Джордж Сорос - Первая волна мирового финансового кризиса
Это приводит меня к основной идее моей концепции: я убежден, что социальные явления имеют иную природу, чем естественные. Естественные, природные явления происходят в результате цепочки событий, одно из которых прямо влияет на последующее. Что же касается взаимоотношений между людьми, то здесь ситуация гораздо сложнее. В нее вовлечены Не только факты, но и мнения участников, и к изменению ситуации приводит взаимодействие между фактами и восприятием. В каждый момент времени существует двусторонняя связь между фактами и мнениями: с одной стороны, участники стараются понять происходящее (а это понимание включает в себя как факты, так и мнения), с другой — повлиять на ситуацию (что опять-таки включает и факты, и мнения).
Взаимодействие между когнитивной и манипулятивной функциями вторгается в цепь событий, и тогда одни факты не приводят к возникновению других. В расчет принимаются мнения участников, которым также свойственно меняться. Так как мнения не всегда соответствуют фактам, в причинно-следственной цепочке возникает элемент неопределенности, отсутствующий в природных явлениях. Этот элемент неопределенности влияет и на факты, и на мнения участников. Природные явления не всегда объясняются универсальными научными законами, но к социальным явлениям такие законы применимы в еще меньшей степени. Например, принцип неопределенности Гейзенберга не может описать поведение квантовых частиц или волн, он только утверждает, что их поведение не может быть детерминировано. Отчасти подобный принцип неопределенности применим в отношении социальных процессов.
Я объясняю элемент неопределенности, присущий социальным событиям, с помощью теории истины, основанной на соответствии, и концепции рефлексивности. В классической логике понятие рефлексивности использовалось для описания связи объекта с самим собой. Я использую его в несколько другом смысле — для описания двусторонней связи между мышлением участников и ситуацией.
Знание основывается на истинных утверждениях. Утверждение является истинным, только если ему соответствуют факты. Так говорит нам теория истины, основанной на соответствии. Для установления соответствия необходимо, чтобы факты и относящиеся к ним утверждения были независимы друг от друга. Это невозможно в тех случаях, когда мы сами являемся частью мира, который стремимся осознать. Именно поэтому люди при принятии решения никогда не опираются только на знание. Недостаток знания компенсируется догадками, основанными на опыте, инстинкте, эмоциях, ритуалах и других псевдоистинных концепциях. Элемент неопределенности добавляется в ход событий именно за счет предубеждений или неправильных представлений.
Удивительно, почему концепция рефлексивности не получила всеобщего признания. Если говорить о финансовых рынках, то я знаю ответ: рефлексивность не позволяет экономистам создать теорию, объясняющую и предсказывающую поведение финансовых рынков подобно тому, как объясняются или предсказываются природные явления. Для того чтобы сохранить статус экономики как науки, экономисты всеми силами стараются исключить рефлексивность из своего объекта изучения. Я с этим не согласен: поскольку социальные процессы и природные явления имеют различное устройство, большой ошибкой было бы моделировать экономику исходя из постулатов ньютоновской физики. Когда же дело касается других аспектов окружающего мира, здесь я затрудняюсь с объяснением, потому что не очень силен в философии. Мне кажется, что философы пытались справиться этой проблемой поразному. К примеру, Аристотель различал теоретический разум (то есть когнитивную функцию) и практический разум (то есть манипулятивную функцию). По всей видимости, философы находились под таким большим влиянием когнитивной функции, что попросту не уделяли манипулятивной функции должного внимания.
Философы признавали и исследовали когнитивную неопределенность, связанную с утверждениями, соотносящимися с самими собой. Впервые этот вопрос был поднят критским философом Эпименидом, утверждавшим, что критяне всегда лгут. Парадокс лжеца позволил Бертрану Расселу прийти к разделению утверждений, которые являются соотнесенными с самими собой, и теми, которые таковыми не являются. Философы-аналитики также изучали вопросы, связанные с речевыми актами (утверждениями, непосредственно влияющими на ситуацию, которой они посвящены), однако их интересы были в основном связаны с когнитивным аспектом вопроса. Тот факт, что социальные события по своей сути отличны от природных явлений, не получил широкого признания. Напротив, Карл Поппер, основной источник моего вдохновения, заявил о доктрине единства научного метода, иными словами — о применимости одних и тех же методов и критериев при изучении природных и общественных явлений. Разумеется, это была не единственная точка зрения, выдвинутая на первый план в то время, однако с ней соглашалось большинство ученых, изучавших социальные явления и жаждавших такого же признания, что и их коллеги в сфере естественных наук. Так поступают не все исследователи в области социальных наук. К примеру, антропологи и большинство социологов даже не пытаются имитировать естественнонаучный подход. Однако такие ученые находятся в меньшинстве.
Теория рефлексивности направлена на выявление связи между мышлением и реальностью. Она применима только для узкого сегмента действительности. В области природных явлений события происходят вне зависимости от того, что о них думает кто-либо. Это означает, что естественные науки способны объяснять и предсказывать порядок событий с достаточной уверенностью. Рефлексивность связана с социальными явлениями (точнее, с ситуациями, когда участники основывают свои решения на знании), и именно это создает для социальных наук проблему, отсутствующую в естественных науках.
Рефлексивность можно рассматривать как циркулярность или петлю между мнениями участников и состоянием дел. Люди основывают свои решения не на реальной ситуации, которая может быть для них невыгодной, а на собственном ее восприятии. Их решения влияют на положение дел (манипулятивная функция), а изменения в ситуации ведут к изменениям в их восприятии (когнитивная функция). Обе функции действуют одновременно, а не последовательно. Если бы действие было последовательным, то установилась бы четкая и определенная связь между фактами, восприятием, новыми фактами, новым восприятием и так далее. Но оба процесса протекают одновременно, и поэтому возникает неопределенность как в восприятии участников, так и в реальном ходе событий. Это особенно полезно учитывать в случае финансовых рынков. Можно называть такое положение вещей циркулярностью или механизмом обратной связи, однако фактом остается двустороннее взаимодействие. Циркулярность не то же самое, что ошибка интерпретации, — напротив, ошибочным является отрицание циркулярности. Теория рефлексивности призвана исправить эту ошибку.
Проблемы социальных наук — ничто по сравнению с той ситуацией, в которой вдруг обнаруживают себя ее участники. Их решения влияют на будущее, однако они не могут основывать свои решения на знании. Они должны сформировать для себя картину мира, но эта картина вряд ли будет соответствовать реальному положению дел. Участники ситуации, осознают они это или нет, вынуждены действовать в соответствии со своей верой, не основанной на реальности. Неправильное восприятие реальности и другие предубеждения играют для формирования последующих событий гораздо большую роль, чем принято считать. Теория рефлексивности призвана дать новое видение ситуации, и убедительным примером этого станет анализ нынешнего финансового кризиса.
Прежде чем описать теорию рефлексивности более детально, я считаю полезным рассказать о том, как на протяжении многих лет ее развивал. Теория была основана на моем личном опыте. В достаточно молодом возрасте я пришел к выводу, что идеология, которая исходит из неверных предпосылок, может изменить действительность. Я также убедился в том, что бывают времена, когда нормальные правила неприменимы, а нормой становится ее отсутствие.
Глава 2
Автобиография неудавшегося философа
Философия интересовала меня всегда. С самого раннего возраста я хотел понять самого себя, мир, где появился на свет, смысл жизни, а чуть позднее, когда узнал о существовании смерти, — какое отношение она может иметь ко мне. Я начал читать книги классиков философии еще подростком, однако особую важность мое обучение приобрело во время оккупации Венгрии нацистами в 1944 году и позднее, когда я в 1947 году эмигрировал в Великобританию.
1944 год оказал сильнейшее влияние на формирование меня как личности. Не стану вдаваться в детали происходившего, потому что мой отец описал это лучше, чем мог бы сделать я сам. Представьте себе подростка четырнадцати лет, выходца из среднего класса, внезапно столкнувшегося с высокой вероятностью депортации или даже смерти только из-за своего еврейского происхождения. К счастью, мой отец был подготовлен к такому развитию событий: во времена революции в России ему довелось пожить в Сибири, и это изменило его. Когда началась Первая мировая война, он пошел добровольцем в армию Австро-Венгрии, попал в плен на русском фронте и был отправлен в Сибирь. Еще сохраняя свои амбиции, он стал редактором газеты, издававшейся заключенными. Газета называлась «Нары» — она писалась от руки, экземпляры прибивались гвоздями к нарам, а авторы статей прятались за нарами и оттуда слушали комментарии читателей. Популярность моего отца была столь высока, что заключенные избрали его своим представителем. Однажды из соседнего лагеря бежали несколько заключенных, и в ответ на это их представитель был расстрелян. Не дожидаясь повторения этой истории в своем лагере, отец организовал групповой побег. Его план состоял в том, чтобы выстроить плот и плыть на нем к океану. К сожалению, он не знал, что все сибирские реки впадают в Северный Ледовитый океан. После нескольких недель движения по реке беглецы поняли, что плывут в направлении Арктики, и им потребовалось несколько месяцев для того, чтобы выбраться из таежной глуши. В это время в России произошла революция, захватившая беглецов в свой водоворот. Мой отец пережил множество приключений, прежде чем добрался домой в Венгрию; оставшись в лагере, он попал бы домой намного раньше.
