История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"
Когда установилась наконец погода, позволявшая открыть полевую кампанию, граф Эссекс обнаружил, что слишком раннее выступление в поход ничем ему не помогло. Под Ридингом его солдаты несли тяжелую службу в ужасных условиях, спали под открытым небом, на холоде и под дождем, а потому в армии начались повальные болезни, которые унесли множество жизней; так что теперь графу приходилось думать скорее о возвращении на зимние квартиры, чтобы привести в порядок и пополнить измученное свое войско, нежели о том, чтобы вести его в бой. Он беспрестанно требовал у Парламента присылки всякого рода припасов, однако Палаты не могли в полной мере удовлетворить его нужды; вдобавок новые раздоры и несогласия в Лондоне сильно затрудняли осуществление замыслов неприятеля. Взятие Ридинга — победа, которую Парламент отпраздновал с шумным ликованием и торжеством и от которой в Сити твердо ожидали всевозможных благих последствий в будущем — оказалось, как теперь стало ясно, совершенно бесполезным. Король сохранил в целости всю свою армию, а потерял лишь один-единственный город, который к тому же и не думал защищать (и с которым неприятель сам не знал, что делать), и теперь готов был начать кампанию, тогда как парламентское войско было вконец обессилено болезнями и крайне нуждалось во всем необходимом для выступления в поход, а его главнокомандующий каждый день слал Палатам новые жалобы и сетовал на бестолковые приказы, данные вопреки его советам и аргументам и доведшие армию до столь плачевного состояния.
Вернувшиеся из Оксфорда комиссары, раздосадованные резким и нелепым прекращением переговоров, рассказывали всем и каждому о любезности Его Величества и прямо утверждали, что настроение Тайного совета в Оксфорде отнюдь не таково, каким его пытается представить Парламент. К тому же они были глубоко оскорблены подозрением в нечестности, а граф Нортумберленд, узнав о вскрытии Гарри Мартином письма, отправленного им из Оксфорда супруге, по завершении совместной конференции Палат в Расписном зале отвел его в сторону и потребовал объяснений; Мартин ответил грубостью, и граф ударил его палкой в присутствии членов Палат, после чего многие схватились за шпаги, к великому позору для Парламента.
Эти и им подобные безобразные сцены и жестокие раздоры нанесли сильнейший удар по репутации партии мятежа, заставив многих думать, что она погубит себя сама, без всяких усилий со стороны врага. Королевская же партия, при взгляде на нее из Лондона, казалась гораздо более сплоченной и вполне воспрянувшей духом, подтверждением чего служили частые известия о разгроме парламентских частей на их квартирах и о больших потерях вследствие внезапных набегов кавалерии короля, отряды которой, совершая ночные марши самыми неожиданными путями, доходили порой чуть ли не до Лондона и захватывали множество пленных, полагавших себя в полной безопасности в своих домах или во время путешествий, и требовали за них немалый выкуп — так что, несмотря на бесчисленные обещания и уже принятые меры, недостаток в средствах ощущался острее, чем прежде, Парламент испытывал еще большую нужду в деньгах и все настойчивее требовал их от граждан Сити. Рассеять королевскую армию и возвратить короля Парламенту так и не удалось; зато Палаты распорядились строить укрепления вокруг Лондона, дабы защитить столицу от атаки королевских войск, и этот приказ начали усердно приводить в исполнение. Народу, наблюдавшему за этими событиями, положение Парламента казалось даже более скверным, чем оно было на самом деле, однако мятежники были бесконечно далеки от мыслей о мире и согласии — Палата общин разбушевалась как никогда прежде и всякий день выступала с новыми чудовищными планами. Так, для покрытия своих расходов на войну она задумала ввести акцизный сбор, иначе говоря, возложить на английский народ бремя, которого в прежние времена он никогда не опасался, полагая его позорным признаком рабского состояния прочих наций. А в видах более удобного осуществления своей верховной власти общины решили обзавестись новой Большой печатью, каковой отныне надлежало всегда пребывать в Парламенте. Однако лорды, еще не созревшие для подобных дерзостей, категорически отвергли оба предложения.
Пока обе армии стояли на месте, одна под Ридингом, другая близ Абингдона и Оксфорда, не пытаясь чем-либо обеспокоить противника или навязать ему бой, если не считать мелких стычек между небольшими отрядами, в которых люди короля обыкновенно брали верх — когда, например, молодой граф Нортгемптон столкнулся с партией конницы и пехоты из Нортгемптона, полагавшей себя достаточно сильной, чтобы овладеть Бенбери, обратил в бегство кавалерию, перебил свыше двухсот пехотинцев и еще столько же взял в плен, по большей части тяжело раненными (победу свою молодой граф считал жертвоприношением в память отца) — к королю, под прикрытием сильного кавалерийского отряда, было доставлено от графа Ньюкасла изрядное количество разнообразных боевых припасов, нехватка коих внушала всем его сторонникам самые печальные мысли. Как только поступили эти припасы, а король узнал, что положение его армии, как на севере, так и на западе, меняется к лучшему, и заключил, что сам он уже способен сразиться с графом Эсексом, Его Величество решил сделать еще одну попытку склонить Палаты к разумному миру, для чего отправил им с собственным слугой послание, в котором было сказано, что < «поскольку Парламент более месяца не отвечает на послание Его Величества от 12 апреля, король вправе думать, что отныне никто не посмеет обвинить его в том, что он не предпринял всех возможных усилий ради достижения мире; однако, приняв в расчет страшные бедствия, уже постигшие его королевства, а также будущие несчастья, коими непременно обернется продолжение войны, Его Величество еще раз призывает Парламент дать ответ на его милостивое послание. К этому шагу его побуждает единственно лишь христианское сострадание к собственному народу, ибо всякому должно быть известно, что теперь армия Его Величества достаточно сильна. Если же надежды Его Величества вновь будут обмануты, то вся вина за кровь, грабежи и разрушения падет на тех, кто оказался глух к голосу мира и согласия».
Палата пэров приняла это послание со всеми знаками уважения и любезно обошлась с посланником, но когда пэры предложили общинам совместно подготовить ответное обращение к королю, те распорядились арестовать и предать военному суду джентльмена, доставившего послание короля. При этом Нижняя палата сослалась на отданный ею во время оксфордских переговоров приказ, согласно которому всякий человек, явившийся из Оксфорда в Лондон без пропуска от графа Эссекса, подлежал наказанию как вражеский лазутчик - хотя лорды не утвердили этот приказ, король о нем не знал, а сами общины в то время без всяких формальностей отправляли своих гонцов к королю.
Лорды попытались было вмешаться, но безуспешно, а общины, полагая, что самая мысль о возможности мира есть величайшая помеха для продолжения войны, и желая истребить всякую надежду на примирение, стали действовать еще решительнее. Вместо ответа королю они обвинили в государственной измене королеву - «за помощь супругу оружием и боевыми припасами в его войне против Парламента» - а собрание богословов, согласия на созыв которого добивались от короля во время переговоров, созвали теперь собственным ордонансом.
За несколько месяцев до описанных выше событий принц Руперт задумал овладеть Бристолем с помощью видных его граждан, измученных тиранией Парламента; но прежде чем отряд принца подступил к городу,замысел сторонников короля был раскрыта многие именитые граждане арестованы по приказу бристольского коменданта Натаниэла Финнза (сына лорда Сэя), после чего военный суд приговорил к повешению Джорджа Бучера и олдермена Йоманса. Парламент таким образом желал показать всем и каждому, что путь к миру можно проложить единственно лишь мечом.
А сейчас речь пойдет об одном происшествии в Лондоне, которое нанесло роковой удар сторонникам мира, возбудило бешеную злобу против короля и помогло сплотиться его врагам, жаждавшим продолжения войны. Многое в этой истории остается неясным, я же попытаюсь изложить то, что узнал от других или вывел сам на основе разумных предположений.
