Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»
Развивая этот ход мысли, Müller обосновывает далее представление о сознании, как о категории принципиально не биологического, а социального порядка. Сознание, подчеркивает он, возникло (при наличии, разумеется, соответствующих мозговых предпосылок) как следствие специфического для человека трудового процесса и на протяжении всей истории человечества в первую очередь зависело именно от особенностей этого общественного трудового процесса. Поэтому оно является не первичным, физиологическим, а вторичным, социальным продуктом, определяемым производственными отношениями и другими факторами общественного порядка. Его формой является мышление, его содержанием — отражение общественного бытия. Физиологические предпосылки сознания могут иметь свои «центры», но рассматривать эти центры как область, в которой сознание «локализуется», было бы методологически неправильным.
В заключительной части статьи Müller вновь возвращается к вопросу о взаимоотношении понятий сознания и психики и, проводя философский анализ, подчеркивает, что представление о сознании, как о качественно своеобразной, высшей форме проявления психического, правомерно лишь при использовании этого понятия в плане естествознания, в плане «онтологическом», в то время как при гносеологическом подходе понятие «сознания» употребляется как антитеза понятия материи и, следовательно, как синоним «психического». Одновременное существование двух разных смыслов понятия «сознания» — онтологического и гносеологического — не содержит внутреннего противоречия, ибо применяются эти разные смыслы при рассмотрении сознания в разных аспектах. Путаница возникает лишь тогда, когда гносеологический смысл проникает в естественно-научный план рассмотрения (или наоборот) и когда в результате именно такого логического соскальзывания начинают спорить, на каком уровне филогенеза «сознание» впервые возникает: у губок, по Lucas, у червей, по Dali, у рыб, по Edinger, и т. д.
Müller также отмечает (и в интересующем нас аспекте это является особенно важным), что он не согласен с представлением Weinschenk, по которому сознание имеет дело лишь с готовыми результатами несознаваемой мозговой деятельности. Такая точка зрения, по его мнению, означает недооценку активной роли сознания. А мысль о том, что осознанные переживания — это лишь «остров в море бессознательного», заставляет его вспомнить реакционные концепции Nietzsche, также говорившего, как известно, о «тонком покрове», в роли которого сознание выступает по отношению к скрытым за ним глубинным влечениям, темным инстинктам и т. п. Трактовка «бессознательного», предлагаемая Weinschenk, обнаруживает поэтому, по мнению Müller, близость к характерным представлениям философии субъективного идеализма.
§51 Биологизирующие и социологизирующие трактовки категории сознанияПоложения, защищаемые Weinschenak и Müller, хорошо иллюстрируют два наиболее распространенных за рубежом и во многом антагонистических подхода к проблеме сознания. Если для одного из них (Weinschenk) сознание — это лишь синоним «психического», термин не обозначающий по существу ничего больше, чем способность к субъективным переживаниям, функция мозга, связанная с субстратом принципиально так же, как любой вид вегетативной деятельности, и т.д., то для другого (Müller) сознание выступает совсем в иной форме: как явление, созданное социально-историческим процессом, как высшая, специфически человеческая форма психического, как феномен, имеющий свои локализуемые в мозговых структурах физиологические предпосылки, но принципиально не сводимый к этим предпосылкам, поскольку в нем находит выражение новое качество психики, созданное факторами не только церебрального, по и общественного порядка. Если же формулировать кратко, то один из этих подходов характеризуется рассмотрением сознания как категории биологического порядка, лишь насыщаемой социальным содержанием, а другой, напротив, пониманием сознания как категории социального порядка, лишь опирающейся в своем становлении на предпосылки биологического типа.
Не будет ошибкой сказать, что противопоставление этих двух трактовок явилось лейтмотивом почти всех больших дискуссий по проблеме сознания, прошедших в последние годы за рубежом. В странах английского языка основные усилия были направлены на дальнейшее обоснование биологической трактовки сознания (Лорентинский симпозиум 1953 г. оказался только одним из многих международных совещаний, на которых такие усилия предпринимались; очень сходные тенденции прозвучали и на симпозиуме, организованном Папской академией наук в 1964 г.). Французская же психологическая школа, продолжающая традиции социологической трактовки природы сознания (идущие еще от старых работ Ribot и Durkheim), напротив, стремилась обосновать зависимость сознания от разнообразных факторов общественного порядка[25]. А в работах более позднего периода обнаруживается своеобразное углубление, как бы логическое заострение представлений, характерных для каждой из этих основных конкурирующих за рубежом трактовок природы сознания.
Сознание как биологическая функция мозга после работ Sherrington стало все более связываться с традиционной для западной науки концепцией «интеграции». На этой основе пытались показать, что есть основания определенные подкорковые формации рассматривать не только как структуры тоиигенные (в смысле, придаваемом этому выражению павловской физиологией), не только как центры, регулирующие возбудимость коры, но и как субстрат, непосредственно связанный с интегративной деятельностью, т.е. с активностью сознания в ее наиболее сложных формах. Что же касается работ, подчеркивающих социальную природу сознания, то на некоторых из них сказалось (иногда даже вопреки воле их авторов) заметно происходившее на протяжении последних десятилетий усиление влияний, оказываемых на зарубежную науку философией диалектического материализма. Благодаря этому влиянию в некоторых первоначально идеалистически ориентированных «социологических» концепциях сознания можно обнаружить сдвиги, воспроизводящие в какой-то степени упомянутую выше эволюцию представлений Wallon и приближающие позиции их авторов к философии марксизма.
Это интересное развитие мысли заслуживает специального рассмотрения, тем более, что в отечественной литературе оно как следует еще не прослежено. Мы не можем, однако, задерживаться на нем сейчас подробно. Мы ограничимся лишь кратким рассмотрением принципиальных соображений о локализации сознания, высказанных несколько лет назад Fessard и уточнений, которые были внесены в немецкую дискуссию чешским исследователем Soukal. В высказываниях Fessard мы находим в более глубокой форме тот же по существу подход, который предпочитает Weinschenk, а в позиции Soukal — указания на некоторые характерные недостатки представлений Müller.
§53 Постановка проблемы сознания в работах FessardFessard справедливо рассматривается как один из ведущих теоретиков в разработке концепции сознания, элек- трофизиологические основы которой были заложены Jasper, Moruzzi, Gastaut и др., нейрофизиологические — Magoun и его учениками, клинические — Penfield. В докладах на Лорентинском симпозиуме 1953 г. [117], на Московском коллоквиуме по вопросам электрофизиологии высшей нервной деятельности 1958 г. [98] и на конференции Массачузетского технологического института 1959 г., посвященной вопросам связи в сенсорных системах [243], он пытался тщательно анализировать вопрос о физиологических предпосылках сознания, сделав при этом несколько интересных общих выводов.
Fessard подчеркивает, что подавляющее большинство исследователей не сомневается, что важнейшей предпосылкой сознания является способность к интеграции опыта. Fessard не дает при этом определения понятия «интеграция».
Однако достаточно ясно, что, употребляя этот термин, он имеет в виду способность к дифференцировке, сопоставлению и обобщению элементов опыта, приобретаемого индивидуально. В то же время, говорит он, именно интегрирующая деятельность является основной формой активности высших уровней центральной нервной системы. Мозг выступает как орган, специфической функцией которого является как генерация фугально распространяющихся возбуждений, так и интеграция непрерывно в него поступающих импульсных потоков, использование этих церебропетальных сигналов для организации пространственно-временных функциональных нервных структур, имеющих рабочее значение. Эта связь интегрирующей деятельности с сознанием, с одной стороны, и с динамикой сигнализирующих импульсных потоков, с другой, заставляет поставить вопрос, какой же нервный субстрат наилучшим образом приспособлен для осуществления подобной деятельности? Получив ответ на этот вопрос, мы сможем, как полагает Fessard, судить и о том, какой нервный субстрат следует рассматривать как преимущественно связанный с деятельностью сознания.
