История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович
Во-вторых, корабль «Полтава», переименованный в «Чесму», все-таки являлся линейным кораблем додредноутной постройки, а не крейсером.
В-третьих, переход кораблей в Европу ни для кого не был секретом – ни для союзников, ни для врагов. Достаточно сказать, что во второй половине сентября 1916 года «Чесма» совместно с французскими линкорами участвовала в разоружении греческого флота, чтобы не допустить вступления Греции в войну на стороне Центральных держав. Где тут «величайшая секретность»? К чему придавать общеизвестным фактам конспирологический оттенок? Другое дело – опасение угрозы от подводных лодок противника и секретность маршрута движения через Средиземноморье и Атлантику.
В-четвертых, броненосный крейсер «Пересвет» погиб в Средиземном море на немецких минах 22 декабря 1916 года в десяти милях от выхода из Порт-Саида, а потому никак не мог прибыть в Архангельск в 1917 году.
В-пятых, та же «Чесма» прибыла в Кольский залив уже 3 января 1917 года, а совсем не летом в Архангельск (или Мурманск – не русская земля?).
И, наконец, в-последних, линейный корабль «Чесма» бездействовал в боевом отношении вплоть до вступления в Мурманск Красной Армии в марте 1920 года. Крейсер «Варяг», едва появившись на Русском Севере 18 ноября 1916 года и приняв минимальное участие в боевых операциях, уже через два месяца (25 февраля 1917 года, накануне Русской революции) ушел на ремонт в Ливерпуль, откуда так и не вернулся. Так что вряд ли можно сделать вывод о том, что именно эти корабли как-то повлияли на английских шантажистов.
В действительности, ситуация на Русском Севере немного повернулась к лучшему после свержения самодержавия и последовавшей за этим некоторой временной смене политического курса Великобритании по отношению к России. А также после прибытия на Север Российской империи крейсера 1-го ранга «Аскольд» (17 июля 1917 года). Точно так же не смогло переломить ситуации и строительство Мурманской железной дороги, закончившееся осенью 1916 года: в любом случае транспортный флот, доставлявший в Россию грузы, и распределение грузов контролировались англичанами.
Надо сказать, что в кампании 1917 года русской Действующей армии отводилось видное место. Несмотря на то что главным фронтом Первой мировой войны по-прежнему признавался Французский (Западный) фронт, русские брали на себя обязательства наступать на всем Восточном фронте от Балтики до Румынии, нанося главный удар южнее Полесья – армиями Юго-Западного фронта. Особенно в деле привлечения русских вооруженных сил к активным действиям усердствовали англичане, для чего новый премьер-министр Великобритании (с декабря 1916 года) Д. Ллойд-Джордж был готов усилить военные поставки в Россию.
Однако союзное командование, в своих решениях исходившее из приоритета французского мнения, не спешило помочь своему русскому союзнику в снабжении его вооружением и боеприпасами в той мере, в какой на русских возлагались задачи на кампанию 1917 года. Так, на Петроградской союзнической конференции начальником штаба Верховного Главнокомандующего генералом М. В. Алексеевым было выдвинуто русское требование на военные поставки в Россию. В частности, в это требование вошли 763 орудия, 147 000 снарядов для тяжелой артиллерии, 1 690 000 винтовок, 475 000 пудов пушечного пороха, 97 000 пудов ружейного пороха, 250 000 мин, 600 минометов, 100 000 пироксилина и др. Для румынской армии русские просили 1300 орудий [245].
Ни одно из этих требований не было полностью удовлетворено англо-французскими представителями, хотя техническое оснащение британских и французских армий находилось уже на высочайшем уровне. Так, на Западном фронте командование требовало стрелять из артиллерийских орудий по германским оборонительным линиям как можно чаще, дабы не создавать залежей снарядов в тылах союзных армий.
Напомним, например, что в русской армии по-прежнему не хватало пулеметов, а союзники уже отказались от производства тяжелых станковых пулеметов, переводя свои войска на ручные пулеметы, что соответствовало новой групповой тактике ведения боя. Как отмечает А. В. Игнатьев, политика союзников (Великобритании в первую голову) в области снабжения России военным имуществом и кредитования русских военных и прочих заказов с конца 1916 года преследовала своей целью вынудить царизм пойти на уступки оппозиции во всех сферах, в том числе и в политической [246].
В связи с обострившимся положением внутри Российской империи, «министерской чехардой», угрозой государственного переворота со стороны буржуазной оппозиции (высшие военные и придворные круги наивно полагали, что этот переворот будет всего лишь дворцовым, по образцу переворотов восемнадцатого столетия), союзники, несомненно, делали все возможное, чтобы удержать Российскую империю в войне. Но при этом мощь русской Действующей армии явно недооценивалась, военные возможности России занижались, а объем поставок понижался.
Нельзя не отметить, что в связи с распространением слухов о якобы готовящемся сепаратном мире Российской империи с Центральными державами союзники должны были подстраховываться – в противном случае германская мощь смела бы Западный фронт. Именно поэтому англо-французы поддерживали тех российских оппозиционеров, что намеревались совершить «дворцовый переворот», отстранив от власти и императора Николая II, и главу несуществующей «германской партии» императрицу Александру Федоровну. П. И. Залесский справедливо писал, что «союзники сочувствовали только “перевороту” в пользу “конституционного” правления – поскольку сами русские видели в конституции единственный выход из создавшегося тупика на русском фронте» [247]. Те русские, что видели здесь «единственный выход», сами-то в окопах вшей не кормили. Плести заговоры по ресторанам – оно всегда удобнее и приятнее.
Россия не должна была выйти из войны ни в каком случае. Поэтому, хотя император Николай II и не давал повода усомниться в своей приверженности договоренностям, что признавали и сами англо-французы, «высокая политика» требовала подстраховки. Это и была подготовка переворота и замены режима Третьеиюньской монархии на конституционную монархию западного образца, во главе которой фактически бы встали люди, не только верные союзу с Западом (этому союзу был верен и император Николай II), но и настроенные проводить крайне вестернизированную модернизацию страны. Недаром уже 1 марта 1917 года, еще до отречения императора, правительства Франции и Великобритании уведомили председателя Государственной думы М. В. Родзянко, что признают Временный комитет Государственной думы единственным законным временным правительством России.
Кроме того, разногласия между оппозиционными кругами и правящей верхушкой в отношении характера ведения боевых действий резко отличались. Так, император Николай II и его ближайшие помощники намеревались придать кампании 1917 года столь решительный характер, после которого можно было бы с полной уверенностью говорить о грядущей победе. Помимо собственно стратегических целей, это преследовало еще и задачу успокоения оппозиционных слоев на время войны, отложив проведение назревших внутренних реформ на после войны, чтобы царь мог диктовать свою собственную программу капиталистического реформирования с позиций победителя в мировой войне, а не с позиций проигравшей стороны.
Решительные победы на Восточном фронте также должны были повысить престиж и значение Российской империи как на международной арене в целом, так и в блоке Антанта в частности. Именно для этого была проведена реорганизация Действующей армии, известная под наименованием «реформы Гурко», вследствие которой численность русских дивизий должна была стать большей, нежели количество дивизий всех союзников на Западном фронте вместе взятых. Именно для этого в войска отправлялось большое количество военной техники и резервов (наиболее характерное явление – образование корпуса ТАОН (Тяжелой Артиллерии Особого Назначения).
