М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой
Между тем, интерес к Гомеру проявляли и другие участники экспедиции, что свидетельствует, если не о знании античной литературы, то, по крайней мере, о знакомстве с героями античности. Едва ли русские моряки имели возможность познакомиться с полным переводом «Илиады» или «Одиссеи» (первые печатные переводы вышли в России в 1776 и 1788 гг.), но их интерес к Гомеру и Трое мог быть связан с большой популярностью «Истории о разорении града Трои», переведенной с итальянского повести Гвидо, выдержавшей в России XVIII в. пять изданий[777]. Во всяком случае, даже в суховатые Журналы инженер-офицеров флота попадали заинтересованные описания античных руин, которые тут же готовы были связывать с именами тех, о ком знали: Александра Македонского или Гомера. Так, описывая укрепления и экономику о. Хиос, они отметили в 1771 г.: «Неподалеку от крепости Хио на горе сказывают, что славной стихотворец Гомер жил и стихи свои писал». Всякий раз отмечали военные журналы и «Трою»: «8 октября [1771 г.] 3 часа после полудни. Проходили на том же азиацком берегу остатки веема раваливших каменных стен, о коих объявляют, что в прежние времена на сем месте был город Троя, а ныне по берегу находитца несколко мужичьих жилых дворов»; «проходили остров Метелин и анатолийский берег мимо праздной каменной развалившей крепости Трои»[778]. По свидетельству барона Палена[779], по заключению мира 14 февраля 1775 г. некий «русский бригадир» отправил Палена «в Трою для снятия плана»[780].
Для сравнения – описания Афонской горы вовсе лишены ссылок на христианские святыни: «По разсвете видели разстояние в 25 миль Афонскую гору или Монте Сайте, о которой греки объявляют, что оную гору по ея болшей вышине при ясном горизонте увидеть можно за 50 миль»; «с правой руки, оставляя Лемнос,… Афонская гора»[781].
Другим, заслужившим развернутого описания античным памятником, стали развалины крепости на о. Тассо (Тассос), настойчиво связываемые с именами Филиппа Македонского и его сына Александра (в настоящее время датируются VII-V вв. до н.э.). Разыскания, проведенные там инженер-офицерами Можаровым и Тузовым, позволили им записать со слов жителей следующую историю островных строений: «у них словесное известие и до днесь еще ведется, бутто македонской король Филипп начинал строить город к зюидской стороне здешнего острова, где ныне деревня Вергара, или Гургара, и для того всякия материалы, а особливо мраморныя каменья и протчие припасы из других мест туда посылал, но не окончав онаго, умер, после ево Александр Великой, когда намерился всеми силами напасть на персов, то для построения галер и перевозу своей армии избрал здешнее место за способное, почему приказал все осталные материалы от крепости, где ныне деревня Гургара, перевозить суда и делать здесь крепость и гавань, а после долгое время оным островом владели генуэзцы, ис чего и заключить должно, что, может быть, во времена Александра Великого зделаны были, толко одни укрепления на горе, ибо стены оных заложены были по прежнему обыкновению, и ныне уже совсем развалившись… [нижняя крепость – генуэзцев, и герб генуэзцев имеется] вблизи снаружи нижней крепости в сторонах лежат многие гробницы, сделанные из весьма великих обтесанных плитных каменьев, а большею частью из мрамору и с греческими подписями, из коих тож значит что оные деланы были не в весьма давних временах»[782]. Русский капитан С.П. Хметевский тоже удивлялся антикам на о.Тассо, который по богатству и плодородию показался ему «раем»[783] (впрочем, это не помешало ему использовать мраморный «гроб» под горн кузницы).
Впрочем, Хметевского больше занимали «чудеса» – то, как древние втаскивали большие камни крепости на Тассо, или знаменитая пещера со сталактитами на Антипаросе, посетив которую, он оставил на стене свое граффити: («Был я на острове Антипаросе в так называемом гроте, который у вершины горы: яма великой глубины из мрамору <…> [о сталактитах и прочих красотах], хотя многие из разных государств для любопытства приезжают и на камнях, кто в оном гроте был, высекают имена и ставят год, в том числе и мое имя высечено»[784]).
Античные руины интересовали и Матвея Коковцева, который также, как и Паш ван Кринен, участвовал в их разысканиях! В своем Описании Архипелага Коковцев не упустил, кажется, ни одной сколь-либо значимой античной достопримечательности из тех, что были известны к концу XVIII в. на островах. Свои описания он сопровождал изложением мифов-«баснословий», относящихся к описываемым им по личным впечатлениям местам[785]. И примечательно, что в издании Коковцева количество описаний античных древностей значительно превосходит количество упоминаний о христианских святынях: об Афоне он не писал вовсе, а из церквей и монастырей упомянул только церковь Панагия Екатондапилияни на Паросе и монастырь Иоанна Богослова на о. Патмос.
Пещера Антипароса
Коллекционирование античных памятников вошло в круг обязанностей командования Архипелагской экспедиции. Неутомимый Г.А. Спиридов приложил немало сил для того, чтобы организовать поиски античных мраморов и погрузку их на российские военные суда для придворных нужд и для частных лиц (попали они первоначально в Академию художеств и частные коллекции[786], но в XIX-XX в. влились в античную коллекецию Эрмитажа[787]).
Особенно активно разыскание античных мраморов и добычу мраморных заготовок[788] для петербургского двора вели в 1772 г. Именно в это время крейсировавший в районе острова Самос капитан Иван Борисов докладовал, что посланный им на Самос любитель античности лейтенант Матвей Коковцев отыскал в деревне Мытели(?) «три штуки мрамора», которые были затем погружены на фрегат. Также на Самосе из земли были выкопаны колонны «храма богини Юноны», правда, базы и капители этих колонн на берег доставили и старались погрузить на корабли, а сами колонны русские капитаны брать на суда не хотели (по словам капитана Борисова, «работы будет много, а мрамор весь от долгова времени испортился и изтрескался, я видел, отколоты и биты»)[789].
19 марта того же 1772 г. на остров Зея (Кея), где местные жители обнаружили «в месте, называемом Подлее, идол богини.., испорченной»[790], был отправлен находящийся на русской службе грек Николай Пунгало. Он поднялся «на ту гору, где мрамор, взяв с собою 20 человек работников, 6 самых болших кусков спустил на самой берег к морю». В своем рапорте Пунгало обещал прилагать все старания, чтобы не только «еще болея онаго мрамору к берегу спустить», но и погрузить его на российские суда[791].
«Штуки мрамора» на Делосе
В феврале 1772 г. лейтенант Василий Паярков по распоряджению Спиридова грузил «штуки мрамора» на Малом Делосе, причем им уже было свезено на берег до 50 мраморных «штук»[792]. Не вполне ясно, что из многочисленных мраморных святилищ Делоса (именуемого Эгейскими Помпеями!) удалось перевезти в Россию. Возможно, именно их имел в виду Антон Псаро, когда составлял опись мраморов «от храма Аполлонова»:
«5 штук четвероуголных
3 пьедестала
1 пьедестал очень хорошей работы
4 штуки, на коей греческие старинные слова
1 штука, на коей греческие старинные слова
10 колонн
40 штук для составления колонн самочистаго белаго мрамора
1 пьедестал изображаит кашкет и [нрзбр.] вокруг онаго
1 штука с надписью по гречески, старинные слова
Итого всего 5658 пудов»[793].
После того, как на о. Санторин (Тира) в 1771 г. побывал Паш ван Кринен и записал, что на горе Св. Стефана «многия мраморныя статуи и многия разныя штуки находятся»[794], на Санторине, по приказанию Спиридова, «для двора… государыни» «были отыскиваемы, как протчее все, также древния мраморныя штуки». Это предприятие на собственные деньги организовали санторинский «командир» Спиро Бичиллия и уже упоминавшийся «наксинской барон Вигр» (де Вигур). К февралю 1774 г. перечень санторинских приобретений – бюста, трех «голов» и 20 барельефов, сохранившийся в переписке Спиридова и Елманова, был весьма внушительным. Не даром, посетивший вскоре этот остров Шуазель-Гуффье отметил, что на Санторине «колонны, несколько статуй и богатых фрагментов были захвачены Русскими»[795]. Поскольку аттрибуцию имеющихся в Эрмитаже мраморов из Спиридовской коллекции еще только предстоит согласовать с нижеследующим «реэстром», приведем его текст полностью:
«Реэстр всем полученным из Сан-торина мраморным штукам, ис коих некоторыя перевезены в порт Аузу, а другия и ныне находятся в Санторине
1-е. буста фигуры почти гатовай
