит все кругом поздравляют с высвобождением досуга. Но традиционные формулировки могут стать правдивее, если произвести инверсию: по мере эволюции культуры количество труда на душу населения увеличивается, а количество досуга — уменьшается. Охотничий труд имеет характерный прерывистый ритм — день работы, день передышки, и по крайней мере современные охотники склонны проводить свое время в такой «деятельности», как сон среди дня. В тропических экологических нишах, занимаемых многими из этих ныне существующих охотников, собирание растений — более надежное дело, чем охота. Поэтому женщины, которые осуществляют сбор растительной пищи, работают гораздо более регулярно, чем мужчины, и производят большую часть потребляемой пищи. Мужская работа часто оказывается уже сделанной. Вместе с тем, она сплошь и рядом бывает очень неравномерной, а возникновение нужды в ней — непредсказуемым. Если мужчинам действительно не хватает досуга, то скорее не в буквальном смысле, а в том смысле, который мог бы вложить в это понятие философ эпохи Просвещения. Когда Кондорсе*** связывал «непрогрессивную» ситуацию охотника с нехваткой «досуга, во время которого можно было бы задуматься и обогатить свои понятия новыми комбинациями идей», он признавал при этом, что хозяйство охотника являло собой «обязательный цикл, состоявший из напряженной деятельности и полного безделья». Очевидно, то, в чем нуждался охотник — это гарантированный досуг аристократа-философа.
Охотники и собиратели сохраняют оптимистический взгляд на свое экономическое положение, несмотря на бедствия, которые иногда им приходится испытывать. Может быть, иногда они испытывают бедствия из-за оптимистического взгляда на свое экономическое положение. Вероятно, их уверенность только усиливает их непредусмотрительность до такой степени, что люди оказываются неспособными предвидеть беду при первых признаках ее приближения. Но именно такие установки и делают возможной экономику изобилия. Поэтому я не отрицаю, что некоторые охотники переживают трудные моменты. А некоторые из них, однако, находят «почти недоступным пониманию», как это человек может умереть с голоду или как он может оказаться неспособным удовлетворить свой голод в течение времени большего, обычно связывается с понятием «история первобытного общества».
Милл, Джон Стюарт (1806-1873) — английский философ, автор классических философских трудов «О свободе» (1859) и «Утилитарность» (1863), в которых выступал в защиту либерализма и предлагал универсальный этический принцип, обеспечивающий максимальное «счастье» максимальному числу людей.
Кондорсе, Антуан Николя, маркиз де (1743-1794) — французский философ, математик и политик, связанный с энциклопедистами
чем один-два дня (Woodburn, 1968, р. 52). Но другие, особенно отдельные категории «совсем периферийных» охотников; разбросанных маленькими группами в экстремальных природных условиях, время от времени сталкиваются с суровыми климатическими обстоятельствами, препятствующими передвижениям или закрывающими доступ к добыче. Они страдают — хотя, по- видимому, только частично — от недостатка пищи, болезненно сказывающегося скорее на отдельных, лишенных возможности передвигаться, семьях, чем на обществе в целом (ср. Gusinde. 1961, рр. 306-307).
И все же, даже принимая во внимание такую подверженность непредвиденным бедствиям и допуская к сравнительному анализу материал по современным охотникам, живущим в наиболее неблагоприятных условиях, было бы трудно доказать, что нужда определенно характерна для быта охотников и собирателей. Недостаток пищи не является типичным атрибутом этого способа производства, отличающим его от иных. Лоуи спрашивает:
Ну а что сказать о пасущих на бедных растительностью равнинах скотоводах, чье существование периодически оказывается под угрозой бедствий, так что они — подобно некоторым группам лопарей XIX века — оказываются вынужденными возвращаться к рыболовству? А о примитивных земледельцах, которые начисто и до конца, никак не пытаясь улучшить почву, истощают одно поле и переходят на следующее, живя под постоянной угрозой голода при каждой засухе? Могут ли они лучше совладать с несчастиями, вызываемыми природными условиями, чем охотники и собиратели? (Lowie, 1938, р. 286).
И, наконец, что можно сказать о современном мире? Считается, что от одной трети до половины человечества каждую ночь ложатся спать голодными. В Древнем Каменном Веке эта категория должна была быть куда малочисленное. Наша эра — эра беспрецедентного голода. Теперь, во времена величайшего развития технической мощи, недоедание институализировано. Произведем инверсию еще одной весьма уязвимой формулы: голод как явление растет абсолютно и относительно по мере эволюции культуры.
Этот парадокс — суть моей концепции. Охотники и собиратели объективно и в силу обстоятельств имеют низкий стандарт жизни. Но взятые как объективные и как обеспеченные адекватными средствами производства, все человеческие нужды обычно могут быть ими легко удовлетворены. Эволюция экономики в таком случае знала два противоречивых движения: обогащение и в то же время обнищание; присвоение природных богатств и экспроприация человека. Прогрессивным, конечно, является технологический аспект. Он прославлялся многими путями: как рост количества услуг и вел щей, удовлетворяющих потребности; как увеличение количества энергии, освоенной и направленной на службу культуре; рост производительности труда; развитие раздеч ления труда; растущая независимость от воздействия природных условий. Последнее' если его рассматривать в определенном смысле, особенно полезно для понимания ран них стадий технологического прогресса. Земледелие не только подняло общество н?' простым распределением природных ресурсов пищи, оно позволило неолитическим о1 ществам сохранять высокий уровень организации социальной жизни там, где приро, ная организация вообще не обеспечивала условий для человеческого существовани В некоторые сезоны можно было запасти достаточно еды, чтобы содержать людей в п риоды, когда ничего не произрастало; последующая стабильность социальной жизн имела решающей опорой рост материального производства. Затем культура шла от трумфа к триумфу, в прогрессирующем темпе нарушая даже действие элементарных биологических законов, пока не доказала, что может поддерживать человеческую жизнь н космическом пространстве — где нет ни гравитации, ни кислорода.
