HistoriCity. Городские исследования и история современности - Степанов Борис
При том что удовольствие, описываемое Листером, существенно отличается, оно вписывается в оппозицию, выстраиваемую Бойлем. Пересказывая анекдот о герцоге Мазарене вместо того, чтобы описывать прекрасные творения античных скульпторов, он иронизирует в том числе и над тем, что от путешественника ожидались вполне определенные интеллектуальные и эмоциональные реакции: он должен был восхищаться тем, что считалось достойным восхищения. Париж перестраивался именно с этой целью – вызвать восторг и удивление, и путеводитель Бриса подробно характеризовал все, что должно было пленять путешественников. В этом отношении автор «Путешествия в Париж», как и Бойль, чувству восхищения, возникающему при поверхностном разглядывании того, что очевидно привлекает внимание, противопоставляет научное удовольствие, которое связано с исследованием, пониманием и проникновением вглубь вещей. Ирония в значительной мере помогает показать читателю Париж не таким, каким его хотят представить французский король и его помощники, наполняющие город поразительными зданиями, статуями и парками, или путеводитель Бриса, четко направляющий взгляд читателя от одной диковинки к другой, то есть не смотреть через очередные очки. Она оказывается одним из инструментов, позволяющих не увлекаться очевидным и проникать за выставляемый напоказ фасад города, и напрямую связана с независимостью собственных наблюдений очевидца. По этой причине, несмотря на кажущуюся легкомысленность текста, которая даже послужила поводом для сатиры 315, он получил очень высокую оценку у коллег Листера. Она была обусловлена этим специфическим удовольствием, знакомым каждому ученому. Один из корреспондентов писал ему: «Мы все у вас в долгу за этот полезный и увлекательный отчет о Париже, хотя я не уверен, что нам не придется сетовать на то, что вы предоставили нашей молодежи слишком большой соблазн уехать из собственной страны» 316.
Удовольствие от «доступа к людям и вещам» в контексте культуры любопытства раннего Нового времени ассоциировалось в первую очередь с практиками собирания и посещения коллекций. И не случайно исследователи говорят о том, что идея коллекционирования имела отношение не только к физическому собиранию артефактов и природных объектов, но и к приобретению разнообразных опытов. Когда Вальтер Беньямин описывал фигуру коллекционера, какой она представала в XIX столетии, он обращал внимание на страсть собирателя, для которого любая коллекция представляет собой прежде всего массив воспоминаний, подлежащий выстраиванию в определенной логике, которой должны подчиняться все элементы коллекции: «Это или иное упорядоченное расположение материала – всего лишь плотина на пути бурного потока воспоминаний, накатывающего на любого коллекционера, который говорит о том, что ему близко. Ведь любая страсть граничит с хаосом, а страсть коллекционирования – с хаосом воспоминаний» 317. В этом отношении коллекционер Беньямина родственен и вместе с тем отличен от фланера – и тот и другой имеет отношение к определенной форме обладания миром (и, соответственно, дистанцирования от мира): для коллекционера свойственно тактильное, для фланера – оптическое (с возвышением фигуры фланера Беньямин связывал триумф оптического восприятия мира).
На первый взгляд, Листер предстает типичным фланером, бесцельно бродящим по городу, не имея никакой иной цели, кроме собственного удовольствия, и с усмешкой взирающим на окружающее его пространство. Возможно, в этом он действительно предвосхищает образ фланера, который прогуливается в свое удовольствие и «игриво посмеивается» над увиденным 318. Однако, хотя Листер и заявляет читателю, что бесцельно исходил Париж вдоль и поперек, в его описании мы не увидим ни взгляда фланера – исследователя городской жизни, ни взгляда путешественника, в равной мере подчиненных топографическим особенностям городского пространства. Он не дает нам никакой информации о том, в какой последовательности обходит городские достопримечательности. Описываемые им места почти всегда соседствуют только в пространстве текста, но не в пространстве города. Это также свидетельствует о стремлении Листера отстраниться от объекта своего изучения, не позволить городу диктовать, что и как должен в нем увидеть наблюдатель. Свои прогулки он представляет как своеобразное интеллектуальное переупорядочивание городского пространства. Листер описывает город как состоящий из разрозненных и разнообразных объектов, поддающихся определенной классификации и сопряжению в пространстве текста:
Пускаясь в более подробное описание этого великого города, я полагаю, не будет ошибкой начать с улиц и публичных мест и того, что можно там увидеть, затем рассказать о примечательных строениях и о тех удивительных природных и человеческих творениях, а также людях и библиотеках, которые я повидал; вслед за этим – о питании и отдыхе, потом о садах, их устройстве и украшении; о воздухе и здоровье. Мы завершим все это современным состоянием медицины и фармацевтики 319.
Однако это переупорядочивание отстоит и от более ранней традиции ars apodemica, связанной со стремлением систематизировать накопленный корпус знаний 320. Классификация Листера не является ни формальной, ни универсальной. Автор выстраивает собственные интеллектуальные связи между объектами, нередко отказываясь от логики функциональных или иных их признаков в пользу встроенности этих объектов в свои размышления. Взятый им за основу порядок описания, связанный с классифицированием увиденного, формирует особый воображаемый маршрут путешествия по городу: «Теперь самое время оставить частные резиденции и посетить публичные библиотеки…» 321 Однако и он нередко нарушается ради тех или иных рассуждений: «Я должен был бы просить разрешения далее отправиться во дворцы и к ученым и светским людям, но сначала я должен заметить, что…» 322
Впечатления от Парижа (даже городской жизни, которая впоследствии и будет преимущественно интересовать фланера) предстает коллекцией интересных ему объектов, подлежащих присвоению и переупорядочиванию в соответствии с интересами и целями ее владельца. Листер, не собирая никаких физических раритетов, в пространстве своего текста создает образ Парижа как кунсткамеры, выступая одновременно ее посетителем, изучающим представленные в ней богатства, и коллекционером, собирающим и упорядочивающим собственные воспоминания. Он, как и коллекционер Беньямина, «обладает не только страстью к постоянно обновляемым мирам, но и хорошо отточенными инстинктами: города и пейзажи обнаруживают себя через объекты, которые они предлагают взгляду собирателя» 323.
Эта оптика взгляда может быть рассмотрена как авторская стратегия, свойственная не только литературным «кабинетам редкостей», но и многим другим воображаемым коллекциям Нового времени, в которых конструируемое в тексте единство собирается из разнообразных разрозненных частей, а затем представляется взгляду заинтересованного посетителя 324. Как отмечал Нил Кенни, в рамках литературы о путешествиях коллекционирование нередко служило метафорой собирания полезных, но разрозненных знаний и опытов 325. Листер не отсылает нас напрямую к культуре коллекционирования, как многие другие авторы, но смотрит на Париж взглядом коллекционера, и город в его тексте предстает своеобразной коллекцией всякой всячины, вызывающей любопытство и дающей пищу для размышлений.