Петр Краснов - Исторические очерки Дона
Через множество опасностей возили казаки почту через весь Кавказ. Ходили полками и сотнями по горным кручам. Тяжко тосковали они в долгую, часто бессменную свою линейную кавказскую службу. Грустная, грустная создалась, сложилась о том времени на Дону песня:
— Шел на службу — я был молод,
Прокатилась моя младость —
Ровно полая вода…
Кому — горе, кому — радость;
А мне, бедному, грусть — тоска.
Настигла меня старость,
Точно лютая зима.
Шел на службу — я был молод,
Не тужил я ни о ком.
Семь лет в Грузни довольно,
Чтоб вернуться стариком.
Море синее глубоко,
Не увидишь в море дна,
Моя молодость ушла далеко.
Не увидишь ее никогда…
Когда шли Донцы через кавказские горы, пели они:
— С одного края Кавказа
На конец другой… И пой!
Пер-шагнем все горы разом
Твердою ногой!
Раз и два!
Мы всегда били неверных,
А, как царь велит… И пой!
Русский наш орел двуглавый
Всюду залетит!
Раз и два!
И вот — Грузия… Какая красота!.. Какое приволье кругов! По мягким склонам гор — виноградные и фруктовые сады. Приветливый и милый народ. Везде гостеприимная радость. Яркое солнце, синее море. Золотистые фрукты, нежное, хмельное вино. Богатый край. А гложет, гложет и гложет донского казака лютая тоска по оставленном бедном курене, по безрадостной ровной степи, по покинутым родным. И поет он, стоя на посту:
— Сторона ли моя, сторона — сторонушка,
Сторона моя грузинская.
Я не сам зашел на ту сторонушку —
Завела меня служба царская.
Я служил на тебе, сторона чужая,
Служил ровно девять лет.
Не получил я с Дона весточки
Ни от батюшки, ни от матушки.
На десятый год получил от дядюшки: —
Пишет, что отца в живых нет,
Родная матушка больная лежит,
Молодая ж жена забыла меня,
Малых детушек по людям раздала,
Сама, шельма, со двора ушла…
Только за вторую половину Кавказской войны, с 1836-го по 1864-й год, в Грузии перебывало 118 донских казачьих полков, всего около 100 000 человек. Из них убито и ранено 1763 казака, умерло от болезней более 16 000. За это же время для образования Сунженской и Лабинской линий с Дона переслано 10 000 семейств, вошедших потом в Терское войско.
В память боевых заслуг на Кавказе, Донскому войску было пожаловано Георгиевское знамя с надписью «За Кавказскую войну».
В эту Войну прославил Донское войско своими подвигами, умом и пониманием кавказской войны Гугнинской станицы казак Яков Петрович Бакланов.
Его имя стало знаменитым не только на Дону — у донских казаков, но и во всей Русской армии. Оно прогремело среди горцев Кавказа страшной горной грозой. Его почитали, его боялись, про него слагали сказки, его называли «даджал» — то есть — дьявол.
А Русская пехота?! Кого столько раз выручал лихой донец Бакланов! Долго потом пели в ротах ее бравый марш, и в нем всего две строчки:
— Генерал-майор Бакланов —
Бакланов генерал…
Больше ничего… Ничего больше и не нужно было. Образ Донского героя сам вставал в памяти тех, кого водил он к победам над горцами, турками и поляками. В этих словах звучали Баклановские бодрость, честь и призыв к победе.
Глава XLVII
Яков Петрович Бакланов родился 15 марта 1809 года в Гугнинской станице. Его отец был простой неграмотный казак, расторопностью, лихостью, смелостью в походах и войнах заслуживший чин хорунжего. Отцу некогда было заниматься с сыном. Наступал 1812 год, и Петр Бакланов ушел с полком выгонять французов из России. Мальчик рос, как росли в станице все казачьи дети: играл со сверстниками на улице, скакал в табуны на казачьих конях, слушал рассказы стариков о прежних войнах. Когда Якову минуло пять лет, бабушка отдала его в науку старухе Кудимовне. Чему могла научить его Кудимовна, сама полуграмотная? Протвердила с мальчиком «азы», научила славянским и Русским буквам и кое-как читать по складам. Тогда передали Якова приходскому пономарю, а потом станичному дьячку. Мальчик изучил Псалтырь и Часослов. Дальше не пришлось учиться.
В 1815 году отец Якова вернулся домой из заграничного похода, пробыл некоторое время дома и снова ушел с полком на бессарабский рубеж. Оттуда надвигалась на Россию чума. В ту пору отец Бакланова командовал сотней. Он взял с собою в поход Якова: пусть учится дальше грамоте у полковых писарей.
Верхом на сотни верст. Ночлеги в поле у костра. Казачьи песни; рассказы бывалых казаков про Наполеона, про Бородинское сражение, про пожар Москвы, про лютые морозы; про чистенькие немецкие города; про Париж-город. Заслушается их Яков, и все позабудет. Смотрел Яков, как старые казаки учат молодых рубке, и сам возьмется за тяжелый отцовский палаш. Какое тут было ученье? Мальчик в походе рос богатырем, становился лихим наездником, «джигитом». Он умел вертеть молодецки пикой, а стрелять, как никто в полку не умел стрелять — без промаха! Так и прошло детство в суровом казачьем походе и в службе на постах. Подходила юность. Отец принял сотню в казачьем полку Попова и устроил своего шестнадцатилетнего сына в полку урядником.
Благословляя на действительную службу, отец напутствовал Якова совсем теми же словами, какими когда-то напутствовал Иван Платов своего потом столь знаменитого сына Матвея.
— Храни, — сказал он, — ненарушимо простоту отцовских обычаев, будь строг к себе, а больше всего — не забывай свою благодатную родину, наш Тихий Дон, который вскормил, взлелеял и воспитал тебя.
Какой казак — отец не говорил и не говорит и теперь таких слов сыну, провожая его в полк?
Так шестнадцатилетним юношей начал свою боевую службу Яков Петрович Бакланов в Крыму. Потом был поход в Турцию, где под Баклановым в атаке на турецкую конницу была убита лошадь. В 1834 году с донским казачьим Жирова полком 25-летний Бакланов попал на Кубань, в Кавказские войска под команду генерала Засса. Начальник был строгий, но справедливый. Он скоро оценил молодого сотника, и, бывало, поручал ему под команду до двух тысяч казаков. Вспоминая свои первые годы службы и боев на Кавказе, Бакланов говорил:
— Спасибо Зассу и горцам — они научили меня многому.
Отслужив свой «термин» на Кавказе, в 1837 году Бакланов был спущен на Дон, и в 1839 году был отправлен в Новочеркасск в учебный полк, собранный атаманом Власовым для изучения новых казачьих уставов.
Громадного роста, могущественного сложения сотник засел за ученическую «парту», и с редким прилежанием принялся за учение. Но помимо занятий в полку Бакланов много читал. Он доставал все, что мог достать в Новочеркасске из военной истории и, читая описания сражений, сравнивал написанное со своим боевым опытом. Он изучал артиллерию и все военные науки. Многое продумал; обо многом погоревал Бакланов в эти годы. Он вспомнил, как на Кавказе Донцов с их длинными пиками, путавшимися в лесах, горцы презрительно называли «камыш», как линейцев предпочитали Донцам и смотрели на донских казаков, как на второстепенное войско, годное только для посыльной службы, да денщиками у офицеров и чиновников. С болью в сердце говорил он сам себе:
— Нет. Этого не будет! Не будет этого больше!..
Тридцати шести лет от роду, в 1845 году, в чине войскового старшины Бакланов был назначен в № 20 казачий полк на Кавказ, и в 1846 году принял этот полк на законном основании.
Бакланов — полковник — командир полка. Жажда творчества охватывает его. Все то, что он знал, все, чему научился, что вынес из книг, что видел и пережил, что не раз заставило его краснеть за казаков, когда слышал он пренебрежительные отзывы о донских казаках — все припомнил он, и с несокрушимой силой воли и железным терпением начал выправлять полк и учить по-своему.
Прежде всего — он собрал свой полк. Он вытребовал из всех линейных станичных правлений, от чиновников и штабных офицеров казаков своего полка. Дести бумаги нужно было исписать, много неприятных слов услышать, чтобы получить из Баклановского № 20 полка хотя одного казака вестовым или ординарцем.
Он переодел свой полк. Не годились для Кавказской войны с горцами короткие куртки и шаровары с лампасами, кожаные кивера ведрами. Он приказал с убитых татар и чеченцев снимать их черкески, отбирать их прекрасные легкие и острые шашки и кинжалы и местные нарезные ружья: 20-ый полк оделся, как чеченцы.