Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т.
Курицын с посольством прибыли в Буду в самом начале 1482 г. и оставались до начала 1483 г., проведя большую часть года непосредственно в Венгрии. За время пребывания при венгерском дворе Курицын встречался с королем Матьяшем, с его историографом Бонфини, а также с бесчисленными вельможами, сановниками, дипломатами, коммерсантами и банкирами. Среди важных персон, которым его представили в королевском дворце, были венгерская супруга Дракулы и трое его сыновей — старший Михня (рожденный от другого брака), Влад и еще один (имя его неизвестно), отданный на воспитание в дом епископа города Орадя в Трансильвании. В свите семейства Дракулы состояли несколько бояр, сохранивших верность своему бывшему господину. К удаче Курицына в его посольстве находился некто Мартинко (венг. Мартинцо), знавший венгерский и румынский языки и, предположительно, служивший ему переводчиком. В придворных беседах особенное внимание Курицына привлекли все еще циркулировавшие при венгерском дворе немецкие антидракуловские нарративы. Все услышанное и прочитанное об этом неординарном валашском господаре Дракуле, с гибели которого прошло всего шесть лет, заинтриговало русского посла настолько, что в какой-то момент эта поразительная личность полностью завладела его мыслями.
Когда настало время для следующей дипломатической миссии, Курицын устроил так, чтобы по дороге сделать крюк и заехать в Брашов, где, как он знал, Дракула совершил свои самые ужасные и громкие злодеяния, и провел в городе несколько месяцев, стараясь выяснить дополнительные подробности о Дракуле. Выехав из Брашова, Курицын пересек северную часть Трансильванских Альп через перевал Борго и на время остановился в Бистрице, жалованной вотчине рода Хуньяди, окрестности замка которых хранили память о Дракуле. По рекомендательному письму от короля Матьяша Курицын в феврале 1483 г. был представлен бургомистру Бистрицы. Продолжительное пребывание в Бистрице дало Курицыну массу времени, чтобы расспросить горожан-саксонцев, которые не испытывали никаких симпатий к Дракуле, о подробностях его преступлений. Весной 1484 г. Курицын наконец прибыл к молдавскому господарю Стефану Великому в его столицу Сучаву, отстоявшую от Бистрицы всего на день пути. Визит в Молдавию имел целью прояснить последние детали договора со Стефаном Великим, который был заключен в Москве несколькими месяцами ранее, вслед за празднованием бракосочетания между княжной Еленой, дочерью второй жены Стефана, киевской княжны Евдокии (кузины Ивана III), и старшим сыном Ивана III, будущим наследником престола, по имени тоже Иваном, по прозвищу Молодым. Все еще очарованный историей Дракулы, Курицын воспользовался удобным случаем, чтобы обстоятельно расспросить в Сучаве десятерых выживших ветеранов армии Стефана, оставленных им для защиты Дракулы и бывших очевидцами последних дней Колосажателя под Бухарестом. И конечно, русский посол не обошел расспросами самого молдавского господаря, с юности знавшего Дракулу. Столь же сильный интерес для удовлетворения непраздного любопытства Курицына представляла еще одна персона — третья супруга господаря Стефана Мария Войкица, дочь брата Дракулы Раду Красивого (унаследовавшая внешнюю привлекательность отца).
Курицын со своим посольством пробыл в молдавской столице больше года и в начале 1485 г. направился домой в Москву, на свою беду выбрав путь через Аккерман, — он явно не знал, что еще в августе 1484 г. турки захватили эту важнейшую стратегическую крепость в дунайских гирлах.
В итоге русское посольство, включая посла и его свиту, их челядь и весь багаж, равно как и многочисленные бесценные подношения, отправленные с Курицыным в дар великому князю Московскому венгерским королем Матьяшем и молдавским господарем Стефаном Великим, угодило в руки мародерствовавших в тех краях турецких солдат нерегулярных сил султанской армии. За освобождение пленников они потребовали огромный выкуп. Курицына и его людей удерживали в Аккермане с 1485 по 1486 г. В конце концов все русское посольство удалось вызволить из турецкого плена, о чем походатайствовал татарский хан и турецкий вассал Менгли Гирай, желавший войти в доверие к своему набиравшему могущество северному соседу, Московии. В Москву Фёдор Курицын прибыл еще до начала сентября 1486 г., привезя с собой проекты договоров о союзничестве с Венгрией и Молдавией.
Во время длительного пребывания в крепости на Дунае Курицын имел массу времени, чтобы систематизировать свод своих материалов о жизни и деятельности Дракулы, которые он собирал из всех доступных источников, пока находился по делам дипломатической службы в Венгрии, Трансильвании и Молдавии. Затем он изложил материал в письменной форме — примерно в такой же манере, как если бы составлял дипломатическую депешу, — и дал ему простенькое, лишенное всякой пристрастности название «Сказание о Дракуле воеводе». К настоящему времени подлинник депеши Курицына не найден. Правда, на ее копии, которую профессор Макнелли изучил в библиотеке М. Е. Салтыкова-Щедрина (Санкт-Петербург), внизу имеются пометки переписчика, указывающие, что первый список с оригинала он сделал в 1486 г. и еще один — в 1490 г.; подписывался он коротко и просто: «аз грешны Ефросин». По всей очевидности, этот Ефросин состоял в монашеском звании, был отдан на службу Курицыну и, вполне вероятно, сопровождал его в миссии на Запад. О его службе по дипломатической части свидетельствует последующее назначение настоятелем Кирилло-Белозерского монастыря, в XV в. служившего русскому государству официальным хранилищем иноземной переписки (чем-то вроде государственного архива). В отличие от своего патрона Курицына, не питавшего особых симпатий к власти православной церкви, Ефросин смиренно называет себя грешным. Пометка, сделанная его рукой в конце скопированного документа, в такой же мере расходилась с тональностью написанного Курицыным — Ефросин считает себя обязанным осудить Дракулу за то, что тот «предпочел… радости суетного мира», о чем свидетельствовал переход в католичество, и пишет, что Дракула заслужил геенну огненную.
К настоящему моменту ученые нашли не менее 20 различных списков с оригинала, некоторые из которых датируются XVII и XVIII вв. Хотя русский нарратив о Дракуле был впервые напечатан только в XIX в., он оказывал глубокое долгоиграющее воздействие на русскую политическую философию.
Почему история Дракулы так заинтересовала и даже зачаровала Фёдора Курицына? Мотив политической пропаганды мы сразу отметаем (она была выгодна венгерскому двору), как и коммерческий мотив (им руководствовались немецкие типографы); донесение Курицына никогда не обнародовалось при его жизни и представляло собой внутренний документ, предназначенный исключительно для пользы великого князя Ивана III Васильевича и его преемников на русском престоле, чтобы обогатить политические знания главы русского государства, — примерно так же правители следующего столетия будут черпать государственную мудрость в «Государе» Н. Макиавелли. В этом свете Дракула менее всего воспринимался как бессмысленный убийца, а подавал пример истинного правителя, который печется о благе страны и грозит подданным пытками и казнью ради утверждения принципов справедливости и надлежащего государственного управления. В условиях, когда его стране со всех сторон угрожали опасности — мятежные бояре, соперничавшие претенденты на престол, конкуренция со стороны вольных саксонских городов, православная церковь, как и чуждая Дракуле Римско-католическая церковь, — террор оставался единственным действенным средством подавлять их. Доклад Курицына учил, что главными задачами правителя должны быть создание новой знати (обязанной лично ему своим возвышением), добросовестного чиновничества и войска, преданного одной только его особе.
Как один из основателей русского ведомства иностранных дел, Курицын желал на примере Дракулы внушить великому князю мысль о необходимости и важности установить при московском дворе надлежащий дипломатический этикет. Он настаивал на необходимости тщательно отбирать для дипломатической службы людей выдающегося ума и способностей, которые обязаны обучиться не только основам протокола, но и умению взвешивать каждое слово, сказанное в присутствии великих правителей других стран. Курицын остро осознавал, что его страна все еще прозябает на вторых ролях и что сообщество европейских держав не признает ее за равную им политическую силу. Недаром в Европах все еще поднимали на смех прибывавшие от случая к случаю к европейским дворам официальные русские посольства за их непривычные наряды, а на вселенских соборах и прочих международных собраниях представитель великого князя Московского считался самым последним в иерархии значимости. Дракула же настаивал, что иностранным державам полагается уважать великого правителя, и этот тезис попадал в особенно болевую точку — великий князь Московский только-только порвал с унизительным обычаем преклонять колени перед татарским ханом, поднося ему в знак покорности шкурки драгоценных пушных зверьков (ясак) [53]. Взяв на вооружение пример Дракулы, когда тот в наказание за чрезмерное высокомерие гвоздями приколачивал иностранным послам их головные уборы, Иван III теперь так же круто наказывал посланцев татарского хана за неоказание ему должного почтения.
