От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Бирнс для виду тоже сказал, что «приятно удивлен» глубиной высказанных соображений.

Но на самом деле оптимизм Оппенгеймера был преждевременным. Никто и не думал следовать его рекомендациям. 8 марта сенатор Макмагон прибыл к Трумэну, чтобы сообщить о том, что внесенный им законопроект об атомной энергии застрял. Влиятельный сенатор-республиканец Ванденберг внес поправку, предусматривавшую создание Военного совета взаимодействия, который имел бы доступ ко всем вопросам, рассматриваемым предлагавшейся Комиссии по атомной энергии. И имел право обжаловать перед президентом любые действия комиссии, которые, по его мнению, «повлияют на национальную оборону».

Одновременно Соединенные Штаты крайне внимательно изучали все аспекты своих бомбардировок в Хиросиме и Нагасаки, которые помимо прочего, выступили для американцев испытательными полигонами.

В Японию еще осенью 1945 года была направлена группа из более чем трехсот гражданских экспертов разного профиля, 35 офицеров и 500 рядовых сухопутных сил и флота. Штаб-квартира этой группы разместилась в Токио. Она начала реконструировать картину экономики, военного планирования и общественной жизни Японии военного времени, чтобы, с одной стороны, понять, какие условия заставят противную сторону принять безоговорочную капитуляцию, а с другой – оценить моральное состояние гражданского населения для проведения более успешной оккупационной политики.

Сотрудники созданной еще Стимсоном группы Обзоров стратегических бомбардировок Соединенных Штатов (USSBS) опросил и допросили более 700 представителей вооруженных сил, государственных ведомств и промышленности Японии.

Вывод одного из отчетов USSBS гласил, что «Япония капитулировала бы, даже если бы атомные бомбы не были сброшены, даже если бы Россия не вступила в войну и даже если бы не планировалось вторжение». Почему принижалась роль СССР, понятно. Военное руководство категорически не желало, чтобы хоть какая-то заслуга принадлежала Советскому Союзу. Это оправдывал бы претензии Москвы на соучастие в управлении Японией. Но почему отрицалась роль и атомного оружия? Скорее всего, здесь сказались ведомственные интересы.

Эксперты комиссии представляли сухопутные войска, ВМФ и ВВС. А ведь предстояло дать ответ на вопрос: какие рода войск и технологии в действительности обеспечили победу над Японией? Что самым непосредственным образом влияло на определение приоритетов перспективного военного планирования.

Моряки были уверены в своей решающей роли: победы в Тихом океане и морская блокада сокрушили военную мощь и экономику Японии, а бомбардировки были второстепенными. Для руководства сухопутных сил признать решающее значение атомной бомбы означало расписаться в собственной малозначимости. Командование армейской авиации тоже не хотело принижать свою роль. Для бомбардировки Хиросимы и Нагасаки понадобилось всего два бомбардировщика, а также по два самолета поддержки – для наблюдения и инструментального контроля. То есть, для двух миссий потребовалось всего шесть самолетов. Тогда как на европейском и азиатском ТВД скопились тысячи и тысячи самолетов. Так что же, теперь такой многочисленный военно-воздушный флот не нужен?

Таким образом, и у ВМС, и у авиации, не говоря уж о сухопутных силах, имелись понятные причины минимизировать значение атомного оружия для окончания войны. Никому не нравилась идея отдать пальму первенства двум ядерным бомбам.

Любопытно, что отчет завершался рассмотрением вопроса о том, как можно использовать данные, полученные в Хиросиме и Нагасаки, для прогнозирования последствий атомных бомбардировок самих Соединенных Штатов.

Инженеры сравнили строительные стандарты и правила Японии и США, вычислили последствия аналогичного удара для Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго, Детройта и Сан-Франциско и пришли к выводу, что для американских городов имела бы катастрофические последствия атомная бомбардировка. «Уровни потерь в Хиросиме и Нагасаки, экстраполированные на население Манхэттена, Бруклина и Бронкса, приводят к мрачному выводу».

Решение для США, по мнению экспертов, заключалось в разукрупнении городов. Следовало рассредоточить промышленные предприятия, объекты здравоохранения, построить бомбоубежища, разработать планы эвакуации. Организовать экономику, транспортную систему, административную жизнь так, чтобы единичная или ограниченная серия ядерных атак не могла парализовать «национальный организм». Впоследствии эти выводы простимулируют создание сети федеральных автомагистралей и процесс субурбанизации.

В конце отчета звучал призыв к миру: «Не существует более убедительных аргументов за мир и международного сотрудничества, чем картина опустошения Хиросимы и Нагасаки. Наша страна, разработавшая и применившая это жуткое оружие, обязана, и ни один американец не должен уклоняться от этой обязанности, возглавить разработку и реализацию международных гарантий и мер контроля, которые предотвратят его применение в будущем».

Подобный отчет явно не устроил военную верхушку и руководство ядерным проектом. В июне 1946 года Инженерный округ Манхэттен (МЕD), который впоследствии превратился в систему национальных лабораторий под эгидой Комиссии по атомной энергии, опубликовал собственный отчет «Атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки». Очевидно, главным автором отчета был генерал Гровс, хотя формально проект возглавлял бригадный генерал Томас Фаррелл.

Для МЕD роль ВМС, сухопутных или военно-воздушных сил в деле капитуляции Японии приближалась к нулю. Отчет называл атомную бомбу «величайшим научным достижением в истории», и именно ей принадлежала заслуга в окончании войны. В отчете МЕD также утверждалось, что «бомбы дали эффект, в точности соответствующий расчетам» и «были сброшены в таких местах, где причинили больший ущерб, чем в любой альтернативной точке в каждом из двух городов», что позволило реализовать идеальный «во всех деталях» план атаки… Среди экспертов, помогавших «выбрать цели», были математики, физики и метеорологи. Цели выбрались с расчетом оказать «наибольшее военное воздействие на японский народ». Примечательно, что среди экспертов не было ни одного япониста, который бы смыслил в японской истории, психологии, городской среде или общественной организации.

Авторов отчета МЕD слегка огорчило, что некоторые крепкие здания в центре Хиросимы устояли. «Ряд железобетонных зданий оказался намного прочнее, чем требуется по американским стандартам, вследствие риска землетрясений в Японии».

В отчете опровергались утверждения японских экспертов, что «ударная волна вызывала ужасающие физические повреждения вроде вывороченных внутренностей и глаз», а также о сохранении в уничтоженных городах остаточной радиации. Все потери вследствие радиации, говорилось в отчете, произошли в первую секунду после взрыва бомбы. Доказать это даже не пытались: никто в 1946 году не занимался контролем здоровья лиц, оказавшихся в пострадавших городах или занимавшихся там спасательными работами.

МЕD с уверенностью заключал, что именно атомная бомба положила конец войне. «Не только атомная бомба принесла победу в войне против Японии, но она, безусловно, закончила ее, сохранив тысячи жизней союзников, которые были бы потеряны при вторжении в Японию».

В определенном смысле эти исследования бомбардировок Японии делали атомную бомбу нормой. Словно она была такой же, как и любая другая бомба.

Бирнс быстро исправлял свои московские «прегрешения». 12–13 февраля госдепартамент пересмотрел позицию по признанию болгарского и румынского правительств, выразил решительный протест против советской «экономической эксплуатации» Венгрии и выставил Советскому Союзу новые требования по Австрии и Албании.

Все более жесткую позицию американцы занимали по Ирану и Турции. Вашингтон, а вслед за ним и Лондон требовали от СССР немедленного вывода наших войск, а от иранской стороны – максимальной неуступчивости на переговорах с Москвой. И Тегеран, поддерживаемый Вашингтоном и Лондоном, склонен был занять непримиримую позицию.