История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович
Свою линию англо-французы твердо и последовательно проводили по всем направлениям, пытаясь решать проблему войны прежде всего за счет своего русского союзника. Хотя, разумеется, никто не может отрицать величия и героизма французской и британской наций, последовательно, отважно и твердо боровшихся с общим врагом – европейским агрессором, зараженным идеями расового превосходства и шовинистической нетерпимости.
Наглядным примером является ситуация с военнопленными. Львиную долю пленных военнослужащих держав Антанты составляли русские, вынесшие на себе тяжесть беспримерной по своим трагическим последствиям кампании 1915 года. Русские военнопленные к сентябрю 1915 года составляли 72,8 % всех пленных, расположенных только в Германии, а ведь до миллиона русских солдат и офицеров находилось в концентрационных лагерях на территории Австро-Венгрии. Так вот, англичане пытались облегчить участь своих военнопленных не только посылкой продуктов и прочих вещей, но и чисто физически – обменом на немецких пленных, переводом англичан в лагеря с улучшенным содержанием, интернированием в нейтральных странах (Швейцария, Дания). В то же самое время англичане всячески препятствовали отправке продовольствия русским военнопленным и, тем более, обмену русских пленных на германских. Так, на официальный запрос 1-го Всероссийского съезда по делам военнопленных был дан ответ, что русское правительство отказывалось от размена пленными вследствие настояний союзников, главным образом англичан, которые находили, что «у России имеется большой запас живой силы, поэтому увеличивать живую силу Германии путем обмена пленных не следует» [191].
Это при том, что в Российской империи было всего лишь около ста пятидесяти тысяч пленных немцев (австрийцев – в десять раз больше) против почти миллиона русских военнопленных в Германии. Выходило, что обмен двадцати пяти тысяч пленных англичан (к осени 1915 года) был возможен, а русским это было непозволительно. Так обращаются только с колониями. А раз российское правительство терпело подобные выходки со стороны союзников, то что здесь можно комментировать? Но хороши же и наши союзники – практика двойных стандартов в политике родилась далеко не вчера.
Тем не менее англо-французы, быстро осознавшие, что война будет длительной и тяжелой, на грани выживания, спешили еще больше привязать Россию к Антанте. По предложению правительства Великобритании, более всего опасавшегося нетрадиционного хода со стороны партнеров по коалиции, уже менее чем через месяц после начала войны в Лондоне было подписано соглашение с обязательством «не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны», а также подвергнуть обсуждение условий мира предварительному соглашению всех союзников. Впоследствии англо-французы даже пошли на соглашение о передаче Российской империи Черноморских проливов. Как раз британцы первыми признали право России на Босфор и Дарданеллы по окончании войны, но и они же упорно, в течение всего 1915 года, штурмовали Дарданеллы, не желая уступить и штыка для помощи обескровленной Сербии.
Примечательно, что союзники предприняли данный шаг весьма неохотно, хотя тогда же условились разделить между собой всю остальную Турцию, германские колонии, экономическое влияние на Балканах. В чем же тогда причина? Ответ прост – в том, что без России западные державы не могли надеяться победить противника (до вступления в войну США было еще далеко, да и десяток США образца 1914 года не сумели бы так обескровить Тройственный блок, как это сделали русские). Таким образом, и после подписания соглашения о незаключении сепаратного мира с врагом «удержание империи Романовых в войне оставалось важнейшей международно-политической задачей блока противников Германии, поскольку – это было очевидно – без поддержки России одни только западноевропейские участники антигерманского альянса были не в состоянии обеспечить себе военно-силовое преимущество над Четверным союзом» [192].
Разумеется, что участие Российской империи в войне фактически целиком и полностью зависело от ее императора, на которого замыкались все нити, державшие Россию в войне. По мнению одного из исследователей, «у Запада в общем и целом никогда не возникало сомнений в лояльности императора Николая II как союзника по мировой коалиции. Царь сделал выбор, он определил для себя две главные задачи своего царствования: ликвидировать зависимость от Германии в экономике и найти способ примирения с главным антагонистом предшествующего столетия – Британией. Решение этих двух задач было необходимо, по его мнению, для развития огромных ресурсов России. Испытание ужасающей войной не поколебало эти идеи, он никогда в годы войны не отступил от этой схемы» [193]. Если данное предположение является справедливым, то остается только посочувствовать геополитическому чутью российского императора.
Экономическая зависимость от Германии неизбежно сменялась столь же тяжелой зависимостью от союзников, но дружба с Западом вряд ли была бы такой же крепкой, как с Германией. И это не говоря уже о геополитике. Другое дело – та националистическая непримиримость, переходившая в шовинизм и ксенофобию, что проповедовалась в Германии уже начиная со второй половины девятнадцатого века. Теоретические измышления, в которых французы объявлялись «гнилой нацией», а русские – «отсталыми варварами», не могли не вызывать у соседей Германии ничего, кроме стойкой неприязни.
Тем не менее следовало выбирать. Раскол Европы по блоковой принадлежности не оставлял выбора маневра и для великих держав. Даже Великобритания была вынуждена стать основателем одного из военно-политических блоков – Антанты. Что уж здесь говорить об экономически отсталой Российской империи, чья государственная власть в 1905 году униженно просила у своих соседей денег на подавление революции. Основатель современной германской военной машины фельдмаршал Х. Мольтке-старший в своей работе «Военные поучения» писал: «Коалиция хороша до тех пор, пока общие интересы ее участников совпадают с интересами каждого из них в отдельности. Однако в любых коалициях интересы союзников совпадают лишь до известного предела, ибо, когда одному из участников приходится чем-то жертвовать ради достижения общей цели, рассчитывать на прочность коалиции большей частью уже не приходится. Между тем, добиться общего согласия в коалиции весьма трудно, поскольку без жертв со стороны отдельных ее участников нельзя достигнуть больших целей всей войны».
Взаимозависимость союзников по коалиции определялась самим коалиционным характером войны: с одной стороны, англо-французы не могли допустить тесного сближения России и Германии, что окончательно вырывало мировую гегемонию из рук атлантистов; с другой стороны, без России Запад не мог и думать выиграть войну у Германии и ее союзников: Франция была бы раздавлена в считанное время. Обе эти стороны ничуть не противоречили друг другу, но даже скорее являлись взаимными дополнениями.
В подтверждение достаточно только вспомнить отношение союзников к нашей стране после выхода Российской империи из войны, после окончания мировой бойни, на протяжении всего двадцатого века вплоть до наших дней. Моментально были забыты миллионы погибших и искалеченных русских людей, как будто бы их и не было. Против России сразу же, как только смута приняла наиболее непримиримые формы глобальной Гражданской войны, вчерашними соратниками организуется интервенция, на практике выразившаяся в беспощадном ограблении русской земли и перспективной политике по расчленению России.
Все это – без малейшего стеснения по отношению к союзной нации, которая отдала сотни тысяч жизней ради общей победы над Германией. Тот же У. Черчилль – безусловный патриот своей Родины и беспощадный враг Германии – в секретном послании военному кабинету от 7 апреля 1918 года писал: «Давайте не забывать, что Ленин и Троцкий сражаются с веревками вокруг шеи. Альтернативой пребывания у власти для них является лишь могила. Дадим им шанс консолидировать их власть, немного защитим их от мести контрреволюции, и они не отвергнут такую помощь». Стоит вспомнить и планы стран Антанты о разделе России между большевиками и белыми правительствами: тем самым устранялась единая и сильнейшая евразийская держава, а оба ее куска (и советский, и белогвардейский) равно попадали в полную зависимость от Запада.
