HistoriCity. Городские исследования и история современности - Степанов Борис

Он выделяет в окружающем его пространстве как отдельные объекты, или, как бы мы сейчас сказали, конструирует их, в силу чего в качестве таковых предстают как «реальные» физические тела, так и то, что к концу XVII в. уже считалось сугубо мыслительными категориями. Эта разделенность города на отдельные объекты самого разного типа находит отражение в структуре текста: маргиналии отражают названия каждого из них и, соответственно, их порядок 326. Из всего многообразия увиденного Листер выбирает наиболее достойное (интересное и необычное с точки зрения стороннего наблюдателя), помещает в свою коллекцию и создает из этого хаоса разнообразия собственный порядок. Например, описание улиц, с которого он начинает детальный рассказ о городе, состоит из характеристик отдельных несопоставимых объектов (но при этом явно не всех), совокупность которых характеризует ту часть современного ему Парижа, которая находилась под открытым небом: кареты, места для прогулок и отдыха, епископы, аббаты, вывески, гостиницы и особняки, речные суда, юристы, монахи, выкрики торговцев, освещение, чистота улиц, конные статуи.

Этот специфический взгляд находит отражение в письме одного из французских коллекционеров, который от имени своего отца благодарит Листера за то, что тот оказал честь, «найдя для него место в составленных […] заметках о Париже» 327. Честь быть отобранным и определенным на конкретное место тоже имеет непосредственное отношение к природе коллекций кунсткамер: формируя образ мира, они были призваны не воссоздать его, но отразить присущие ему характеристики и в первую очередь – его многообразие. Посему создание кабинета редкостей даже в большей степени, чем других коллекций, было связано с выбором, зависящим от статуса того или иного объекта в глазах коллекционера, определяемого самыми разными факторами – интересами и возможностями собирателя, уникальностью или репрезентативностью того или иного объекта и т. п. При всем стремлении подчеркнуть свойственное миру многообразие коллекционер никогда не мог сделать этого в полной мере. Любая коллекция всегда остается неполной и может не включать в себя не только те предметы, которые представляются незначительными, но и те, ценность которых всеми признана. Нил Кенни называет это характерной чертой субъектно-ориентированного любопытства, ассоциируемого с коллекционированием. Сторонники этого типа знания говорили об избирательности, связанной с желанием и интересом, противники – о его фрагментарности 328.

Листер на протяжении своего повествования не раз обращает внимание читателя на то, что он не имел ни желания, ни возможностей осмотреть и описать все достойное внимания, но уделил его лишь некоторым зданиям, садам, книгам, людям и т. п. Как и экспонаты любой другой коллекции, каждый из них уникален и неповторим и в то же время репрезентативен (все сады отличаются друг от друга, но достаточно осмотреть несколько из них, чтобы составить суждение о садах Парижа). Как правило, его выбор становится понятен из самого описания, поскольку в характеристиках часто встречаются превосходные степени – самый величественный, наиболее редкий, прекраснейший и т. п., хотя также нередко он просто обозначает, что видел лишь то-то и то-то, как в случае с Термами Клюни 329 – единственным римским памятником в Париже, до которого он добрался. Как и любой коллекционер, желая иметь лучшее, он при случае готов удовлетвориться тем, что может заполучить в данный момент. Эта подчеркнутая избирательность резко контрастирует с существовавшей традицией печатных текстов с описанием Парижа и других европейских городов, которую Листер отметил в обращении к читателю и в рамках которой авторы стремились дать наиболее полную картину города (а если уж и приходилось делать выбор ввиду краткости текста или пребывания в городе, он должен был быть обусловлен признанной иерархией объектов, а не тем, какой из них оказался интересен или доступен вниманию). Не случайно полное название английского перевода путеводителя Бриса было призвано привлечь читателя именно этой полнотой: «Новое описание Парижа, содержащее подробный обзор всех церквей, дворцов, монастырей, колледжей, больниц, библиотек, кабинетов редкостей, ученых академий, картин, медалей, статуй и прочих скульптур, монументов и публичных надписей со всем, что есть примечательного в этом великом и знаменитом городе».

Как несложно заметить, список «примечательного» у Листера и Бриса отчасти совпадает, отчасти существенно разнится. Листер, с одной стороны, возводит в разряд примечательных элементы городской жизни и обыденного городского пространства, вроде вывесок и мостовых, а с другой – обходит своим вниманием многие известные здания. Если он и интересуется монументальными строениями, то только новыми, построенными не более века назад. Наиболее значимым и заметным читателю был принципиальный отказ Листера от рассмотрения всего, что так или иначе связано с двором и в целом властными институтами, – того, что определяло статус Парижа как столицы французского государства, а посему, безусловно, считалось важнейшей его характеристикой. Этот авторский выбор не мог не вызвать удивления, поскольку Листер прибыл во Францию в составе посольства, был вхож во дворцы и знаком с влиятельными политиками, а также в силу того, что именно эти строения определяли зрелищность Парижа. Эта бросающаяся в глаза лакуна и сподвигла его на написание обращения к читателю, целиком посвященного обоснованию сделанного выбора. Листер приводит два основных аргумента. Никак не связанные с риторикой коллекционирования, они тем не менее отсылают к его практикам.

Первый из них касается того, что Листер не хочет включать в свой текст уже хорошо всем известные по другим сочинениям описания. В его тексте отсутствуют (либо только упоминаются без указания каких-либо характеристик) все пространства, связанные с историей правящего дома, церковными и властными институциями, привлекавшие преимущественное внимание авторов XVI–XVII вв. Он не говорит ни о ратуше, ни о Бастилии, ни об усыпальнице Сен-Дени, ни о Консьержери, ни о соборах и монастырях, хотя это можно объяснить интересом к современному, а не привычному и легко узнаваемому городу. В других случаях мы можем увидеть символическое отсутствие властных пространств: Листер уделяет внимание королевским резиденциям, но они не интересуют его в качестве таковых. В описании Лувра, помимо общей характеристики здания, он уделяет внимание лишь нескольким произведениям искусства и мастерской скульптора Жирардона 330, в отчете о посещении Версаля, умалчивая об убранстве дворца, пишет только о садах. Даже сам Людовик XIV появляется в тексте главным образом не как величайший монарх Европы, а как объект интереса врача – стареющий и больной человек. В этой связи неслучайно, что из всех описаний Парижа, которые могут дополнить его собственный рассказ, Листер, помимо путеводителя Бриса, называет «Состояние Франции» Ивлина. Ивлин дает Парижу лишь самую общую характеристику, зато она встраивается во впечатляющую общую картину величия французского государства.

Ставшему к концу века расхожим набору парижских достопримечательностей Листер противопоставляет свое собрание уникальных экспонатов, в которое, помимо величественных монументов и известных собраний, вошли самые разные диковинки, вызывающие любопытство и обнаруженные или, по меньшей мере, описанные лично им, – от камней, используемых для мостовых, до необычных людей. Среди последних особенно примечательно описание знаменитой романистки и хозяйки салона Мадлен де Скюдери как диковинного, монструозного объекта, столь подходящего для помещения в воображаемую кунсткамеру: