Джон Мэн - Чингисхан
371
джон мэн
ЧИНГИСХАН
Я этого сделать не мог. Я должен был попытаться взглянуть на священную гору Чингиса хотя бы издалека. Нужно действовать просто, быстро, не рассуждая и надеяться на лучшее.
На следующее утро мы двинулись на север по лабиринту автомобильных следов между темно-коричневыми домика ми и палисадниками Монгоморта. Он очень походил на го родок Старого Запада до того, как там появились дороги и ограды, и имя у него было очень подходящим — «У Серебря ной Лошади». А там, за выездом из него, на несколько часов нас ждало счастье, какого не получишь, отправляясь в путь верхом, — врывающийся через открытые окна ветер выдува ет мух, «уазик» легко мчится по открытой саванне, в километ ре среди осин и берез красиво извивается Керулен, а впере ди манящие громады гор.
Нам пришлось остановиться на чай в какой-то юрте, последнем обиталище человека перед Национальным парком , Хан Хентей, и здесь мы получили небольшое предупрежде ние о подстерегающей нас опасности. Сидя на маленькой табуреточке с левой стороны центрального очага, как и при личествует гостю, я заметил два портрета среди фотогра фий, что в семейных гээрах заменяют сегодня домашних бо гов. Один был портрет Сталина в привычном обличье «дя дюшки Джо» - русские ушли из Монголии так безжалостно быстро в начале 1990-х годов, а отказ от коммунизма был на столько решительным и полным, что удивительно было увидеть хоть какие-то остатки былого уважения. Другая картин ка была детским рисунком Чингисхана, произведением две надцатилетнего мальчика, который сейчас учился в школе- интернате. Была ли какая-то связь межу этими двумя автори тарными фигурами? Не успела эта мысль зародиться у меня в голове, как на улице раздались конские копыта и крик: «Волк! Напал на коз!»
В секунду у кого-то в руках было ружье, и все мы, нас чет веро и еще двое мужчин, были в машине. Нечего и говорить,
372
это касалось и нас, потому что единственное, что мы могли предложить за гостеприимство, была наша машина. Мы подъехали к стаду — несколько десятков баранов и коз, испу ганно сбившихся в отдалении, и только маленький комочек лежал на земле перед нами. Волка и след простыл, конечно. Жалобно блеявшая овечка оказалась маленьким ягненком, из каверны в брюхе у нее текла кровь. Двое мужчин перевер нули ее брюхом вверх. Рана была ужасная, кишки вывали лись на траву, часть из них съел волк. Ясно было, что долго ягненок не протянет.
«Мы оставим его здесь, — пояснил один из мужчин. — Волки возвращаются к своей добыче. Может, удастся под стрелить его».
Я почти ждал, что сейчас будет выстрел. Ничего подобного, один из мужчин вынул складной нож, не торопясь, твердой ру кой вогнал его в грудную полость, потом сунул туда руку и вы тащил сердце. Ягненок ни звуком не среагировал, наверное, он уже не чувствовал дополнительную боль, и операция, порази тельно спокойная и удивительно впечатляющая для постороннего глаза, завершилась в считаные секунды.
Десять минут через океан трав; деревянная наблюдатель ная вышка отмечала, что мы вступаем в края 1200 квадратных километров первобытной девственной природы. Горы поднимаются на высоту не больше 2500 метров, высовыва ясь из лесов голыми вершинами, похожими на лысые макушки католических монахов, дорог мало, посетителей и того меньше, постоянных жителей нет и в помине. Это вла дения оленей, лосей, медведей и волков, тех же зверей, что водятся в сибирской тайге, которая простирается далеко на север. Конечно, здесь не всегда было так пустынно, потому что это часть монгольских коренных земель, истоки трех рек, составляющих часть монгольской идентичности. Почти не доступные долины и ущелья, где ивовые заросли и небогатые луговины сменяются еловым лесом и голыми утесами, укры вали семью Чингиса в годы его юности и с тех пор остались
373
ДЖОН МЭН
ЧИНГИСХАН
хорошими охотничьими угодьями. Только в 1992 году этот район наконец объявили парком и природу предоставили самой себе. Недавняя встреча заставила меня задуматься. Что могло бы статься с нами, если бы мы вторглись в эту безлюд ную область.
Горы вокруг сгрудились, чтобы вынудить дорогу протис нуться через Керулен по необычайно мощному бревенчато му мосту, чьи могучие конструкции свидетельствовали о важности этой дороги. Это был единственный путь, по кото рому правительственные чиновники могут совершать свои редкие визиты на эти святые склоны. Нам повезло: послед ний ливень разразился и закончился несколько дней назад, и дорога уже почти высохла. Она спускалась мимо зарослей ивового кустарника, полого сбегавших к берегу реки, остав ляя позади торчащие к небу остовы сгоревших сосен, обуг ливавшиеся и узловатые скелеты деревьев — напоминания о бушевавшем здесь три года назад лесном пожаре. Баатар за вел своим высоким чистым тенором песню о Хентей, и, словно в ответ на заклинания шамана, сквозь пышно раски нувшиеся ивы скакнул и умчался прочь олень. Мы были одни в этом покинутом людьми мире дикой природы, и единст венным признаком человеческого присутствия была дорога, по которой, судя по отметинам на траве, раз-другой в неделю проезжали автомашины. Ради чего на земле приезжали они сюда? Приносить одинокие жертвы Чингису?
Дорога взбежала на невысокий хребет.
- Это место называют Порогом, — проговорил Баатар. — Но это не настоящее название.
- А какое настоящее?
- Мы его не произносим, - негромко проговорила Гойо, так как многие священные места, обычно горы, имеют табу на свое название. — Мы даже не указываем на них.
- Но мне-то можно сказать, - с совершенно детской на ивностью запротестовал я. — Я же писатель.
Гойо замешкалась на миг и пробормотала название —
374
секрет, выдать который невероятно трудно. Дорога вдруг выровнялась, а затем, будто наказывая нас за безрассудность и легкомыслие, оборвалась хаосом колесных отметин там, где машины дернулись вперед и по самые оси утонули в вяз кой грязище. Мы остановились на краю небольшого болот ца, образованного тающими водами с лежащего впереди склона. Хишиг и Баатар попытались измерить глубину болотца и определить, сможем ли мы преодолеть 20 метров, отделяющие нас от продолжения автомобильных следов по другую его сторону. Слева от нас Керулен протекал между двумя высокими обрывами. Машину захватили мухи. Жара
усиливалась.
— Они говорят, что не проедем, — сказала Гойо.
— Но ведь кто-то оставил эти следы? — раздраженно, сер дясь на Хишига за то, что он не расположен рисковать, выпа лил я. — Они же проехали.
— Это были государственные рабочие, два месяца на зад. — сказал Баатар. — Они приезжают каждые два-три года. Много машин, много канатов, домкратов, может быть, трактор. Вообще-то эти следы вполне могли быть остаться после Кравица с его командой, которые также прошли этим путем в начале лета, прежде чем начать раскопки у Стены Дающего.
— Если мы увязнем, то останемся тут на несколько дней, - заметил Хишиг. — Тут только птица пролетит.
Он был прав. Я видел, где некоторые машины разверну лись и сдались. Самое большое, на что я мог надеяться, — это посмотреть на свою невозможную цель с верхней точки склона.
Подняться на вершину оказалось нетрудно, там было свя тилище, ово из сосновых стволов, сложенных в форме ин дейского вигвама и обвязанных выцветшими полосками го лубого шелка, у основания бревен были кучи водочных бу тылок. Мы совершили свой тройной ритуальный круг. Это был путь - единственный путь - войти в потаенный мир, куда я так долго стремился, — путь, по которому, видимо,
375
ДЖОН МЭН
ЧИНГИСХАН
спасался Чингис, путь, по которому, возможно, везли гроб Чингиса в долину, что открывалась моему взору и приветли во звала к себе. Вон течет Керулен, совершая крутой изгиб вокруг каменистой осыпи 1 , которую в тех местах называют Носом Чингиса. А там, дальше, поднимаются горы, исследо вать которые я мечтал, одна из них — я не знал, которая, — наверняка была Бурхан Халдуном. От одного их вида захва тывало дыхание, они были такими далекими, как мираж, потому что земля у наших ног резко проваливалась в глубокое торфяное месиво, взбитое десятками крутящихся автомо бильных колес. Даже если бы с нами не было Гойо, которая определенно нервничала по поводу нарушения табу на появление женщин за пределами этого пункта; даже если бы мы и преодолели на машине весь этот невероятный подъем, все равно двухсотметровый спуск в долину по разбитому ма шинами торфу был бы сумасшествием - и что потом? Выбраться оттуда было бы весьма проблематично. К тому же надвигалась гроза, по склонам гор напротив уже струились потоки воды. Мы побежали назад к машине, и под завесой пыльного облака, раздуваемого приближающимся дождем, исчезли горы с долиной, мои надежды и мечты.
