От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Молотов отверг предложение Бирнса о создании новой международной комиссии по изучению проблемы правительства Румынии, напомнив при этом, что США поддерживали дипломатические отношения с фашистскими правительствами Испании и Аргентины.
20 сентября Вашингтон делает неожиданный ход. Бирнс пригласил Молотова и торжественным тоном произнес:
– Американский народ, как правило, не заключает договоров с другими странами. Но сейчас, когда американский народ исполнен решимости не дозволить Германии вооружаться, я готов, если вы сочтете это полезным, рекомендовать Трумэну переговорить с лидерами Конгресса о возможном договоре между США и СССР. Цель договора в том, чтобы держать Германию разоруженной в течение 20–25 лет. Я еще ни с кем, кроме Вас, об этом не говорил.
– Не могу говорить от имени советского правительства, но лично мне кажется, что идея представляет интерес, – осторожно заметил нарком. И в своей манере сделал демарш на злобу дня. – С одной стороны, господин Бирнс вместе с СССР ищет пути предупреждения германской агрессии, а с другой – делегация США делает сегодня прямой выпад против СССР в вопросе о Румынии.
В послании Сталину Молотов высказался еще более определенно: «Я думаю, что мы должны поддержать предложение Бирнса о договоре четырех держав с целью предупреждения новой агрессии со стороны Германии, внешне не проявляя, однако, особой заинтересованности. Разумеется, это приемлемо будет, если американцы более или менее пойдут нам навстречу по Балканским странам».
Сталин не разделил молотовского оптимизма: «Предложение Бирнса преследует четыре цели: первое – отвлечь наше внимание от Дальнего Востока, где Америка ведет себя как завтрашний друг Японии, и тем самым создать впечатление, что на Дальнем Востоке все благополучно; второе – получить от СССР формальное согласие на то, чтобы США играли в делах Европы такую же роль, как СССР, с тем чтобы потом в блоке с Англией взять в свои руки судьбу Европы; третье – обесценить пакты о союзе, которые уже заключены СССР с европейскими государствами; четвертое – сделать беспредметными всякие будущие пакты о союзе с Румынией, Финляндией и т. д.
При всем этом, конечно, нам трудно отказаться от антигерманского пакта с Америкой. Но, используя страх Америки перед ростом влияния СССР в Европе, нам следует добиваться того, чтобы антигерманский пакт СССР и США был обусловлен антияпонским пактом между СССР и США. Отсюда наше предложение: заключить прежде всего антияпонский пакт с США, с тем, чтобы вслед за этим или одновременно заключить антигерманский пакт, при этом дать понять партнеру, что без заключения антияпонского пакта мы не считаем возможным пойти на антигерманский пакт с США.
Американское предложение об организации Консультативного комитета имеет своей целью отложить на неопределенное время вопрос о Контрольном Совете и дать тем самым Макартуру единолично решать все вопросы относительно Японии, как военные, так и гражданские… Мы считаем, что нужно покончить с неограниченными правами Макартура и институтом единоличного Верховного главнокомандующего четырех держав, который, как известно, делает, что ему вздумается, и даже не сообщает нам о своих распоряжениях».
Похоже, Сталин стал испытывать раздражение от бесплодности лондонских переговоров. И виновным за это решил назвать Молотова с его согласием допустить к обсуждению мирных договоров Китай и Францию. О крайней степени раздражения говорил переход на «вы». «Следуйте решениям Потсдама об участии только вовлеченных государств… Пока против Советского Союза стояли англосаксонские государства – США и Англия – никто из них не ставил вопроса о большинстве и меньшинстве. Теперь же, когда в нарушение решений Берлинской конференции и при Вашем попустительстве англосаксам удалось привлечь еще китайцев и французов, Бирнс нашел возможным поставить вопрос о большинстве и меньшинстве», – писал Сталин 21 сентября. Молотов счел за благо немедленно повиниться: «Признаю, что сделал крупное упущение. Немедленно приму меры… Настою на немедленном прекращении общих заседаний пяти министров… Так, конечно, будет лучше, хотя это и будет крутой поворот в делах Совета министров».
Бирнс вспоминал: «День 22 сентября переломил хребет Лондонской конференции. Незадолго до 10.00 секретарь Молотова позвонил, чтобы сообщить, что русская делегация не сможет присутствовать на заседании Совета, назначенное на 11.00, но спросил, не смогу ли я встретиться с Молотовым в 11.30. Я прибыл вовремя и обнаружил, что он хочет обсуждать Японию».
– Советское правительство считает своевременным заключение между США и СССР договора против возможного возобновления агрессии со стороны Японии. Условия капитуляции оставляют возможности для будущей агрессии. Японские дивизии на главных островах не демобилизуются и берутся в плен американцами. Таким образом, в руках Японии остаются обученные кадры офицеров и солдат. Личный состав Военно-морского флота также распускается по домам. Все это проводится американским командованием без согласования с союзниками.
Присутствовавший при беседе генерал Данн запротестовал, что Макартур уже приступил к уничтожению вооружений и береговых укреплений. Бирнс его поддержал:
– Нужно сделать все, чтобы японцы не вооружились снова. Но вопрос о личном составе армии и флота Японии очень трудный. Если взять миллион человек в плен, то их надо будет кормить.
– В Советском Союзе военнопленные работают, – напомнил Молотов.
Тем временем подошел приглашенный Молотовым на более позднее время Бевин. И здесь нарком заявил:
– Работа Совета Министров продвигается очень медленно и недостаточно гладко. Происходит это оттого, что все мы в самом начале совершили ошибку, отступив от решения Берлинской конференции, не имея на то права. Я имею в виду пункт 3-й решения о Совете Министров, в соответствии с которым Совет должен заседать в составе трех и, в случае обсуждения договора с Италией – в составе четырех, то есть при участии Франции.
Западные коллеги заявили о решительном несогласии с отступлением от изначально принятого решения по процедуре.
– А я не могу нарушать решения Берлинской конференции, – заявил Молотов, который слишком хорошо знал, что именно он не мог нарушать.
Во второй половине дня нарком озвучил свое предложение на заседании СМИД. «Наши самые настойчивые убеждения не оказывали ни малейшего эффекта на мистера Молотова, – писал Бирнс. – Позже вечером я встретился с Бидо, который был в ярости. Я опасался, что он выйдет из Совета». Бирнс решил обратиться за помощью к Трумэну.
История в изложении Трумэна: «Молотов оказался гораздо более несговорчивым, чем когда-либо. 22 сентября, через одиннадцать дней после открытия конференции, Бирнс счел вынужденным просить меня лично переговорить со Сталиным, чтобы предотвратить срыв совещания.
Я проводил короткие выходные на острове Джефферсон в Чесапикском заливе, когда получил закодированное сообщение от адмирала Леги на борту „Вильямсбурга“. Адмирал только что провел телетайпную беседу с госсекретарем Бирнсом в Лондоне, в ходе которой государственный секретарь сообщил, что в первый день конференции было единогласно решено, что Франция и Китай будут участвовать в обсуждениях, но не смогут голосовать по вопросам, которые их непосредственно не касаются. Однако теперь Молотов заявил, что он не станет присутствовать на дальнейших встречах, если Франция и Китай не будут исключены из всех обсуждений, которые их непосредственно не касаются как сторон, подписавших соглашение о перемирии. Бирнс полагал, что это было лишь предлогом для Молотова покинуть конференцию и что на самом деле он был зол из-за того, что Соединенные Штаты и Великобритания не признали Румынию. Бирнс предложил мне немедленно телеграфировать Сталину с просьбой связаться с Молотовым и не допустить распада совета».
Трумэн разрешил отправить от его имени послание Сталину: «Меня информировали о том, что г-н Молотов рассматривает вопрос об уходе из Совета министров иностранных дел в Лондоне из-за трудности в достижении соглашения относительно участия Франции и Китая в обсуждении положения на Балканах. Я настоятельно прошу, чтобы вы снеслись с г-ном Молотовым и сообщили ему, что он не должен допустить прекращения работы совета, ибо это неблагоприятно отразилось бы на международной безопасности…».