Иван Полуянов - Деревенские святцы
Лужок утром в росе размокрехонек. У гумен оглашенно свистят дрозды. Залесья через Гольцовское поле, через Митин ложок перекликаются: «Ку-ку…» «Ку-ку!»
Отзывались вещуньям месяцесловы:
«Кукушка до Егорья кукует — скот падет».
«На одетый лес кукушка прилетела — доброе лето».
Присухонские низины, поемные емецкие, холмогорские луга залиты, и шире разливы, подпитываемые водой озер, малых рек, вышедшей из берегов Вычегдой.
Гуси, утки, лебеди, гагары и гагарки, чайки-моевки, бурмистры, кайры, гаги — волнами, по воздуху и вплавь продвигаются стаи заселить тундру, побережье, скалистые острова Ледовитого океана. Следом прихлынут кулики: пестреть краю «полуночного солнца» разноцветьем оперения, шуметь многомиллионным разноголосьем птичьих базаров и гнездовий!
Марк — «ключимая весна», то есть близкая к завершению.
9 мая — Стефан Великопермский.
В гордость Северу это имя, с древности почитаемое Русью.
Присухонье, Подвинье в века седые подвергались нападениям лихих соседей: новгородцев и особенно воинственных князьков-феодалов, племен из-за Урала, с Печоры, Камы. Недаром у нас на Городишне стояла крепость, по-старому город. Да в Бобровском, в Брусенце — три города в самом что ни на есть деревенском углу. Разве от хорошей жизни их содержали предки?
Стефан родился в Устюге, предположительно в 1345 году. Измлада преподобного влекло к книгам. Получить образование Стефан ушел в Ростов Великий, принял постриг в Григорие-Богословском монастыре, известном богатой библиотекой, ученостью монахов. Задавшись жизненной целью принести просвещение народам Великой Перми, молодой инок изучал языки и, составив для народа коми (зырян) алфавит, делал переводы Священного Писания. Не с мечом — со словом любви и благодати, с книгами Стефан в 1376 году отправился в земли беспокойные, враждебные Московскому государству. Рискованное предприятие: скольких последователей Стефана постигла насильственная смерть!.. Устюжанин, с детства знакомый с бытом, нравами таежных племен, смог увенчать дело успехом. В лесной языческой стороне появились школы, первые церкви. Степанко-Бог, его добром поминали пермяки столетия спустя. Обширнейшие территории благодаря подвигу святителя Стефана приобщились к христианской культуре.
10 мая — Степан.
В устных календарях — ранопашец.
Курицы, не решаясь покинуть седла-насесты, кудахчут, скворец перед дуплянской встряхивается, ворчит хрипло под нос, будто насморк подхватил: ей-ей, сейчас чихнет.
Холодно, лапти скользят по инею. Горько напахивает чадом печей, от берез — листом, сжавшимся в кулачок — от утренника отбиться. Тонет деревня в тумане, а по дороге брякоток колес, топанье копыт…
Страда, время для мужика горячее: «поел — и со двора». «.Сей хлеб — не спи, будешь жать — не станешь дремать». Все путем, все ладом: «Где оратай плачет (тяжело!), там жнея скачет (с веселья, что хлебушек удался!)».
Небось по уму-разуму наимогутнейшим богатырем былины возвеличали пахаря Микулу Селяниновича: взял и посадил в карман себе самого Илью Муромца вместе с конем!
«Баба Яга, раскорякою нога», «кривоногий растрепал, а зубастый причесал» — коснемся орудий труда земледельца.
Мелькают в былинах, загадках, песнях сохи, тогда как плуги были в ходу у славян с X века, как наиболее пригодные для дернистых, тяжелых почв. При подъеме целины применялись многозубые, многокорпусные рала.
На Севере долго господствовала лесополевая, подсечная система земледелия. Вырубалась в тайге деляна, кусты, деревья огруживали в валы и весной сжигали. Называлось это у нас «катать новинки». Как снизились урожаи, поле- льнище или ржище — забрасывалось, разрабатывалось новое.
Железными плугами и боронами у нас первыми овладели льноводы, кто умел зашибить копейку. Тем не менее я помню, на подволоке, в сарае, пылились деревянная борона — суковатка, ржавый сошник, к сохе оглобли. Добро выбрасывать? Э, места не пролежит, авось пригодится!
Интересно было забраться на чердак, рыться в хламе, перебирать пожелтелые бумаги о платежах на выкуп земли, о налогах-податях, картинки — там казаки на позициях под Перемышлем, тут царь-государь проводит смотр воинству, на гимнастерке — Георгиевский крест…
На улицу-то манило, нету моченьки! Носились гурьбой по щавель, собирать «пистики» — головки хвоща, которые и сырые хрупаешь в удовольствие, а сваренные в котелке на костре — совсем объедение.
Отрада сейчас — темные отметины пахоты, зеленеющие озими, ручьи в обрамлении желтых, блестящих, будто залакированных калужниц.
Бабочки порхают, зазывают их ловить. Птюшка — невеличка в кустах тенькает, как из горстки в горстку пересыпает серебряную мелочь. Золоченые пуговки мать-и-мачехи наводят на дурашливую мысль, что у весны зелен кафтан распахнут. Ни к чему ей пуговки, может, завтра поблекнут, облетят пухом.
«После ключника и дожди теплые» — в численнике указка. «Велик, голенаст, грамоте горазд» — о дождике подсказка. А и верно, грамотей: брызнет-пробрызнет, славно распишет пашни всходами, пожни травой — не налюбоваться. Чего там сулят зеленые письмена?
11 мая — тепляк-здоровяк, березовина.
Снег изник, земля обнажилась. Сказывали раньше, нечисть-де, зимовавшая под наметами-сугробами, выбралась на люди, православным пакостит, вяжется болезнями. От низинных лугов, из глубин хвойника нет — нет и дохнет холодом, сыростью, тленом: аж по спине мурашки.
Зато солнце припекает, ветер-здоровяк обдувает — дивья нам жить!
В березах — движение сока. Напор велик, поранена береста, влага так и сочится. Подсыхая, она краснеет — в крови стволы, аж не по себе, как посмотришь.
«Березовицы на грош — лесу на рубль изведешь».
Знаете, у нас березовым соком мало увлекались.
Ребятня лакомство промышляла… в сосновых борах!
Влезу на горку,
Обдеру телку,
Мясо брошу, Кожу кину,
Сальце съем.
Страсть сколько деревьев нами портилось. Облупишь со ствола кору, под ней плотная, сладкая и сочная «болонь». Ножом, балалаечной струной она снимается в виде лапши. Из лакомств лакомство сосновое «сальце», присыпанное толокном.
Березовицу цедили в посуду, использовали как целебное снадобье. Испить соку — хворь как рукой снимет.
12 мая — Девяти мучеников Кизических. День лечений.
«Девять святых мучеников от девяти недугов, девяти напастей исцеляют».
Отчаливали последние суда на Мурман, развертывался лов: «море — то же поле». Пахотная страда разгоралась…
Сегодня слечь в постель рыбаку, на нивушке оратаю?
Господи, спаси и помилуй, ведь дому разоренье!
Знахари Вашек, Мезени, Лешуконья призывали Данилу на белой кобыле, Бабариху, коя на синем камне на синем море сидит, калену сковороду держит — недуги жечь-палить…
Колдовали над одром хворого, по книжке-рукописи зачитывали заговор древний, от дедов-прадедов, «чтобы не ломало, не томило, не жгло, не знобило, не трясло, не вязало, не слепило, с ног не валило и в мать сыру землю не сводило. Слово мое крепко — крепче железа! Ржа ест железо, а мое слово и ржа не ест. Заперто мое слово на семьдесят семь замков, замки запечатаны, ключи в окиян-море брошены, кит-рыбой проглочены…»
14 мая — Яков.
«Солнце встает — выдается лето сухо и ведрено; облачный восход — на дождливый сенокос».
«Теплый вечер, звездная ночь — к урожаю».
Старики за погодой следили, молодежь подтрунивала: «У нашей бабки на все догадки. Смотрит-примечает, ничего не пропускает — примет немного, а на воз не скласть».
В доме достаток, верила в прошлом деревня, зависит и от движения сока берез и распускания почек, от урочного спада половодья, нереста рыбы, расцвета растений, прилета птиц и от солнечных восходов и закатов. Судьбу зерна в земле предрекают раскаты грома в небесах и лягушка на пруду. Забегая вперед, скажем, что, по поверьям предков, ни один месяц годового круга не обладал столь широким набором поворотных дат, как май: 6, 14, 15, 22, 27 и 28 — примите во внимание.
Время, силы мужика отдавались посевной.
Паши, паши… А сей с оглядкой! Предостерегали устные численники: «Раннее яровое сей, когда вода сольет, а позднее — когда цвет калины в кругу». «Кукушка кукует — льны сей». И так далее, и тому подобное, постоянно в сопряжении, в теснейшей связи полевых работ с течением весны, с окружающей средой.
Кратко о зерновых культурах Севера, вообще России.
«Тот и хорош, у кого рожь». Россия раньше сосредоточивала более половины ее мирового производства. Отличие в том, что Архангельская, Вологодская губернии, помимо озимой, занимались яровой рожью. Упорство, трудолюбие достойно вознаграждались: коми, русские, вепсы, карелы брали урожай до 150 пудов (24,6 ц) в пересчете на гектар. Ведь в Приполярье, в нынешнем окраинном Нечерноземье!
