Аркадий Казанский - Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том II
От шеи Спасской башни до бёдер, переходящих в Кремлёвскую стену – тридцать саженей.
Раздался бой курантов Спасской башни. Колокольный звон нельзя передать словами. Для Данте, прибывшего из Западной Европы, музыкальный стиль которой к середине XVIII века сформировали такие великие композиторы, как Бах и Вивальди, музыка курантов кажется какофонией, хотя он различает в ней отдельные ноты, из которых складывается мелодия. Колокольная музыка курантов, сформированная до канонизации гармонического звукоряда, не строго соответствует тонам и полутонам мелодической гаммы. Поэт изображает мелодию курантов непереводимой фразой: – «Rafel mai amech izabi almi». В ней легко различаются ноты: – «ре, фа, ля, ми, затем звучат два мощных аккорда (то ли диез, то ли бемоль), после чего музыкальная фраза заканчивается рефреном – ля, ми».
Вергилий советует гиганту: – «Ты лучше в рог звени», имея в виду просто колокольный звон. Звук колоколов и слышал поэт на пути к колодцу гигантов – Московскому Кремлю. Рог, подвешенный у утробы Спасской башни – Царь Колокол, отлитый в 1735 году, но так и не поднятый на звонницу, потому что не смогли найти подходящий ремень; ремни и канаты лопались.
Poi disse a me: «Elli stessi s'accusa;
questi è Nembrotto per lo cui mal coto
pur un linguaggio nel mondo non s'usa. [78]
Lasciànlo stare e non parliamo a vòto;
ché così è a lui ciascun linguaggio
come «l suo ad altrui, ch'a nullo è noto». [81]
И мне: «Он сам явил свой истый лик;
То царь Немврод, чей замысел ужасный
Виной, что в мире не один язык. [78]
Довольно с нас; беседы с ним напрасны:
Как он ничьих не понял бы речей,
Так никому слова его не ясны». [81]
Хуш родил также Нимрода; сей начал быть силен на земле; он был сильный зверолов пред Господом. Царство его вначале: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию, Реховофир, Калах и Ресен между Ниневией и Ресеном; это город великий (Быт. 10 8—12).
На всей земле был один язык и одно наречие. Двинувшись с востока, они нашли в земле Сеннаар равнину и поселились там. И сказали друг-другу: наделаем кирпичей и обожжем огнём. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотой до небес, и сделаем себе имя, прежде, нежели рассеемся по лицу всей земли.
И сошёл Господь посмотреть город и башню, которые строили сыны человеческие. И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать; сойдём же и смешаем там язык их, так, чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город. Посему дано ему имя: Вавилон, ибо там смешал Господь язык всей земли, и оттуда рассеял их Господь по всей земле. (Быт. 11 1—9)
Вергилий называет гиганта Немвродом из библейской легенды, царствовавшим в земле Сеннаар, который замыслил построить башню до небес – Вавилонскую башню, испугавшись чего, Бог произвел смешение прежде единого языка, и люди перестали понимать речь друг друга. И верно, он, рождённый раньше Христа, не может назвать башню Спасской и уделяет Немвроду участь богоборцев-гигантов, располагая того в колодце Гигантов.
Путники стоят перед Московским Кремлём, точнее, перед Спасской башней, которую Вергилий называет Немвродом.
Он проводит прямую аналогию Спаса – Христа с Немвродом, обвиняя его в том, что в мире нет единого языка. Здесь отразился известный Библейский сюжет о сошествии Святого Духа на апостолов, после чего апостолы стали говорить на разных языках, для того, чтобы проповедать Евангелие Божие всем народам.
При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать.
В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. Когда сделался этот шум, собрался народ и пришёл в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились? Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киренее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне, слышим их, нашими языками говорящих о великих делах Божиих? И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг-другу: что это значит? А иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина. (Деян. 2 1—13).
Поэт относится к большому количеству европейских и мировых языков резко отрицательно. С его точки зрения, Богу-Создателю, а ещё проще Богу-Сыну – Иисусу Христу, чтобы преодолеть разногласие между народами, было вполне по силам ввести на всей Земле единый язык. С другой стороны, он отождествляет Спасскую башню с Вавилонской, которую строил Немврод, следовательно, отождествляет Москву и Вавилон.
Facemmo adunque più lungo vïaggio,
vòlti a sinistra; e al trar d'un balestro,
trovammo l'altro assai più fero e maggio. [84]
A cigner lui qual che fosse «l maestro,
non so io dir, ma el tenea soccinto
dinanzi l'altro e dietro il braccio destro [87]
d'una catena che «l tenea avvinto
dal collo in giù, sì che «n su lo scoperto
si ravvolgea infino al giro quinto. [90]
Мы продолжали путь, свернув левей,
И, отойдя на выстрел самострела,
Нашли другого, больше и дичей. [84]
Чья сила великана одолела,
Не знаю; сзади – правая рука,
А левая вдоль переда висела [87]
Прикрученной, и, оплетя бока,
Цепь завивалась, по открытой части,
От шеи вниз, до пятого витка. [90]
Свернув налево от Спасской башни на расстоянии выстрела, путники видят перед собой другого гиганта, больше и дичей: – Покровский собор на рву или, как его обычно называют, собор Василия Блаженного [Рис. А. XXXI. 3]. Боковые купола поэт называет руками. Купола собора Василия Блаженного имеют скрученную (витую) структуру. Цепь завивалась – витые купола собора Василия Блаженного. До пятого витка – до пятого яруса боковых куполов.
Такой архитектуры куполов в христианском мире больше не встречается. Ни канонические Православные храмы, ни огромные Католические соборы не украшены витыми куполами.
«Questo superbo volle esser esperto
di sua potenza contra «l sommo Giove»,
disse «l mio duca, «ond'elli ha cotal merto. [93]
Fialte ha nome, e fece le gran prove
quando i giganti fer paura a» dèi;
le braccia ch'el menò, già mai non move». [96]
«Гордец, насильем домогаясь власти,
С верховным Дием в бой вступил, и вот, —
Сказал мой вождь, – возмездье буйной страсти. [93]
То Эфиальт; он был их верховод,
Когда богов гиганты устрашали;
Теперь он рук вовек не шевельнет». [96]
Вергилий называет Собор Василия Блаженного гигантом Эфиальтом – верховодом в Гигантомахии, когда Богов гиганты устрашали. Теперь же Эфиальт так скручен, что не может и шевельнуть рук. Верно – храмы стоят недвижно.
E io a lui: «S'esser puote, io vorrei
che de lo smisurato Brïareo
esperïenza avesser li occhi miei». [99]
Ond'ei rispuose: «Tu vedrai Anteo
presso di qui che parla ed è disciolto,
che ne porrà nel fondo d'ogne reo. [102]
Quel che tu vuo» veder, più là è molto,
ed è legato e fatto come questo,
salvo che più feroce par nel volto». [105]
И я сказал учителю: «Нельзя ли,
Чтобы, каков безмерный Бриарей,
Мои глаза на опыте узнали?» [99]
И он ответил: «Здесь вблизи Антей;
Он говорит, он в пропасти порока
Опустит нас, свободный от цепей. [102]
А тот, тобою названный, – далеко;
Как этот – скован, и такой, как он;
Лицо лишь разве более жестоко». [105]
Бриарей, названный поэтом, далеко отсюда и скован, и лицо его более жестоко. Вергилий говорит про храм Святой Софии в Константинополе. Этот храм скован более жестоко, чем Собор Василия Блаженного; он обращён в мусульманскую мечеть. И в облике собора Василия Блаженного угадывается мусульманский храм – мечеть (Моска, откуда Москва). Таким он является и внутри, изукрашенный растительными орнаментами, скупая роспись стен аналогична росписям в мечетях.
Non fu tremoto già tanto rubesto,
che scotesse una torre così forte,
come Fialte a scuotersi fu presto. [108]
Allor temett'io più che mai la morte,
e non v'era mestier più che la dotta,
s'io non avessi viste le ritorte. [111]
Так мощно башня искони времен
Не содрогалась от землетрясенья,
Как Эфиальт сотрясся, разъярен. [108]
Я ждал, в испуге, смертного мгновенья,
И впрямь меня убил бы страх один,
Когда бы я не видел эти звенья. [111]
На колокольне Василия Блаженного раздался звон больших колоколов, сотрясающий город и площадь: – звон на всю Ивановскую. Если не знать, что это звучат привязанные колокола, можно умереть от страха. Поэту прекрасно видны и сами колокола (звенья) на колокольне и мощные дубовые брусья, на которых они подвешены, и языки колоколов, которые раскачивают звонари, но даже, когда видишь, как это делается, звон больших колоколов проникает до самой глубины души, рождая религиозный экстаз.
