Филипп Бассин - Проблема «бессознательного»
Старые опыты Holtz и Rotmann с собаками, у которых были удалены оба больших полушария головного мозга, и особенно, как подчеркивает Weinschenk, эксперименты И. П. Павлова позволили уточнить отношение сознания к формациям коры. Было, как известно, установлено, что со- б»аки, подвергавшиеся двусторонней гомисферэктомии, сохраняют в определенной степени способность приспособления к окружающей обстановке, основанного на использовании врожденных механизмов. Вместе с тем они лишаются возможности использовать опыт, приобретенный в отногенезе. Эти наблюдения позволяют, по мнению автора, заключать, что удаление коры не устраняет функцию «сознания» как таковую, хотя резко изменяет предметное содержание сознания и роль, которую последнее играет в процессах адаптации. А отсюда, заключает Weinschenk, локализоваться сознание может только в подкорке, в пределах ретикулярной формации мозгового ствола.
Weinschenk считает, что теория центрэнцефалической системы Penfield лишь подтверждает наблюдения И. П. Павлова и Holtz, показавшие, по мнению автора, что для существования сознания нет необходимости в наличии коры. Данные И. П. Павлова заставляют, по Weinschenk, отвергнуть даже компромиссно звучащие представления French [167, стр. 1281], по которым основой сознания является взаимосвязь активности корковых и подкорковых структур, поскольку двусторонней гомисферэктомией эта взаимосвязь разрушается.
§51 Постановка проблемы сознания по MüllerСтатья Weinschenk представляет интерес не только потому, что в ней звучит трактовка, характерная для воззрений определенной группы зарубежных неврологов, но и потому, что в ней выделены аспекты проблемы сознания, привлекающие в современных дискуссиях наибольшее внимание: вопрос о многозначности и вытекающей отсюда неясности самого понятия сознания; вопрос о функции сознания в отражении объективного мира и о роли нервной активности, лежащей в основе сознания, в организации других нервных процессов и поведения; вопрос о правомерности аналогий между сознанием и чисто физиологическими вегетативными проявлениями жизнедеятельности организма; проблема локализации сознания, решаемая Weinschenk, на основе резкого разграничения между структурами, обеспечивающими предметное содержание сознания (кора больших полушарий), и образованиями, активность которых лежит в основе функции сознания в ее более узком («собственном», по Weinschenk) смысле и, наконец, наиболее для нас важный вопрос об отношениях, существующих между сознанием и «бессознательным», т.е. нервными процессами, участвующими в высших формах мозговой деятельности, но остающимися «за порогом» сознания.
Посмотрим теперь, какая же позиция противопоставляется трактовке Weinschenk. С этой целью обратимся к опубликованной в том же журнале статье Müller [226а], заслуживающей внимания, в частности, потому, что ее автор подвергает критическому обсуждению рабочие понятия и принципы, правомерность которых не вызывает у Weinschenk, по-видимому, никаких сомнений.
Подчеркнув неопределенность понятия сознания, Müller прежде всего заостряет явно ускользающий от Weinschenk вопрос о правомерности разграничения между понятиями «сознание» и «психика». Он справедливо указывает на трудности, возникающие при отождествлении этих понятий, на необходимость признания в таком случае любого нарушения психики расстройством сознания (что противоречило бы клиническим традициям), на необходимость допустить при таком отождествлении существование сознания у животных (что внесло бы путаницу в данные зоопсихологии), на ликвидацию при отождествлении понятий «сознание» и «психика» категории, отражающей качественное своеобразие психической деятельности человека и т. д. Тем самым понятие сознания превращается в трактовке Müller в специфический термин, требующий точного определения и отграничения от других психологических категорий. На этой важной стороне вопроса, как мы видели, Weinschenk совсем не останавливается.
Другим моментом, привлекающим особое внимание Müller, является вопрос о трудностях логического порядка, сопутствующих представлению о локализуемости сознания и о вытекающей отсюда, по мнению автора, принципиальной неадекватности подобного представления. Эта линия анализа, также отсутствующая у Weinschenk, проводится Müller особенно настойчиво.
Müller ставит принципиальный вопрос: способно ли вообще представление о «зоне локализации» функции раскрыть отношения, существующие между субстратом, активностью субстрата и продуктом этой активности, если речь идет о сознании? На этот вопрос он отвечает отрицательно по следующим мотивам.
Müller подчеркивает необоснованность рассмотрения каких-то ограниченных мозговых структур как зоны локализации сознания на основе одной только необходимости этих структур для реализации деятельности сознания. Если положить в основу определения зоны локализации сознания этот принцип «необходимости для реализации», то тогда придется, говорит Müller, распространить представление о материальном субстрате сознания даже на кровь, ибо, как известно, наличие определенного уровня сахара или калия в крови также является необходимым для существования сознания. Представление о существовании какой-то специфической зоны, в которой сознание «локализуется», равносильно, по Müller, возврату к старым представлениям атомистической физиологии об ограниченных центрах функций, как о своеобразных специализированных микроорганах мозга. Такая трактовка, оказавшаяся, как показало новейшее развитие учения о локализации, несостоятельной даже по отношению ко многим чисто физиологическим, вегетативным функциям, особенно неадекватна, если речь идет о материальной основе сознания. Она говорит о стремлении пользоваться примитивными наглядными схемами в духе созданных несколько веков назад Descartes и характерна для биологизирующего подхода к проблеме сознания. Она игнорирует, по мнению Müller, также важную общую закономерность, установленную сравнительной физиологией и показавшую, что функции филогенетически более новые, возникающие на основе процессов прогрессивной энцефализации, характеризуются пространственно более распространенным, более диффузным центральным представительством. Все это в целом заставляет Müller возражать против основного тезиса Weinschenk о локализуемости сознания в пределах пространственно ограниченных формаций мозгового ствола.
Такова критическая аргументация Müller. Эта критика основана не столько на экспериментально-физиологических, сколько на теоретических соображениях и не была бы, по-видимому, снята ее автором и в том случае, если бы Weinschenk избрал в качестве зоны локализации сознания не мозговой ствол, а какую-нибудь другую мозговую формацию. Что касается конструктивной части статьи Müller, то основным здесь является следующее.
Müller учитывает данные, выявленные современными исследованиями функций ретикулярной формации мозгового ствола и таламуса, но в отличие от Weinschenk, полагает, что деятельность этой формации связана не с активностью сознания как таковой, а лишь с регулированием степени возбудимости тех мозговых систем, которые с активностью сознания связаны более непосредственно. Эффекты этой тонической регуляции проявляются субъективно и в поведении как изменения степени ясности сознания, т. е. как изменения характеристики, близкой той, которую Head предлагал назвать «уровнем бодрствования». Поэтому, если уж говорить о существовании какой- то особой связи между функциями ретикулярной формации и сознанием, то ни в чем другом, кроме регулирования важных физиологических предпосылок сознания, эту связь, по Müller, видеть нельзя. А отождествлять эти предпосылки сознания с сознанием как таковым можно только грубо биологизируя всю постановку проблемы.
Развивая этот ход мысли, Müller обосновывает далее представление о сознании, как о категории принципиально не биологического, а социального порядка. Сознание, подчеркивает он, возникло (при наличии, разумеется, соответствующих мозговых предпосылок) как следствие специфического для человека трудового процесса и на протяжении всей истории человечества в первую очередь зависело именно от особенностей этого общественного трудового процесса. Поэтому оно является не первичным, физиологическим, а вторичным, социальным продуктом, определяемым производственными отношениями и другими факторами общественного порядка. Его формой является мышление, его содержанием — отражение общественного бытия. Физиологические предпосылки сознания могут иметь свои «центры», но рассматривать эти центры как область, в которой сознание «локализуется», было бы методологически неправильным.
