Николай Непомнящий - Антология Непознанного. Неведомое, необъяснимое, невероятное. Книга 2
Но проблема не упиралась в одних глистов, как пытался представить епископ. Народ, не видя помощи ни от медицины, ни от церкви, боролся с пагубой собственными силами.
В прошлом веке Россию потряс так называемый тихвинский процесс, в котором подсудимыми явилось поголовно всё деревенское население (две тысячи душ), сжёгшее крестьянку, подозреваемую в порче многих односельчанок. Во время заседания суда крестьянка Екатерина Иванова грохнулась на пол, будто её подкосило. «В продолжение четверти часа её страшно ломало, приподнимало от полу, по крайней мере, четверти на полторы. Надо удивляться, как она не повредила себе рук и ног и как осталась целой голова, которой она колотилась об пол. Бывшие тут врачи не только были не в состоянии помочь страдавшей, но даже не могли определить её болезни, лишь засвидетельствовали, что это отнюдь не притворство». Припадок крестьянки настолько поразил присяжных, что они вынесли оправдательный вердикт.
Подобные проявления кликушества современная медицина легко объяснит истерическими припадками и эпилепсией. Но вылечить не сможет, в лучшем случае приглушит болезнь уколами. Это говорится не в укор современным психиатрам, а чтоб не чувствовали себя богами и богинями сумасшедших домов.
Впрочем, кликуш не так много, куда как больше порченых женщин. Не зря их считают сосудами зла и именуют ничтожествами. Созданные из ребра, они несомненно и думают костным мозгом. В роду человеческих существ женщина занимает почётное второе место, за неимением третьего, четвёртого, пятого…
Порченость состоит в том, что одна или группа женщин неожиданно впадают в безумие и, не помня себя, бросаются бежать куда глаза глядят, повсюду проявляя удивительную работоспособность на животном уровне. Затем, как правило, после купания в холодной воде к ним возвращается разум. Иногда — навсегда, иногда — ненадолго.
Наличие подобных женщин зафиксировано этнографами практически у всех народов, при этом чем первобытней стадия развития народа, тем больше таких порченых. Бывает, что и все. Фрэзер, например, приводит среди подобных следующее сообщение: «Один человек из племени якун пожаловался, что все женщины их селения часто впадают в странное безумие и, распевая песни, убегают в джунгли, каждая сама по себе; там они остаются несколько дней и ночей и наконец возвращаются совсем нагие или в изорванной в клочья одежде».
Кое-какая информация найдётся и у древних греков. В одном мифе рассказывается, как дочери Миния были охвачены безумным желанием отведать человеческого мяса. Они бросили жребий, и сестра, на которую пал жребий, отдала своего ребёнка, которого тут же растерзали. После этого они в диком безумии бегали по горам, падали на плющ, тис или лавр, раздирали его на куски и пожирали. С большим трудом удалось загнать их в реку, где они и опомнились.
Имеются исторические сообщения о массовой сексуальной истерии в Спарте или Эпизефирских Локрах. В Спарте воины, однажды вернувшись из похода, нашли и жён, и девушек поголовно беременными от рабов. В Локрах женщины спокойно сидели за едой, как вдруг, словно повинуясь сверхъестественному голосу, вскочили, обезумев, и бросились вон из города ловить на дорогах чужестранцев. С большим трудом их удалось собрать обратно.
В Риме случаи массовых женских психозов как будто не зафиксированы, однако, вне всякого сомнения, порченой была Мессалина, вышедшая замуж при живом муже-императоре — поступок, сопоставимый с самым изощрённым самоубийством. Точно так же вела себя Фаустина, жена Марка Аврелия. Эта просто не могла допустить, чтобы мимо неё прошёл мужчина, даже уродец, и уцелела лишь благодаря тому, что муж ей попался философ. В этот же ряд смело можно поставить царицу бриттов Картимандую, выгнавшую мужа-царя и сожительствовавшую с рабом — здоровым двухметровым детиной. Наша Екатерина Великая тоже недалеко ушла. Список бесконечен, и, к сожалению, ещё не одну мужскую голову заставит поседеть раньше времени эта ущемлённость и ущербность женской психики.
Три очень интересных и много объясняющих случая привёл в газете «Новое время» русский писатель Н.Лесков.
В селе Гороховое Орловской губернии, где родился и провёл детство Лесков, дочь всеми уважаемого священника вышла за его преемника; она была очень скромной и доброй женой, но с «несчастной болезнью». Летом, раз в год, она вдруг начинала тосковать, томилась, плакала и затем, устроив, как могла, хозяйство для мужа и детей, — исчезала и «бегала». Это продолжалось месяц, в течение которого её встречали в разных местах, грязную, голодную и иногда совсем голую, при том она рассказывала страшные вещи: «Зачем он её водит?» Потом возвращалась и опять была нежной матерью и верной женой. Вести об этом «вождении» шли повсюду, и в хорошем дворянском семействе, в 20 верстах, стало «водить» барышню Ольгу. Эту автор знал ещё ближе. Она была хороша, очень умна, талантлива, добра и превосходно образованна. Она тоже пропадала, бродила невесть где, подвергаясь невесть чему и как, и потом возвращалась спокойная, но сумрачная и измученная осознанием того, что случилось.
Третий случай был в имении Лескова с молодой крестьянкой, женой кучера, красивого парня. Её стало «водить» с первого месяца замужества, и она пропадала с полгода. Нашли её случайно на ярмарке со слепыми. Привели домой и возвратили мужу. Тот её поучил кучерским кнутом, она смирилась, но через два месяца снова исчезла. Пошли искать к слепым и нашли. Она плакала, но не обещала не бегать, говоря, что не может, потому что её «гонит», и через неделю убежала. Нарочно заговаривали с ней — какой красивый её муж и какой отвратительный старец-слепец Нефёд, к которому уходила. Она стыдилась, но шептала: «А зачем он водит? Нет, я сама тому рада». «Кто водит?» Она отвечала: «Нельзя сказывать». Все трое слепых были старые и отвратительной наружности; она не была у них ни поводырём, ни хозяйкой, а была «вообще жинкою» и этого сама не скрывала. То, что она переносила, было столь возмутительно, что нет возможности допустить мысль, будто она променяла на лень и праздность обыкновенный для неё труд. «Ходила» она шесть лет, и найдена была замёрзшей в поле, по дороге к селу, куда пробирались слепые на праздник.
«Замечательно, — пишет Н.Лесков, — что все три «вождения» были разом в одной местности и что «он» водил и матушку-попадью, и светскую барышню, и крестьянку, каждую сообразно их положению, настроению и привычкам». Подобные истории довелось слышать почти каждому, а кто-то и поучаствовал. Писатель А.Шавкута в бытность монтажником столкнулся с порченой, которая, не желая убегать сама, выставила мужа и открыто занялась непотребством чуть ли не со всей мужской частью районного города. Её не остановило даже то, что муж чуть не сошёл с ума и поддерживал себя только водкой (пьющие с ума не сходят). Когда общественность наконец притянула её к ответу, порченая лишь улыбалась, отвечала на все вопросы: «Навело» — и отводила блудливый взгляд.
Один мой знакомый даже имел глупость жениться на порченой, но жизнь ему быстро вправила мозги. Каждый апрель эта «дама» убегала на «три вокзала» и через девять месяцев рожала очередного дебила, которого отправляли в интернат. Удержать её не мог никто…
Но откуда же они берутся? Гадать долго не приходится: это женщины, у которых в подкорке сохранилась животная память. Рано или поздно у них проступает другая, древняя жизнь, когда все мужчины были мужьями. И последующие стадии промискуитета: только мужчины племени, рода, только братья и ближайшие родственники. Наконец, религиозная проституция и обычай, через который прошли все народы: когда невеста должна отдаться всем гостям на свадьбе или всем мужчинам. (Обычай этот жив до сих пор. Например, в Финляндии невесте за неделю до свадьбы разрешено вести себя так, как она хочет и позволяет воспитание.) Собственно, порча в этом виде и представляет возвращение женщины в привычное животным состояние. Наслать её может и колдун, и матушка-природа. Иногда, как при эпилепсии, достаточно пустяшной ассоциации.
Современная порченая несколько отличается от вековых предшественниц. Теперь больше возможностей потакать безумию, и совсем не обязательно убегать от мужа в лес или к слепым. Вот две наиболее часто встречающиеся разновидности.
Первые — проститутки. На самом деле таких, как Соня Мармеладова, — единицы. Остальные идут на панель сознательно и повинуясь животному чувству. Зачастую даже деньги для них не главное, поэтому они столь снисходительны к сутенёрам.
Второй контингент — женщины, борющиеся за равные права с мужчинами. Это как раз и есть форма ухода из семьи без всяких последствий для собственного здоровья и угрызений совести, которая в подкорке не живёт. Феминистки, сами того не сознавая, ратуют за возврат матриархата, когда все они были «общими жёнками». Интуитивно они даже хлеба едят меньше, ибо именно с переходом к земледелию мужчина забрал власть и создал семью.
