KnigaRead.com/

Сюзанн Моррисон - Йога-клуб. Жизнь ниже шеи

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сюзанн Моррисон, "Йога-клуб. Жизнь ниже шеи" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Индра и Лу выполняли все указания балийца, и я была поражена, с каким почтением они к нему относятся. Ноадхи почти на две головы ниже обоих моих учителей, но держится так, что кажется выше. И могущественнее. Он благословил их и связал им запястья белой ленточкой, вышитой золотом. Потом пропел мантру, и они повторили за ним. Они стояли, склонив головы и сложив ладони для молитвы, и были похожи на просителей.

Теперь, зная об Индре гораздо больше, чем хотелось бы, я решила, что буду воспринимать ее свадьбу сквозь призму ума, а не сердца. Однако красота ритуала пересилила все, что пытался сказать мне мой ум. Ум насмехался, говорил: ну что ж, может, в шестой раз повезет. Сокрушался, что я пала жертвой обмана со стороны ложного кумира. Но, увидев их вместе, связанными ленточкой, со склоненными головами, я не удержалась и заплакала. Мы все плакали. Плакали, словно прощались навсегда с учителями, которых любили и которые любили друг друга. Словно все это что-то, да значило.

Прощай, Бали. Я еду домой.

Эпилог

Шаманка

Есть ли более великое чудо, чем умение смотреть на мир чужими глазами?

Генри Дэвид Торо, «Уолден, или Жизнь в лесу»

Лу как-то сказал, что травмы могут стать для человека главными в жизни учителями. Травма способна научить нас сочувствию к себе, своему уму и телу, а если уж вдоволь настрадаться, то и сочувствию к окружающим. Через восемь лет после отъезда с Бали я поняла, что он прав.

Недавно мы с друзьями сидели в баре, и разговор зашел о том, почему так больно рвать отношения с человеком, которого любишь, но не можешь больше быть с ним вместе. Это не те случаи, когда любовь умерла, или ее вообще не было с самого начала, или когда один партнер так обидел другого, что ни о каком будущем и речи быть не может. Нет, мы имели в виду самый грустный случай из всех — когда вы понимаете, что просто не подходите друг другу, как бы ни была сильна любовь.

Проблема в том, что, как только вы расстаетесь, все исчезает и остается лишь то первое мгновение, когда вы полюбили друг друга. Все стрессы, тревоги, давление — все это уходит. Вы мигом забываете о лицемерии вашего любимого, его неудачах, о том, что он никогда вас по-настоящему не понимал. Вы расстались — жаловаться больше не на что. Остаются лишь воспоминания о том первом, чистом чувстве к другому человеку, и это, решили мы, полный отстой. Отсюда и мучения. Когда остается лишь чистая любовь, потеря кажется гораздо серьезнее — ведь вы теряете не человека, из-за которого когда-то там чувствовали себя в ловушке, ощущали себя обманутой или униженной. Нет, вы теряете именно того, в кого были влюблены когда-то, того, кто снился вам во сне и кого вы больше всего мечтали увидеть, когда просыпались. Того, кто казался самым родным и мог заменить вам мир.

И вы пытаетесь понять, почему же все кончилось, но ничего не понимаете. На каждое мгновение, подводившее нас к неминуемому краху, находится другое, которое кричит, что мы были созданы друг для друга, для вечной любви, пока смерть не разлучит нас. Пытаться понять, как такая чистая и прекрасная любовь погрязла в пучине непонимания, бессмысленно. Это все равно что пытаться понять, в чем смысл Святой Троицы или почему люди покупают книжку «Тайна»[39]. Мне понадобилось много времени и несколько дневников страдальческой писанины, чтобы осознать: это бессмысленно — и начать жить дальше.

И знаете что самое смешное? Я не уверена, о ком сейчас пишу — о Джоне или об Индре.

Возможно, об обоих.

В Нью-Йорке я прожила недолго. Меньше трех лет. Этого хватило, чтобы поначалу наладить прекрасную жизнь с Джоной, а потом дать ей развалиться, когда я наконец призналась самой себе, что не хочу за него замуж, не хочу жить в Нью-Йорке, да и вообще, жить такой жизнью, которую сама для себя никогда бы не выбрала. Мы расстались друзьями, пожелав друг другу счастья. Это было мило и грустно.

Я вернулась в Сиэтл и некоторое время жила у тетки. Вскоре я обнаружила, что каждый день проходит по одной и той же схеме: я читала книжки о несчастливой любви («Анна Каренина», «Мадам Бовари», «Пробуждение»[40] — все они предполагали, что, видимо, мне следует покончить с собой), а по вечерам сама наказывала себя за грехи. Все мои непрочитанные «Отче наш» и «Слава Отцу, Сыну и Святому Духу» изливались на бумагу. Я пыталась понять, что сделала не так и как снова вернуться к нормальной жизни. Я тысячи раз проигрывала в голове то утро, когда мы с Джоной попрощались, вспоминая, как мы говорили «до свидания» и «я люблю тебя», желали друг другу удачи. Тысячи раз я видела его, вспоминала, как странно сжались его плечи в тот день, когда он уходил.

Я называла себя эгоисткой за то, что думаю, будто счастье Джоны зависит от меня. Внушала себе, что все с ним будет в порядке, и со мной тоже, что мы оба заслуживаем отправиться на поиски своего счастья. Ведь именно это мы друг другу пообещали.

Но однажды вечером, сидя на террасе, я взглянула на чистые, свежие капли дождя и зеленые деревья родного города и, закурив, вспомнила, как на Бали мне хотелось сбросить свою жизнь с высокой скалы и посмотреть, как та разобьется на миллион мелких осколков. И вот сейчас я сделала это — и думаю: что за человек вообще мог пожелать себе такого? Неужели я действительно надеялась, что мне удастся уйти без потерь? Я вспомнила своих нью-йоркских друзей, ставших уже родными, подумала о том, как родителям, братьям, сестре теперь приходится ходить вокруг меня на цыпочках, чтобы не дай бог не упомянуть имя Джоны. Ох, сколько же во мне дерьма. Да я вся насквозь гнилая. Я курила, словно желая наказать себя за то, что дышу, пила кофе в количествах, способных вызвать бессонницу у быка, а потом не спала всю ночь, делая в дневнике такие записи:

Я ужасна.

Ужасна.

Я самый кошмарный и отстойный человек в мире.

Это наказание было не таким красивым, как сто «Аве Марий», но зато настоящим.

Закончив читать очередной роман, где порядок был наконец восстановлен после самоубийства главной героини, я поделилась с сестрой, и та сказала, что с нее довольно.

— Почитай что-нибудь другое, — выпалила она. — В наше время женщинам необязательно убивать себя из-за мужчин!

Тогда я вообще перестала читать, чтобы полностью сосредоточиться на самобичевании. Несколько недель я не брала в руки книгу и лишь накручивала и накручивала себя на ту же шпульку. Но потом, туманным серым днем, когда я любовалась горами с террасы тетиного дома, в голове у меня вдруг раздался юный голос из мемуаров святого Августина — голос, изменивший жизнь Августина, тот самый, что привел его к Христу. Возьми и прочитай ту книгу, сказал голос.

И я послушалась. Взяла книгу, которую подарил мне Моряк, и стала читать. Три года прошло с тех пор, как эта книга лежала на дне моего чемодана в шкафу на Бали. Она по-прежнему немного пахла нафталиновыми шариками. И вот, погруженная в депрессию, безработная, живущая в подвале у своей тетки, я стала читать эту книгу по чуть-чуть, принимая ее как лекарство. Или как весточки от мужчины, ко встрече с которым была почти готова.

Это был сборник новелл о приключениях некоего Макролла эль-Гавьеро по прозвищу «Держись». Первая история представляла собой его дневник неудачного путешествия вверх по реке в неизведанных джунглях Южной Америки. В самом начале путешествия, желая отвлечься от безумия, царящего на корабле, Макролл придумывает ряд заповедей. «Наследие иезуитской академии, заповеди еще никому не принесли пользы, и толку от них никакого, зато они обладают магическим действием на людей, и потому я всегда обращаюсь к ним, почувствовав, что почва уплывает из-под ног».

Мне это понравилось. Я стала читать дальше:

«Правда ли, что мы забываем обо всем, что случилось? Более вероятно, что отдельные эпизоды из прошлого прорастают, как семена, незаметно подталкивая нас к судьбе, от которой мы некогда по глупости отказались».

Я отложила книгу и прислушалась — в кои-то веки — к тому, что говорит мне сердце. И вот, через три года после того, как Моряк подарил мне «Макролла», я позвонила ему и сказала, что читаю книгу.

Вскоре все страницы моего дневника пестрели его именем — настоящем именем, а звали его Курт. Долгие годы это имя казалось слишком реальным и даже неприкосновенным, чтобы записывать его на бумаге. Я встретилась с ним, когда мое сердце еще не зажило, и вдруг выложила все — все без утайки — о своей неудачной любви, о том, как годами шифровала его имя в дневнике, и о том, как он снился мне на Бали.

Однажды мы заговорили о Боге. Мы сидели в спальне Курта, откуда не вылезали уже почти целую неделю, слушали Боба Дилана и ели сыр с крекерами в постели. Курт сказал, что он атеист.

— Всегда был им и всегда буду. Помню, уже лет в четырнадцать я знал, что Бога нет.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*