История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович

Под теми или иными отговорками, замалчиванием, игнорированием Великобритания постаралась бы в самой максимальной степени снизить выигрыш Российской империи от войны. И это есть также вещь вполне естественная. Об этом ярко свидетельствует пример Италии, которая в 1917 году не смогла самостоятельно сдержать противника в сражении у Капоретто и была вынуждена просить помощи у союзников. В итоге итальянцы не получили всего того, на что рассчитывали, вступая в войну на стороне Антанты, хотя французы и англичане использовали ситуацию по максимуму, и лишь вмешательство Америки в войну так или иначе несколько понизило их приобретения.

Такой подход вовсе неудивителен. Слишком уж явно пересекались в то время интересы России и Великобритании на земном шаре. Слишком уж недавним было англорусское соперничество. Слишком уж велика была финансовая зависимость России от Франции.

Поэтому мы и считаем, что императору Николаю II с точки зрения реальных выгод для страны надо было бы держаться дружественного по отношению к Германии нейтралитета: как ив 1941 году, генеральной линией внешней политики русского (советского) правительства должно было стать недопущение войны практически любой ценой. Но если в 1941 году агрессия фашистской Германии против СССР являлась практически неотвратимой (единственное исключение – скоропостижная смерть Гитлера перед 22 июня), то в 1914 году русские занятой внешнеполитической позицией сами подтолкнули начало мировой войны для своей страны.

При заключении союза выигрывающей стороной всегда является та сторона, что будет более дальновидной и наименее корректной в отношении приобретенного союзника. Эти качества никогда не были свойственны русским. Кроме того, финансовые потенциалы России и Запада были просто несравнимы. Поэтому так или иначе договоренности Российской империи в Антанте ставили Россию в многогранную зависимость от союзников, которая только лишь усугублялась в условиях мировой борьбы. В связи со всем сказанным исследователями выделяются такие тенденции коалиционного взаимодействия, как:

1) военно-экономическая обособленность западных союзников от России;

2) военно-экономическая независимость России (для Второй мировой войны. – Авт.);

3) военно-экономическая зависимость западных союзников от России на европейском театре войны;

4) военно-экономическая взаимозависимость западных союзников;

5) неизбежность борьбы на океанско-морских сообщениях;

6) неравномерность распределения военно-экономических ресурсов коалиции. Союзники ставили себе на службу ресурсы всего мира, неохотно делясь ими с Россией.

«В результате, преобладавшим способом ведения войны на Восточном ТВД стало стремление максимально использовать возможности живой силы, легкого оружия и широкого маневра, а на Западном ТВД – подавить противника количественным превосходством в оружии и боеприпасах» [185].

Взаимодействие Российской империи и ее западных союзников с самого начала войны было обречено на непонимание. Союзники действовали совместно друг с другом и в то же время – довольно-таки отдельно от России. Конечно, и между французами и англичанами существовали существенные расхождения, так как никто из них не желал усиления своего соперника, но вместе они не хотели видеть Россию равной себе, не говоря уже о русском превосходстве.

Между тем потенциал Российской империи, явственно обозначившийся еще перед войной в ходе модернизационных реформ, даже в том половинчатом (как это испокон веков характерно для России) варианте, уже пугал и союзников и противников. Слишком уж нависал русский колосс над Европой, слишком уж молодо было его многочисленное (180 000 000) население (чуть ли не 75 % россиян – люди до 35 лет), слишком уж на большой кусок «пирога» претендовали русские – от покровительства всему славянству Европы до приобретения Черноморских проливов и выхода на океанские просторы (строительство линейных крейсеров типа «Измаил»).

Все изменилось в 1914 году. Война предоставила Западу выгодное положение: пользуясь изолированностью России, навязанной ей военной стратегией и слабостью русской промышленности, союзники получили возможность влиять на русских в свою собственную пользу. И здесь главным виновником является само русское военно-политическое руководство, не сумевшее ни выиграть в Восточно-Прусской операции, ни вывести из войны Австро-Венгрию, ни даже вовремя обратить внимание на собственную военную промышленность. А. И. Уткин справедливо отмечает: «Как оказалось, напрасными были многие надежды России и Запада. С русской стороны иллюзия заключалась в безусловной вере в то, что Запад предоставит ей практически неограниченные военные припасы и необходимые займы. Запад действительно был технологическим, финансовым и торговым центром мира. Но различные обстоятельства помешали рациональному совмещению его возможностей с потенциалом России. Сказалось незнание России, незнакомство с работой ее социального и индустриального механизма, с менталитетом ее правящего слоя. В конечном счете, взаимное непонимание привело к взаимному разочарованию в ходе первых сорока месяцев конфликта между августом 1914 и декабрем 1917 г.» [186].

Выгодной ситуацией следует пользоваться до конца. И действительно, союзники не спешили с оказанием помощи ни с наступательными операциями, ни с передачей технических средств ведения боя для русской армии. Такая позиция основывалась на признании Западного фронта главным фронтом мировой войны, а потому с русскими, как правило, не считались.

Неважно, что задумываемые в качестве широкомасштабных операции на Западном фронте оканчивались взятием нескольких десятков квадратных метров территории, с парой деревень на ней. Зато сколько на таких «пятачках» тратилось вооружения и проливалось человеческой крови? Неважно, что русские победы приводили к прорывам на десятки километров в глубь неприятельской территории на широком фронте. Неважно, что союзники в Европе до осени 1918 года нигде не сумели вступить на неприятельскую территорию, в то время как русские дрались и в Восточной Пруссии, и в Карпатах, и в Галиции, восточная часть которой контролировалась русскими даже и в революционном 1917 году.

Своей кульминации политика англо-французских союзников в отношении России достигла к моменту падения монархии: по окончании кампании 1916 года, требуя от русских все новых и новых усилий, англичане и французы уже очень и очень тщательно дозировали помощь своему русскому союзнику. Причина этому – не столько промышленно-финансовая слабость Российской империи (это было ясно и до войны), сколько, напротив, усиление русской военной мощи после, казалось бы, роковой кампании 1915 года. Исследователь справедливо заметил, что к этому времени «…интересы Западного фронта были поставлены в общесоюзнической стратегии на первый план как с точки зрения военно-оперативной, так и военно-технической. Русской армии отводилась второстепенная задача истощения войск противника. Выработанная англо-французскими союзниками стратегия подчеркивала неравноправное положение русской армии в Антанте. Это проявлялось в том, что из военного арсенала союзников русской армии предоставлялось главным образом стрелковое вооружение и лишь минимальное количество артиллерии, боеприпасов и современных видов вооружений, якобы менее необходимых в условиях Восточного фронта. При осуществлении общего наступления союзников от русской армии требовали предварительного наступления для облегчения прорыва оборонительных сооружений на Западном фронте» [187].

Что же касается «перемалывания» живой силы неприятеля, на что особенно любили упирать англо-французские военачальники (каждому ведь понятно, что взятие нескольких деревушек назвать полноценной победой невозможно), так «ковельская мясорубка» по своему накалу, жертвам и последствиям не только не уступает «верденской мясорубке», но, возможно, и превосходит ее. И с каждой новой кампанией ситуация коалиционного неравноправия только лишь усугублялась. Однако же русские военно-политические деятели сами спешили узаконить собственное неравноправие в коалиции.