История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович

Великобритания всегда доказывала, что во имя своих «постоянных целей» она не погнушается никакими средствами. И это правильно – политика есть политика. Ну а Франция? Где же благодарность за спасение Парижа в четырнадцатом году, за сбережение миллионов жизней населения стран Западной Европы, за безусловное следование военно-политическому союзу с Антантой? Уже зимой 1916/17 года Антанта, желая подстраховаться накануне решающей кампании, подталкивает русскую буржуазно-либеральную оппозицию к свержению императора Николая II, а в дальнейшем и монархии вообще. Подстраховаться и насчет продолжения войны, и насчет доли России в разделе победного «пирога».

Тем человеком, что неизменно выступал против чрезмерных претензий союзников, в ближайшем окружении императора была его супруга. Как говорит В. Л. Мальков: «На уровне чувствований императрица верно угадывала намерение западных союзников России насесть на нее, после того как война будет выиграна и, используя умножающиеся немощи страны, лишить ее главных плодов победы. Этот мотив многократно возникал в разных сегментах государственной власти России, где, несмотря на временные успехи на фронтах, рождалась неуверенность во внутренней стабильности, предчувствие революции и зависимое положение от расположения и помощи союзников» [194]. Именно поэтому клевета оппозиции была направлена против царицы.

Во второй половине войны союзники опасались, что императрица, без всякого сомнения оказывающая определенное влияние на императора, окончательно подпала под влияние прогерманских группировок в придворных кругах. О таком влиянии было известно задолго до 1914 года. Один такой пример приводит военный министр в 1905-1909 годах генерал А. Ф. Редигер, о котором ему в 1906 году рассказывал морской министр А. А. Бирилев. Морской министр добивался у императора отставки В. Ф. Руднева (того самого командира крейсера «Варяг» в 1904 году), допустившего беспорядки матросов в своем новом экипаже (строившийся броненосец «Андрей Первозванный»), но получал отказ. После изложения просьбы на аудиенции у императрицы согласие Николая II было получено тотчас [195].

Конечно, решающего влияния царица не могла иметь. Александра Федоровна вообще не могла играть самостоятельной роли, так как за ней не было никакой силы, кроме статуса императрицы. К сожалению, и до сих пор находятся «ученые», которые считают такой силой «распутинскую клику» – обычное сборище коррупционеров и махинаторов, пользовавшихся человеческими слабостями простого мужика, близкого к царской чете. И даже отречение императора Николая II в пользу сына при ее регентстве отнюдь не означало бы выход России из войны, так как никто такого регентства просто не допустил бы. Императрица выступала против подчинения России западным державам – и этого было достаточно, чтобы предпринять против нее самой и ее неблагополучного окружения «охоту на ведьм».

Самым парадоксальным образом заинтересованность держав Запада в русском перевороте, долженствовавшем закончиться низложением императора Николая II и переходом реальной власти к оппозиционной буржуазии, совпадала с интересами немцев. Именно в это время германское военно-политическое руководство также активно готовило в России смену власти, преследуя, разумеется, отличные от Франции и Великобритании цели – заключение сепаратного мира. Эмигрант Н. Гранберг впоследствии так характеризовал данный парадокс: «Интересно, однако, отметить неоспоримый факт благоприятного отношения к русскому перевороту не только германского правительства и главного командования, но и союзников. Каждая из сторон рассчитывала получить выгоды от этого переворота, не отдавая себе отчета от могущих произойти от этого последствий. Все считали, что все остальное останется без перемен и даст значительные улучшения. Союзники рассчитывали, что русская революция коснется главным образом особы русского императора, и прикладывали к русской демократии разные западноевропейские понятия. Немцы же видели в революции путь к сепаратному миру с Россией и освобождению сил для победы на Западе» [196].

Действительно, нельзя сказать, что союзники рьяно готовили русскую революцию. Конечно, нет. Это делали немцы, отлично понимавшие, что любая революция на начальном своем этапе обязательно примет характер хаоса, общего расстройства и Гражданской войны в той или иной степени. За это время можно было бы перевести все усилия на Французский фронт и одержать победу в затянувшейся войне. Но союзники в максимальной степени способствовали консолидации оппозиционных сил с целью совершения верхушечного переворота – замены императора Николая II на удобную для Запада кандидатуру (конечно, лучше в форме конституционной монархии).

Соответственно наивысшему образчику английского вмешательства в русские внутренние дела – убийство императора Павла I в 1801 году – британцы приняли самое активное участие в убийстве Г. Е. Распутина. Агенты секретной службы разведки Великобритании находились вместе с Ф. Ф. Юсуповым, великим князем Дмитрием Павловичем и В. М. Пуришкевичем во дворце Юсуповых в момент убийства (в частности, известный агент О. Рейнер). А великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Самое печальное было то, что я узнал, как поощрял заговорщиков британский посол при Императорском дворе сэр Джордж Бьюкенен. Он вообразил себе, что этим своим поведением он лучше всего защитит интересы союзников и что грядущее либеральное русское правительство поведет Россию от победы к победе» [197].

И впрямь, Д. Бьюкенен был чрезвычайно озабочен интересами союзников. Не зря многие совещания лидеров Прогрессивного блока проходили в британском посольстве, куда не было входа агентам охранки. Наивно было бы думать, что английский посол был озабочен интересами России. Император знал о наметившемся с лета 1916 года (после поездки думской делегации в Великобританию) сближении англичан и либеральной оппозиции и потому незадолго до Февральской революции намеревался просить об отзыве Д. Бьюкенена.

Николай II, исключительно верный союзу с Великобританией и Францией, перестал устраивать союзников по одной простой причине – он имел моральные принципы, заключавшиеся в укреплении российской государственности. Получалось это у последнего русского царя из рук вон плохо (достаточно вспомнить войну с Японией и Первую русскую революцию), но объективные данные к 1917 году были на его стороне. Это и переход инициативы на Восточном фронте в руки русских, это и секретные договоры, это и готовившаяся на 1917 год Босфорская десантная экспедиция. Наконец, это простое и неизбежное усиление Российской империи по итогам войны (большие человеческие потери в два-три миллиона человек для молодой 180-миллионной нации не играли существенной роли).

Следует помнить, что в период Первой мировой войны тыловые районы России не только не знали голода и эпидемий, что уже само по себе говорит о благоприятном материальном фоне ведения войны. Главное – что в годы войны продолжала увеличиваться численность населения страны. По самому минимальному расчету, с 1 января 1914 (139,9 млн чел.) по 1 января 1917 года (142,5 млн чел.) население России выросло на 1,9 %, что в абсолютных цифрах дает 2,6 млн человек. По ряду оценок, «естественный прирост населения Российской империи в течение 1914-1916 годов был столь значителен, что количественно не только компенсировал, но даже перекрывал гибель солдат и офицеров в ходе боевых действий» [198]. В. А. Исупов, приводя различные данные о потерях русской армии в ходе войны, пишет, что потери убитыми и умершими составили от 1,5 до 1,8 млн человек. И потому Первая мировая война явилась лишь демографическим кризисом, так как упала рождаемость и снизилось количество браков, что дает около четырех миллионов косвенных и демографических потерь. Катастрофой же стали последствия октябрьского переворота 1917 года, за которым последовала Гражданская война.