М. Велижев - Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой
«Реэстр всем полученным из Сан-торина мраморным штукам, ис коих некоторыя перевезены в порт Аузу, а другия и ныне находятся в Санторине
1-е. буста фигуры почти гатовай
2-е. 20 маленких четвероуголных марморов разной длины и ширины с фигурами резной работы как следует:
1. две фигуры, который лежат одна на другой обнявшись
2. фигура нагой женщины, которая подле себя имеет другую малинкую
3. на конце стоящая фигура
4. две фигуры, которыя обнимаютца
5. фигура стоящая, имеющая в руках помешку
6. три фигуры, ис которых две сидят, а третья стоит на конце
7. две фигуры: одна мущина, а другая женщина
8. фигура женщины в странной одежде, держащая голову ребенка
9. две фигуры – одна стоит на конце, а другая сидит подле
10. две фигуры – одна лежит, а другая на конце стоит
11. фигура, стоящая на конце
12. таковая же
13. две фигуры – одна болшая стоящая на конце, а другая малинкая лежит
14. пять фигур, ис которых две спят, а третья сидит, четвертая стоит на конце с ребеночком
15. две фигуры подле сидящия
16. такия же две
17. три фигуры, ис которых две лежат, а третья стоит на конце
18. две фигуры – одна лежит, а другая стоит на конце
19. одна фигура стоящая на конце
20. одна фигура лежащая з двумя ребеночками стоит на конце
[3.] и 3 головы разной величины от потеренных статуев»[796].
Античные руины Санторина
По характеру описания античных приобретений Архипелагской экспедиции совершенно ясно, что военное командование не стремилось выказать свою осведомленность в скульптуре древних и не решалось чаще всего определять обнаруженные памятники. Вполне вероятно, что античные памятники воспринимались наравне с прочими «чудесами», которые бережно упаковывались и пересылались ко двору. Так, в 1772 г. в Санкт-Петербург вместе с увечными и больными отправляли помимо мрамора «кость слоновую и жемчужныя раковины»[797], в 1774 г. «некую мумию», кажется, весьма «подозрительную»[798], а также снова «жемчужные раковины, слоновья зубы и змеиные головки»[799], вывозили, кажется, и куски сталактитов из пещеры Антипароса[800]. Однако все – от главнокомандующего до капитанов судов уже, безусловно, относились к антикам как к государственной ценности, достойной, если ни восхищения, то строгого учета количества, веса и размеров.
Опыт освоения пространства, насыщенного памятниками истории и культуры древнего мира, по-разному преломлялся в судьбах и творчестве участников экспедиции, но тема сопричастности античной цивилизации оказалась в это время причудливо вплетенной в ткань отечественной культуры.
Конец Архипелагского княжества
Архипелагское княжество прекратило свое существование в 1774 – начале 1775 г. после заключения Кючук-Кайнарджийского мира и ухода российского флота из Восточного Средиземноморья. Эта утрата едва ли была неожиданной, по крайней мере, для руководителей Архипелагской экспедиции, которые после лихорадочной строительной активности начала 1771 г. значительно поумерили свой пыл. По сути дела, уже в 1772 г. в переписке между командующими Архипелагской экспедицией постоянно всплывал вопрос «о том, что будет, возможно, мир и надо приуготовляться исподволь к возврату во Отечество» (Спиридов – Елманову, июнь 1772 г.)[801]; о том, как выводить флот из Архипелага – через Ливорно, Порто-Феррайо, Геную или Порт-Магон[802].
В Петербурге отношение к вопросу о сохранении завоеваний в Восточном Средиземноморье также постепенно менялось. Идея строительства на греческих островах государственности все меньше занимала императрицу, которая готова была выгодно обменять «принадлежащие ей»[803] острова. В Средиземноморье А.Г. Орлов – «полномочный генерал от Ея Императорскаго Величества Екатерины Второй всея России, главной над Архипелагом и прочая, и прочая, и прочая» – также не слишком церемонился с Архипелагскими княжеством, и уже летом 1771 г. готов был продать один из островов Англии, вероятно, чтобы возместить расходы, связанные с пребыванием русского флота в Средиземном море[804]. В декабре, правда, Орлов сообщил, что сделка эта не состоялась[805].
То, что острова в Архипелаге сохранить для России будет трудно, если не невозможно, продолжали обсуждать на Совете при Высочайшем дворе, готовя российские предложения к мирному конгрессу. Принцип uti possidetis (признание прав на занятые территории) на Архипелаг, как и Дунайские княжества, императрица намеревалась в ходе переговоров распространить, по-видимому, лишь из тактических соображений (дабы создать более широкое пространство для уступок, при отстаивании главного). Свое намерение она объясняла тем, что не может довольствоваться лишь «пустым блеском триумфов» и возвратом своих войск, «ограничиваясь честью», что побила и низложила врага, но не смела «дотронуться до его владений»[806].
Когда дело, действительно, дошло до мирных переговоров, то, как и предупреждал А.Г.Орлов, проект мирных соглашений России встретил столь непримиримые возражения Пруссии и Австрии, взявших на себя роль посредников в установлении мира, что на требованиях территориальных приобретений в Средиземном море на Фокшанском конгрессе решено было не настаивать. Однако в ходе переговоров в Фокшанах (1772 г.) об Архипелагских островах не забывали обе переговаривающиеся стороны, турки в лице рейс-эфенди предлагали их обменять то на Азовский уезд, то на Азов и Кабарду; Обресков с удовольствием напоминал: «Возьмите в разсуждение, что с самого начала настоящей войны до сего времени Константинополь окружен российскими флотами, что в Архипелаге завладели мы 44 мя островами…»[807]. Впрочем, и в Фокшанах в 1772 г., и в Кючук-Кайнарджи в 1774 г. обе стороны понимали, что Архипелагскому княжеству (20 или 44 островам оного – все равно!) была уготована роль разменной монеты, его уступка была очевидна и спорили только о цене.
Казалось бы, Екатерине II пришлось-таки довольствоваться «пустым блеском триумфов» и честью Чесменской победы.
Однако императрица не могла не тешить себя хотя бы сладостными воспоминаниями об этом «блеске». В 1775 г., когда Архипелаг уже покинули российские суда, Екатерина проектировала создание серии памятников ради увековечения четырехлетнего господства России над островами Парос, Андрос, Тинос, Зея/Кея, Термия и др. Многочисленные исправления, сделанные рукой императрицы при составлении мемориальных надписей, показывают, какое значение приобрело для нее владение Архипелагским княжеством и как Средиземноморская операция превращалась в важный национальный символ и мифологизировалась[808].
Целью экспедиции отныне считалась лишь помощь единоверцам, и вот что гласила первая надпись на обелиске, посвященном победам в Морее:
«По повелению императрицы Екатерины Второй создан сей столп на память первого шествия российского ваеннаго флота в Средиземное море в 1769 году для вспоможения благочестивых греков и освобождения их от ига нечестиваго турка (выделено нами. – Авт.) под командою адмирала Григория Спиридова; предводитель сухапутнаго же на оных кораблях войско был генерал граф Алексей Орлов и под ним брат его граф Федор Орлов, сей последной зделал высажение российских войск в Порто Вителло и Корона; от 17 февраля до 29 марта 1770 года взяты капитаном над спартанским восточным легионом Барковым города Пакава (Пассава?) Бердона, Мизистра. Командиром же северным спартанским легионом князем Петром Долгоруковым города Каламата, Леонтария и Аркадия» [809].
Мифология побед должна была связать Архипелагскую акцию с главным историческим символом Российской империи – Петром Великим, и подчеркнуть преемственность власти Екатерины. А потому второй памятник посвящался Петру Великому (напомним, что именно в 1766-1778 гг. Фальконе работает над Медным всадником, но новый памятник Петру не мог быть лишним!):
«В честь основателя морских российских сил, истребивших турецкого флота огнем трицати трех кораблей на Азиятском берегу в порту села Борна противу острова Сио под главной камандою в Средиземное море генерала графа Алексея Орлова и адмирала Григория Спиридова 24 июня 1770 года.
(здесь же дан исправленный вариант. – Авт.)
П[етр] В[великий].
В честь основателя морских российских сил, истребивших огнем Турецкий флот в тридцати трех кораблях в порте Калаборно на Асийском берегу против острова Хио под главною командою в Средиземном море генерала графа Алексея Орлова и адмирала Григорья Спиридова 1770 года 24 дня июня в девятое лето царствования Екатерины Вторыя» [810].
