От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
У временного поверенного были и другие вопросы для обсуждения с наркомом.
– Первый вопрос касается американского предложения об изменении условий перемирия с Италией. Сейчас Правительство США подготавливает проект изменений условий перемирия, причем оно полагает, что изменения можно оформить в виде документа, подписанного Главнокомандующим союзными силами в Италии и итальянским правительством. Правительство США в скором времени представит свой проект советскому правительству и другим правительствам, подписавшим условия перемирия с Италией.
– Нам пока неизвестно, о чем идет речь, – проявил осторожность Молотов.
– Весь вопрос находится еще в стадии подготовки. Но правительству США желательно бы знать, согласно ли советское правительство пригласить французов?
– Не зная, в чем дело, советскому правительству затруднительно высказать свое мнение, – резонно заметил Молотов.
Кеннан обещал запросить Вашингтон о характере американских предложений и вручил Молотову памятную записку об изменении условий перемирия с Италией. И перешел к вопросу о реакции Москвы на его письмо по поводу промышленных предприятий в Маньчжурии. Молотов не спешил с ответом:
– Я прочитал Ваше письмо, но еще не ознакомился с ним как следует. Конечно, я дам на него ответ. А где сейчас находится Гарриман?
– Слышал, что он 31 января прибыл в Токио. С тех пор я не получал никаких сообщений о Гарримане. Корреспонденты в Москве недавно запрашивали посольство, верно ли, что послом в Москву назначен генерал Смит. Посольство не дало ответа корреспондентам на этот вопрос.
Молотов даже удивился:
– О назначении Смита были уже сообщения в печати.
– Это вполне возможно. Я очень доволен этим назначением. Когда я был советником посольства США в Лиссабоне, в 1943 году генерал Смит приезжал туда для встречи с итальянскими представителями и останавливался в моей квартире. Тогда я впервые с ним познакомился. Генерал Смит на меня произвел очень хорошее впечатление. Он великолепно вел переговоры, решительно настаивая на безоговорочной капитуляции Италии.
После короткой паузы Кеннан продолжил:
– Хотел бы воспользоваться сегодняшним визитом, чтобы передать Вам письмо от мадам Бирнс для госпожи Молотовой.
Нарком поблагодарил за любезность.
– Когда Смит прибудет в Москву?
– Он должен прибыть в Москву примерно в конце марта, – ответил Кеннан.
Однако внешнее спокойствие в отношениях Москвы и Вашингтона было обманчиво. Трумэн уже закусил удила и поставил государственный департамент и лично Бирнса на нужные Белому дому рельсы. А силовые ведомства США, особенно после ухода Стимсона, уже и убеждать ни в чем не требовалось.
В Кремле, ободренном итогами московского СМИД, не догадывались о том холодном приеме, который встретил в Вашингтоне вернувшийся с конференции Бирнс.
Трумэн приходил к убеждению, что «если с Россией не обращаться железным кулаком и жестким языком, то неизбежна еще одна война».
И если в Кремле были удовлетворены результатами казавшегося успешным осаживания «зазнавшихся» американцев, то в Белом доме, напротив, жаждали реванша.
Трумэн 22 января 1946 года издал исполнительный указ о создании межведомственной Центральной разведывательной группы (Central Intelligence Group; CIG) – ЦРГ, ответственной за координацию и планирование разведывательной деятельности, оценку и использование поступавшей информации. При этом за Госдепартаментом и военными министерствами также сохранялась разведывательные функции.
Создавалась должность директора центральной разведки, назначаемого президентом. Первым на эту должность Трумэн назначил вице-адмирала Сидни Сауэрса, ранее руководившего разведкой ВМФ.
Отмечая это событие масштабным приемом в Белом доме, Трумэн представил своим гостям людей в черных плащах, черных шляпах, с черными усами и деревянными кинжалами и объявил, что первый директор ЦГР, адмирал Сауэрс, должен стать «директором централизованного шпионажа».
Продолжилась история с законопроектом о гражданском контроле над ядерными программами, против которого отчаянно боролось военное руководство. 23 января Трумэн ответил военному министру и министру военно-морских сил меморандумом: «Председателю Комитета по обороне палаты представителей и руководителям палаты представителей следует сообщить, что администрация желает повторно рекомендовать поправки к законопроекту Мэя – Джонсона или, в случае отказа, не предпринимать никаких шагов для изменения нынешнего статуса законопроекта в палате представителей.
Кроме того, я хотел бы, чтобы, выступая в комитетах Конгресса или обсуждая с его членами вопросы, касающиеся законодательства в области атомной энергии, сотрудники администрации излагали свои взгляды, не противореча пунктам, изложенным в моем меморандуме от 30 ноября и подтвержденным настоящим документом».
Не тут-то было. Сторонники военного контроля имели прочные позиции в Конгрессе, и сенатору Макмагону, проталкивавшему инициативу Трумэна, было сложно обеспечить себе поддержку.
Одновременно разработка плана международного контроля над атомной энергией была поручена специальному комитету, который сформировал Бирнс.
В ежегодном обращении Трумэна к Конгрессу 14 января вновь прозвучало предложение осуществлять контроль через Организацию Объединенных Наций.
Пока этот вопрос обсуждался на Первой Генассамблее ООН, комитет Бирнса подготовил план, который мог бы быть представлен на рассмотрение комиссии ООН, когда она соберется. Комитет состоял из пяти членов: Дин Ачесон – председатель, Джон Дж. Макклой, бывший заместитель военного министра, Вэнивар Буш, Джеймс Конант и ЛеслиР.Гровс – члены.
Ачесон посетовал своему секретарю Герберту Марксу, что ничего не понимает в атомной энергии, и тот предложил сформировать в дополнение к экспертной комиссии консультативный совет. Маркс до этого работал под началом председателя администрации долины Теннесси Дэвида Лилиенталя, который имел богатый опыт управления работой сотен инженеров и технологов. Лилиенталь согласился стать председателем консультативного совета, в который вошли еще четверо: Честер Барнард, президент телефонной компании Нью-Джерси, Чарльз Томас, вице-президент и технический директор химической компании «Монсанто», Гарри Уинн, вице-президент «Дженерал Электрик»., и… Оппенгеймер.
«Все участники, я думаю, сходились во мнении, – напишет Ачесон в мемуарах, – что наиболее побудительным и творческим умом среди нас обладал Роберт Оппенгеймер. Он относился к исполнению обязанностей конструктивно и с величайшим тактом. Роберт в прошлом бывал неуступчив, резок и подчас педантичен, но с нами таких проблем не возникало».
К началу марта консультативный совет подготовил объемный доклад, написанный в основном Оппенгеймером с редакцией Маркса и Лилиенталя. Там утверждалось, что решение ядерной проблемы может быть обеспечено международным братством ученых. Предлагалось учредить международную организацию, контролирующую все аспекты использования атомной энергии и распределяющую выгоды от нее между всеми странами. Такая организация контролировала бы применение атомной технологии исключительно в мирных целях. Полная прозрачность должна воспрепятствовать появлению у какого-либо государства промышленных, технологических и материальных возможностей потенциала для тайного создания ядерного оружия.
Члены совета по очереди зачитали его Ачесону. Когда они закончили, тот снял очки и заявил:
– Это – блестящий, глубокий документ.
Вскоре – под названием доклада Ачесона-Лилиенталя – он был передан в Белый дом. Оппенгеймер был уверен, что теперь-то Трумэн поймет необходимость контроля над атомной энергией. Президент документ прочел или сделал вид, что прочел. Во всяком случае, в его мемуарах можно прочесть: «Этот совет проделал выдающуюся работу. Он тщательно и добросовестно изучил все аспекты этой проблемы. Его доклад получил единогласное одобрение комитета. Его обычно называют докладом Ачесона – Лилиенталя, и он представляет собой образец великолепного государственного документа».