Проспер Оливье Лиссагарэ - История Парижской Коммуны 1871 года
Столица юго–запада страны тоже была свидетелем того, как умирает революционное движение. Тулузу затрясло от удара грома 18‑го марта. В предместье Св. Киприана проживало образованное и активное рабочее население, которое составляло саму основу Национальной гвардии, а с 19‑го марта гвардейцы сменялись на постах с возгласами: — Да здравствует Париж! — Группа революционеров вызвала префекта Дюпорталя, чтобы выяснить, он за или против Парижа. В течение месяца газета «Эмансипация», которой он руководил, вела кампанию против провинциалов, и он даже на публичных встречах подчеркивал свои республиканские взгляды. Но он был не из тех, кто берет на себя инициативу, и отказывался порвать с Версалем. Ему мешали, однако, клубы, обязывая офицеров Национальной гвардии давать клятву о защите Республики, и требовали патронов. Тьер, видя, что Дюпорталь, в конце концов, уступит им, назначил префектом, Кéратри, бывшего префекта полиции во время событий 4‑го сентября. Он прибыл в ночь с 21 на 22‑е марта в дом генерала дивизии Нансути, и когда ему сказали, что гарнизон состоит всего лишь из 600 солдат расформированных частей и что вся Национальная гвардия поддерживает Дюпорталя, он отбыл в Ажен.
23‑го марта Национальная гвардия приготовилась к военному смотру перед овладением арсеналом, когда Дюпорталь и мэр ринулись в Капитолий, ратушу Тулузы. Мэр заявил, что намеченный смотр не следует проводить, а Дюпорталь сообщил, что скорее подаст в отставку, чем поддержит движение. Генералы же, в страхе перед возмущением предместья, укрылись в арсенале. Мэр и муниципальный совет, понимая, что долго продолжать их платоническую игру невозможно, сбежали в свою очередь, поэтому Дюпорталь, оставшись в префектуре в одиночестве, принял облик великого революционера, тем более что пользовался поддержкой Национальной гвардии. Он лез из кожи вон, чтобы ободрить генералов, укрывшихся в арсенале, намекал им там на свою решимость поддерживать порядок в интересах версальских властей, законность которых только и признавал. Он настолько преуспел, что те порекомендовали Тьеру сохранить его у власти. Кéратри, основываясь на его заявлении, попросил помощи для захвата префектуры, и Дюпорталь предложил ему на следующий день, 24‑го марта, встретиться в присутствии офицеров ополчения и Национальной гвардии. Кéратри все понял и остался в Ажене.
Целью этой встречи было набрать, по просьбе Ассамблеи, добровольцев, готовых выступить против Парижа. Офицеры Национальной гвардии не только не прибыли в префектуру, но, наоборот, приготовились выступить против Кéратри. В час дня 2000 гвардейцев собрались на площади Капитолия и под развивающимся знаменем отправились в префектуру, где Дюпорталь принимал их офицеров. Один из них заявил, что вместо поддержки офицеры готовы выступить против Ассамблеи и что, если Тьер не помирится с Парижем, они провозгласят Коммуну. При ее упоминании со всех углов раздались крики: — Да здравствует Коммуна! Да здравствует Париж! — Распалившись, офицеры постановили арестовать Кéратри, провозгласили Коммуну и призвали Дюпорталя возглавить их. Он попытался увильнуть и предложил действовать, как неофициальный советник руководства Коммуны, но офицеры, ругая Дюпорталя за отступничество, побудили его выйти на площадь перед префектурой, где его приветствовали гвардейцы. Они вместе пошли в Капитолий.
Едва войдя в большую залу, вожаки шествия, видимо, немало смутились. Они предлагали председательство попеременно мэру, другим муниципальным советникам, которые потихоньку удалялись, и Дюпорталю, который покинул залу под предлогом необходимости составить манифест для зачтения с большого балкона. Манифест гласил: «Коммуна Тулузы объявляет Республику единой и неделимой, призывает депутатов от Парижа к посредничеству между правительством и великим городом, а Тьера — к роспуску Ассамблеи». Толпа приветствовала эту невразумительную Коммуну, которая верила депутатам левых и в подчинение Тьера провинциальному большинству.
Вечером ряд офицеров НГ учредили Исполком, состоявший, за двумя тремя исключениями, из обыкновенных болтунов, в него не входили основные лидеры движения. Исполком удовлетворился расклеиванием манифеста и пренебрег малейшими мерами предосторожности, даже необходимостью занять вокзал. Тем не менее, генералы не осмелились двинуться из своего арсенала, где к ним присоединился 26‑го марта первый председатель суда, генеральный прокурор, выступивший с призывом к населению сплотиться вокруг обитателей арсенала. Национальная гвардия хотела в ответ взять арсенал штурмом. Жители предместий уже начали стекаться к Капитолию. Однако исполком предпочел вступить в переговоры. Он уведомил арсенал, что пойдет на самороспуск, если власти назначат префекта–республиканца вместо Кéратри, и совершенно отмежевался от Дюпорталя, который, по правде говоря, ничего и не делал. Переговоры продолжались весь вечер, и национальные гвардейцы, утомленные и обманутые своими лидерами, также воображая, что все улажено, вернулись по домам.
Кéратри, прекрасно осведомленный обо всех провалах, прибыл следующим днем на вокзал с тремя эскадронами кавалерии, отправился к арсеналу, прервал переговоры и отдал приказ следовать маршем на город. В 1 час дня версальские войска, состоявшие из 200 кавалеристов и 600 разномастных солдат, начали операцию. Один отряд захватил мост Св. Киприана, чтобы отделить город от предместья, другой отряд последовал к префектуре, а третий отряд во главе с Нансути, Кéртари и магистратами двинулся маршем на Капитолий.
Около 300 человек разместились во дворах, окнах и на террасах. Версальцы развернули свои войска и расположили в ряд свои шесть орудий почти в 60 метрах от здания, безрассудно подставляя, таким образом, пехоту и артиллеристов под мушкеты повстанцев. Первый председатель суда и генеральный прокурор вышли на переговоры, но ничего не добились. Когда
Кéратри зачитывал свой акт о мятеже, его голос заглушили крики. Единственный холостой залп испугал бы солдат и артиллеристов, которых, возможно, толпа теснила, к тому же, с обоих флангов. Но руководители восстания бежали из Капитолия. Мужество немногих защитников еще могло бы обещать бой, но вмешалась Республиканская ассоциация. Она уговорила защитников уступить и спасла Кéратри. Префектуру захватили с такой же легкостью, и в тот же вечер Кéратри там обосновался. На следующий день члены Исполкома опубликовали манифест крайне пошлого содержания с целью обеспечить себе безнаказанность. Один из членов Исполкома умудрился быть назначенным мэром самим Кéратри.
Так, благородные рабочие Тулузы, поднявшиеся на лозунги — Да здравствует Париж! — были брошены в беде теми, кто поднял мятеж. Это была ужасная потеря для Парижа, ведь, если бы Коммуна в Тулузе победила, ее примеру последовал бы весь юг страны.
Разумный и энергичный деятель, в каких нуждались все революционные движения, проявил себя во время восстания в Нарбонне. Этот древний город, галл в энтузиазме и римлянин в стойкости, является истинным центром демократии в департаменте Ауда. Нигде в другом месте не было более энергичных протестов против недочетов Гамбетты. По этой же причине Национальная гвардия Нарбонна не получила еще мушкеты, в то время как Каркассон уже давно был вооружен. Получив весть о событиях 18‑го марта, Нарбонн не колебался, но высказался за Париж. По вопросу провозглашения Коммуны сразу обратились к Дижону, ссыльному Империи, деятелю твердых убеждений и твердого характера. Столь же скромный, как и решительный, Дижон предложил руководство борьбой своему товарищу по ссылке, Марку, признанному демократическому лидеру Ауды, одному из наиболее яростных оппонентов Гамбетты во время войны. Марку, искусный адвокат, боясь поддаться компромиссу и опасаясь энергичных действий Дижона в главном городе департамента, уговорил его отправиться в Нарбонн. Дижон прибыл туда 23‑го марта и вначале продумал переустройство муниципального совета на принципах Коммуны. Но после отказы мэра, Райналя, народ, выйдя их терпения, ворвался 24‑го марта в ратушу и, вооружившись мушкетами, хранившимися в совете, поставил у власти Дижона и его друзей. Он вышел на балкон, провозгласил единство Коммуны Нарбонна с Парижем и немедленно занялся мерами по организации обороны.
На следующий день Райналь пытался мобилизовать гарнизон. Некоторые роты выстроились у ратуши, но горожане, особенно женщины, достойные парижских сестер, разоружили солдат. Капитан и лейтенант были взяты заложниками. Остальные войска гарнизона вышли из города и укрылись в казармах Св. Бернара. Так как Райналь все еще продолжал попытки организовать сопротивление, народ арестовал его 26‑го марта, и Дижон вместе с тремя заложниками во главе отряда федералов овладел префектурой и выставил пикеты на вокзале и телеграфе. За оружием он отправился в арсенал, где, несмотря на приказ лейтенанта стрелять, солдаты сдали ружья. В тот же день прибыли делегаты из соседних Коммун, Дижон же сел за работу по расширению движения.
