История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

< Перед выступлением Эссекса в поход на Ридинг в тайном комитете Парламента, руководившем военными действиями, долго спорили о том, не следует ли двинуть армию прямо на Оксфорд (чего настойчиво добивались м-р Гемпден и все те, кто требовал «рубить под корень»), и будь тогда принято именно это решение, король - из-за слабости оксфордского гарнизона и укреплений, а также ввиду наличия в городе двора с множеством знатных лиц и склонных к панике дам - оказался бы в затруднительном положении. Однако другие члены комитета полагали, что с армией, еще не вполне избавившейся от чувства уважения к особе короля, было бы рискованно затевать осаду города, где пребывает Его Величество, и их мнение, поддержанное самим Эссексом, в конце концов взяло верх. >

Хотя поначалу Парламент был чрезвычайно доволен захватом Ридинга, а король искренне рад тому, что весь его гарнизон благополучно соединился с главной армией (ибо нельзя отрицать, что в королевских войсках, узнавших о спасении целых четырех тысяч солдат, которых все уже считали потерянными, ликование было всеобщим), однако впоследствии, когда превратности войны заставили подвести иной итог этому делу, победный восторг обеих партий быстро остыл. Не успел король вернуться в Оксфорд, как среди солдат и офицеров пошли разговоры, что дело здесь нечисто, что в Ридинге была измена, и подобные толки мгновенно распространились по городу. На следующий день полковник Филдинг (а говорили именно о нем) явился к королю и выразил желание, чтобы всю эту историю рассмотрел военный совет. Со своей стороны, рядовые солдаты шумно требовали предать Филдинга суду за измену и сдачу города мятежникам, ведь полковник, твердили они, находился в постоянных сношениях с графом Эссексом, а когда на выручку осажденным подоспела армия короля, не позволил солдатам выступить ей навстречу, хотя командиры уже собрали своих людей и были готовы вести их на прорыв. При этом раздавались неосторожные и гневные слова по адресу самого короля, и Его Величество немедленно распорядился арестовать полковника и предать его военному суду.

< Сам король был крайне разгневан одним из положений третьей статьи - о выдаче Эссексу солдат, дезертировавших из его армии - так как после сдачи Ридинга некоторые из них были схвачены и казнены. Полковник, оправдываясь, заявил, что за все эти статьи он несет точно такую же ответственность, как и прочие члены военного совета, их одобрившие; но ему возразили, что военный совет одобрил статьи только потому, что их, как уверял сам полковник, просмотрел и утвердил король,тогда как в действительности Его Величество не видел полного текста статей капитуляции и дал согласие лишь на главный пункт -о выходе гарнизона с оружием и обозом. Короля глубоко опечалила судьба этих несчастных людей, которые, устыдившись своего участия в мятеже, отдались под его покровительство, но были преданы смерти мятежниками; а потому, желая очистить себя от обвинений, он издал особую прокламацию, в которой объявил, что не знал об этом злополучном исключении, но считает его позорным; и обещал, невзирая на любые опасности, защищать всякого, кто, раскаявшись в измене, вернется к исполнению долга и будет искать его покровительства; тех же, кто заключением такого рода постыдных статей, лишат его подданных королевского покровительства, ожидает суд, подобный военному трибуналу, которому ныне поручено расследовать обстоятельства сдачи Ридинга.

В ходе разбирательства полковнику были предъявлены следующие обвинения: он сдал город, хотя мог защищать его гораздо дольше, ибо не испытывал недостатка в порохе и провианте; он категорически запретил совершить вылазку навстречу армии короля; он много раз позволял выходить из города одной женщине, которая посещала лагерь графа Эссекса, а затем возвращалась в Ридинг; наконец, он убедил военный совет принять условия капитуляции, заявив, будто все статьи уже одобрены королем.

Полковник же в свое оправдание сказал, что он всегда действовал в полном согласии с мнением членов военного совета, а условия капитуляции искренне считал выгодными для Его Величества; что тридцати бочек с порохом, находившихся в его распоряжении, хватило бы лишь на несколько часов штурма; что Его Величество в любом случае намеревался эвакуировать Ридинг; что о приближении королевской армии он узнал лишь после того, как она завязала бой с неприятелем - однако сам он к этому моменту уже вступил в переговоры и обменялся заложниками с осаждавшими, а потому счел противным обычаям войны устраивать вылазку; что женщина, которой он выдавал пропуск на выход из города, была его лазутчицей, доставлявшей весьма ценные сведения; что членам военного совета он говорил лишь о том, что Его Величество согласен с общим смыслом статей, но не упоминал при этом о третьей статье, добиться изменения которой ему, к несчастью, не удалось; что сэр Артур Астон, хотя и неспособный после ранения отдавать приказы, по-видимому, одобрял все его действия и, когда ему прочли означенные статьи, никак не выразил своего неудовольствия. >

Несмотря на все, сказанное им в свою защиту, и на отсутствие даже тени доказательств каких-либо изменнических действий с его стороны, полковника приговорили к отсечению головы за «неподчинение приказам» (некоторые из полученных им приказов он в тогдашней суматохе действительно исполнил не со всей точностью). В конце концов, после долгих и настойчивых ходатайств король отменил это решение, но полк Филдинга отдали другому, и он больше никогда им не командовал. Хотя прежде Филдинг пользовался безупречной репутацией честного и храброго человека, хотя с самого начала смуты он решительно встал на сторону короля и был ранен в бою, хотя впоследствии он как волонтер с такой же отвагой шел на самые опасные предприятия и даже получил высокий пост в другой армии короля, ему так и не удалось оправиться от этого удара и смыть позорное пятно. Я же, не понаслышке знающий о том, что в ту пору утверждала и доказывала каждая из сторон, должен, со своей стороны, заявить, что Филдинг, по глубокому моему убеждению, был невиновен в каком-либо подлом сговоре с неприятелем или в малодушном нежелании делать то, что по разуму можно было тогда сделать. Но в трудной профессии военного, полной взаимной зависти и ревности, всякая неудача оказывается роковой, и восстановить после нее свое доброе имя бывает совсем непросто. Королю же описанная история принесла в конечном счете гораздо больше затруднений и неудобств, чем это казалось поначалу, ведь именно тогда возникли и зародились особые партии при дворе, в армии и в городе, доставившие впоследствии Его Величеству столько тревог и хлопот.

< Процесс Филдинга расколол офицеров. Одни обвиняли своих товарищей в злобном преследовании полковника и в безрассудном потворстве страстям солдат; их самих упрекали в желании спасти Филдинга от заслуженной кары, заодно показав степень своего влияния на короля. Спорили об этом и при дворе, где одни считали полковника виновным, пусть даже его измену и не удалось доказать с полной очевидностью, другие возмущались чрезмерной суровостью первых, а у многих достойных джентльменов, прочно связавших свою судьбу с делом короля, возникло подозрение, что Парламент способен подкупать некоторых офицеров, а их товарищи - обеспечивать виновным безнаказанность. Солдаты же негодовали из-за того, что Филдинг ушел от, как им представлялось, заслуженной кары, тогда как их самих приговаривают к смертной казни за гораздо более мелкие проступки.

Между тем король находил свое положение настолько тяжелым, что при известии о движении армии Эссекса на Оксфорд (несколько дней спустя после потери Ридинга) он, по совету своих старших офицеров, решил отступить на север и соединиться с графом Ньюкаслом. И я ничуть не сомневаюсь, что если бы Эссекс в то время хотя бы изобразил наступление на Оксфорд,то Оксфорд вместе с окрестными укрепленными пунктами были бы ему сданы - вскоре, однако, выяснилось, что армия Эссекса, ослабленная осадой Ридинга, неспособна к немедленному выступлению, а потому король изменил свои планы и решил ждать неприятеля близ Оксфорда. >