История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович

Другое дело, что не только некоторые современники, но и даже сейчас ряд исследователей возмущается тем, что в 1917 году русская армия не желала воевать. Встает законный вопрос: а во имя чего должны были умирать русские крестьяне, если Временное правительство второго состава не давало крестьянству земли, а вдобавок и отказалось от аннексий и контрибуций? Выходит, что русские солдаты должны были умирать во имя тех выгод, что желали получить от войны союзники России, да разве что за удержание у власти в самой России отечественных капиталистов – тех самых денежных мешков, что неизмеримо обогатились в период Первой мировой войны, в отличие от массы простого населения.

Исходя из такой точки зрения, современная Россия должна была бы и до сих пор брать за границей деньги в долг, продавать энергетические ресурсы по дешевке и тут же переводить все эти деньги на зарубежные счета олигархов в оффшорных зонах. Не хватает только большой войны с кем-нибудь, чтобы население Российской Федерации, для вящей аналогии, могло еще и умирать за все это.

Но вернемся в 1914-1917 годы. То положение дел, при котором англо-французские союзники могли диктовать России свои условия, сложилось только потому, что проливы так и не испытали русского удара. Ведь будь Босфор захвачен в 1914-1916гг., как предлог для шантажа немедленно исчезал, а русская дипломатия могла более изощренно действовать на международных переговорах по поводу союзнических претензий. Здесь характерным примером может служить Япония, захватившая практически все тихоокеанские владения Германии при минимуме военных усилий вообще. И никакое недовольство Великобритании и Франции не смогло выбить этих островов из японских рук.

И именно поэтому англо-французы не соглашались на сепаратный мир с Турцией (как предлагали русские уже в 1915 году), так как только Черноморские проливы надежно обеспечивали активное участие Российской империи в войне и ее наступательную инициативу на германском фронте. «Реализация соглашения 1915 г. о проливах… определялась двумя главными условиями: полной победой над Германией и ее союзниками, и выполнением территориальных и иных пожеланий Великобритании и Франции, а затем и Италии после присоединения ее в 1916 году к этому соглашению» [235].

Можно встретить утверждения, что проливы и Константинополь вовсе и не были необходимы Российской империи, в сущности, достигшей пика своего территориального расширения. Во многом, это действительно так. Надо только отметить, что дело не в присоединении проливов к России, а в установлении исключительно благоприятного режима проливов и, желательно, только одной Россией. Достичь этого в те времена возможно было только путем передачи данных территорий под юрисдикцию России. Даже только одного выхода из Босфора в Черное море: «Россия всегда нуждалась не в завоевании, а в обеспечении свободного выхода в проливы. В силу обстоятельств Россия, вопреки клише, не стремилась к единоличному контролю, ибо овладение Константинополем и его удержание были России всегда не под силу и потребовали бы такого напряжения усилий, которое сделало бы его бессмысленным. Соглашение 1915 года в разгар войны совершенно особый случай – должно же было быть что-то, компенсирующее страшные жертвы Восточного фронта. Однако такой цели, ради которой готовилась бы война, не было. При этом Англия, соглашаясь на фоне тревожных успехов австро-германского блока на обретение Россией проливов и Константинополя, потребовала взамен обязательство “довести войну до победоносного конца”, что исключало сепаратный мир с Германией и обеспечивало взаимное истощение и революции» [236].

Иначе говоря, не будь соглашения о проливах, русские не согласились бы и на англофранцузские аннексии, которые были гораздо более лакомым куском неприятельского «пирога». В случае же отсутствия договоренностей наверняка нас ждало то, что было свойственно всему XIX столетию, когда благоприятные для Российской империи договора с Турцией рвались в клочки при малейшем нажиме со стороны Великобритании. Установление режима проливов международными соглашениями, конгрессом великих держав означало то же самое: постепенное вытеснение России из Средиземноморья.

Простое присоединение было куда надежнее. Нельзя забывать и экономический фактор: например, через Черноморские проливы проходило 37 % русского экспорта. С 1901 по 1910 год здесь было вывезено 87,2% всего экспорта пшеницы. Просто-напросто контролировавшая Гибралтар и Суэц Великобритания не горела желанием дать Российской империи выход в Средиземное море. Много ли уступала Англия испанцам и египтянам? Как известно, Суэцкий канал в 1956 году перешел к Египту только потому, что против интервенции западных держав выступил СССР. А Гибралтар и поныне в руках англичан.

То же самое ждало и русских, если только Черноморские проливы не закреплялись за Россией как неотъемлемая часть ее территории. Следовало пользоваться благоприятной ситуацией: пока существовал германский флот, Великобритания не могла чувствовать себя в безопасности. Вспомним, наконец, что, например, предложение о штурме Александретты союзными силами было отклонено французами, желавшими безраздельно контролировать Сирию. И. С. Даниленко справедливо отмечает: «…Англия всегда проводила политику, учитывая объективную логику мирно-военного движения исторического процесса, согласно которой мирные устремления государства рано или поздно сменяются на военные. Субъективная логика английской политики ближе к объективной логике исторического процесса. Это проявится и в ходе Первой мировой войны, на завершающем этапе которой Англия будет добиваться не только решительной победы над Германией, но и делать все возможное, чтобы Россия не вошла в клуб государств-победителей в этой войне. Если Россия вошла бы в этот клуб, то она имела бы все предпосылки стать самой мощной державой мира» [237].

Наконец, раздел Турции после окончания Первой мировой войны отчетливо говорит, что если не ты, то другой: откажись Россия от проливов, и туда тотчас вошли бы англичане. Не окажись в Турции Мустафы Кемаля, то, как знать, не стояли бы в Босфоре британские флаги? Хотя, действительно, утверждение Российской империи в зоне проливов, так или иначе, предполагало утрату Турцией своего суверенитета: «По известным причинам раздел османского наследства произошел без российского участия, что, собственно, и спасло турецкое национальное ядро от поглощения его Россией, поскольку именно она претендовала на Константинополь, а следовательно, и на геополитический контроль над всей Малой Азией» [238].

26 декабря 1914 года на русской мине подорвался и надолго вышел из строя «Гебен». Русский Черноморский флот, не дожидаясь ввода в строй новейших линейных кораблей «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина II», получил превосходство на море. Но Ставка так и не решилась на производство Босфорской экспедиции, хотя союзники уже вскоре приступили к Дарданелльской операции. Мало того, русский флот вообще впервые появился близ Босфора только 15 марта 1915 года.

Только одна Дарданелльская операция и «отсиживание» союзников на Западе в 1915 году, пока австро-германцы крушили русских на востоке, должны были вновь поставить на первый план операцию против Босфора. Теперь это приобретало не только чисто военное, но уже и, на фоне начавшихся поражений, пропагандистское значение. Однако в Ставке вновь наметили нанесение очередного главного удара против германцев. Нежелание учиться даже на собственных ошибках, к сожалению, не характеризует с положительной стороны творцов русской стратегии периода Первой мировой войны. Справедливости ради надо заметить, что в стратегическом плане в 1914-1918 годах наиболее верно действовали лишь англичане и американцы, которые и выиграли больше всех.