История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Вскоре по прибытии графа в Йорк к нему явился генерал Кинг. Ньюкасл назначил его генерал-лейтенантом своей армии, и Кинг, хотя и вызывавший против себя, как шотландец, неизбежное предубеждение, командовал пехотой весьма умело и искусно. Тогда же начальство над кавалерией было поручено генералу Горингу, который, будучи рекомендован на этот пост, несмотря на все свои прежние ошибки и прегрешения, благоволившей к нему королевой, взялся за дело быстро и решительно, так что хотя лорд Ферфакс все еще удерживал в своих руках Селби и Кейвуд, расположенные неподалеку от Йорка, в открытом поле безраздельное господство принадлежало графу. И вот теперь, когда Север стал надежным убежищем и оплотом для тех, кто подвергался преследованиям за верность королю, в Англию решила вернуться королева.

< Со времени своего прибытия в Голландию она неустанно трудилась в интересах короля, направляя ему оружие, боеприпасы и офицеров, а поскольку все знали о ее расположении к графу Ньюкаслу, то войска этого последнего Парламент стал называть «Армией королевы» и даже «Католической армией», пытаясь внушить народу, что в ней служили одни лишь паписты, мечтавшие о поголовном истреблении протестантов.

Около середины февраля королева, охраняемая выделенными принцем Оранским военными кораблями, прибыла в Берлингтон-бей. Двое суток она провела на борту ставшего на якорь судна, а когда подоспел отряд из армии Ньюкасла, которому было приказано обеспечить ее безопасную высадку, сошла на берег и расположилась на отдых в удобном доме на самой набережной.

Уже на другой день рано утром на рейде Берлингтон-Бея появились четыре парламентских корабля вице-адмирала Баттена. Перехватить конвой с королевой ему не удалось, но теперь, узнав, что она находится в одном из зданий на набережной, вице-адмирал приказал открыть огонь и за два часа произвел более сотни выстрелов. Ее Величество, вскочив с постели, выбежала из поврежденного ядрами дома и спряталась чуть ли не в канаве под дамбой. Палаты же не выразили ни малейшего неудовольствия по поводу этого варварского деяния, отчего многие предположили, что Баттен исполнял их приказ. >

Вскоре королева благополучно добралась до Йорка. Дела короля между тем шли в гору: ранее граф Ньюкасл поставил в Ньюарке, Нортгемпоншир, свой гарнизон, воспрепятствовавший совершенному соединению парламентских сил в Линкольншире с лордом Ферфаксом, и доблестно отразил нападение мятежников на этот город; теперь же он послал в Линкольншир Чарльза Кавендиша (младшего брата графа Девоншира) с летучей партией кавалеристов и драгун, и те около середины марта атаковали и захватили Грен-тем (незадолго до того занятый частями мятежников), взяв свыше трехсот пленных, в том числе всех неприятельских офицеров, все их вооружение и амуницию. Примерно тогда же сэр Хью Чомли, который успел оказать немалые услуги Парламенту, чаще других офицеров в тех краях одерживая верх в стычках с отрядами графа Ньюкасла (хотя на самом деле он принял сторону Парламента, скорее поддавшись уговорам сэра Джона Готэма, своего старинного друга, нежели следуя собственным склонностям), открыто вернулся к верноподданническому долгу, передав королю замок Скарборо — весьма важную крепость, начальство и управление каковой граф доверил ему вновь, и сэр Хью выказал на посту ее коменданта замечательную храбрость и непоколебимую преданность. Это событие и прочие успехи короля вынудили лорда Ферфакса оставить Селби, Кейвуд и Тадкастер и отойти к Понтефракту и Галифаксу, вследствие чего Ньюкасл овладел всем этим обширным графством и теперь уже мог прийти на выручку соседям. Таким было положение в той части Северной Англии, где силы Его Величества возглавлял граф Ньюкасл. В Ланкашире же, Чешире и Шропшире дела шли хуже; об этих и соседних с ними графствах и надлежит сейчас рассказать, начав с самых отдаленных.

Как уже говорилось выше, когда король выступил из Шрузбери и двинулся навстречу графу Эссексу (с которым встретился затем при Эджхилле), все отряды и части, какие ему удалось собрать, он должен был использовать для усиления главной армии, ибо помышлял он тогда единственно лишь о том, чтобы поскорее дать битву, битва же эта, по мнению большинства, должна была решить все и сразу. А потому король не оставил на своем пути ни единого гарнизона, полагая, что для подавления любых беспорядков и мятежей, которые могут вспыхнуть в графствах Ланкашир и Чешир, окажется вполне достаточно могущества и авторитета лорда Стренджа (по смерти своего отца ставшего графом Дерби). Его светлость также был убежден, что ему это под силу, ведь в ту пору считалось, что он пользуется большим влиянием в этих двух графствах и обладает более значительной властью над их жителями, чем какой-либо подданный короля в любой другой части Англии. Город Шрузбери и все это благонадежное графство (где король добился ранее немалого успеха, что еще сильнее расположило народ в его пользу) он предоставил единственно лишь благому духу лояльности, ими тогда владевшему, а также законной власти шерифов и мировых судей. Впоследствии в названных графствах случилось то же, что и в остальных частях королевства: не желавших ввязываться в борьбу оказалось больше, нежели тех, кто готов был принять чью-либо сторону, так что почти всюду были заключены соглашения о нейтралитете. В Чешире повторилась йоркширская история: вожди обеих партий подписали точно такой же договор и с такой же торжественностью — и точно такая же декларация Палат (понадобилось лишь переменить имена людей и названия мест) освободила сторонников Парламента от его соблюдения. Тогда же сэр Уильям Бреретон, состоятельный чеширский джентльмен, представлявший графство в Нижней палате, но более всего известный ненавистью к установленному церковному строю, желая защитить местных сторонников Парламента и побудить их к открытому выступлению, привел с собой из Лондона эскадрон кавалерии и полк драгун.

За короля, правда, твердо стоял город Честер — благодаря превосходным достоинствам его жителей, а также влиянию тамошнего епископа и членов капитула, но прежде всего — высокой репутации и тонкому уму м-ра О. Бриджмена. Сын епископа и уважаемый юрист, он не только объяснил горожанам, в чем заключается их долг, и воодушевил к его исполнению, но и, пользуясь своим обширным состоянием и кредитом, обеспечил их всем необходимым для обороны, так что верность королю не стоила им больших расходов. В Честере, однако, не было ни гарнизона, ни даже какого-нибудь опытного офицера, который мог бы возглавить и повести за собой отважных горожан, выказывавших готовность по крайней мере защищать собственные стены; а что их вскоре поставят перед такой необходимостью, казалось теперь вполне вероятным. А потому король послал туда отличного командира сэра Николаса Байрона, назначив его генерал-полковником Чешира и Шропшира и комендантом Честера. Сэр Николас, человек любезного нрава, притом весьма ловкий, энергичный и сведущий в военном искусстве, вдохнул новую жизнь в замыслы и действия тамошних приверженцев короля и, с помощью нескольких джентльменов из Северного Уэльса, быстро собрал крупные отряды пехоты и кавалерии, и те в частых своих схватках с неприятелем имели порой значительный успех, ни разу не потерпев сами сколько-нибудь серьезной неудачи. Сэр Уильям Бреретон укрепил Нантвич, а приверженцы короля — Честер, и теперь, опираясь на гарнизоны названных городов, обе партии оспаривали друг у друга господство над Чеширом и пытались склонить на свою сторону умы его жителей. Но блестящие надежды на Чешир омрачила буря, внезапно разразившаяся в Ланкашире, когда кучка худородных особ без имени и почти без авторитета, единственно благодаря влиянию Парламента и безумию одураченного народа, сумела вырвать из рук могущественного графа Дерби это обширное, многолюдное и еще недавно преданное ему графство.

Город Манчестер (гордый своим богатством и подстрекаемый духом распри и мятежа, обуявшим тогда большинство корпораций) с самого начала смуты выступил против короля и с надменной дерзостью встал на сторону Парламента. Но поскольку население графства состояло главным образом из папистов, о чьих восстаниях так много распространялись после открытия настоящего Парламента, дабы внушить народу страх и тревогу, то теперь никто не сомневался, что преступить долг верности Его Величеству не пожелает и десятая часть жителей этого края. Однако партия бунтовщиков отличалась такой неугомонностью, таким упорством и предприимчивостью, а каждый ее сторонник был исполнен такой готовности служить общему делу и безоговорочно повиноваться вождям — тогда как граф Дерби оставался столь бездеятельным, а из-за своего высокомерия выказывал столько упрямой неуступчивости в отношениях с людьми более энергичными, которые могли бы бороться с неприятелем гораздо решительнее, или, может, до такой степени растерялся перед лицом опасности — что вместо того, чтобы поддержать партию короля в Чешире (а именно этого от него и ожидали), он позволил мятежникам внезапно нападать на его отряды и, не встречая серьезного отпора, каждый день захватывать и укреплять важные города; так что мало-помалу едва ли не весь Ланкашир оказался в их руках. И все же, хотя король ясно видел причину этих крупных неудач — неумелое руководство войсками из-за отсутствия опытного и решительного командира — положение его было столь тяжелым, что производить какие-либо перемены Его Величество полагал рискованным, опасаясь, как бы граф, получив над собою в Ланкашире старшего начальника, не счел себя оскорбленным и не возымел желания показать, сколько вреда он может принести королю (хотя принести ему особую пользу он, похоже, был не в силах). Нетрудно, однако, было понять, что прежнее могущество графа основывалось скорее на страхе, нежели на любви народа, ведь теперь, во времена свободы и безначалия, очень многие ланкаширцы пошли против короля, дабы не подчиняться более приказам графа.