Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер

Я хотел рассказать правдивую историю. Я хотел показать Элвиса Пресли без мрачных пут мифа, без гнетущих последствий культурного шока, который он вызвал и значение которого действительно огромно. Полагаю, мне до определенной степени удалось добиться своего — для этого я всего лишь позволил воздействовать на предмет моего исследования другим факторам, заключил его в иные, новые условия. Безусловно, как любой биограф, я волновался о сценах, воображал, как должны были развиваться события, слишком хорошо понимал ограниченность своих возможностей дать верную перспективу и понимал, что линзы истории искажают действительность. Я искал возможность связать то, что соединить невозможно, и я пускался со своим героем в такие диалоги, которые, как считал Ричард Холмс, приводят к «доверительным отношениям» — или «истинным отношениям» — между биографом и объектом его исследования. Как отмечает Холмс, цель исследования — истина, но всегда существует возможность того, что истина находится «где–то в другом месте». «Возможность ошибки, — настаивает он, — величина постоянная на протяжении всей биографии».

Вот почему я хотел бы заметить, что данная работа, как и любая другая, всего лишь начало, а вовсе не финал — это приглашение к исследованию и ни в коем случае не попытка предрешить его результаты. Во многом то, из чего складывается история — формальная ли, или же рассказанная в качестве анекдота за обедом, — основывается, так сказать, на устном стенографическом отчете, на метафорическом пульсе веры, на интерпретации имеющихся в распоряжении фактов. И вот что следует понимать очень ясно: факты могут изменяться, а новые интерпретации могут в любой момент изменить наши интерпретации этих фактов. Это моя история Элвиса Пресли: она не может быть единственной историей Элвиса Пресли. Такого рода документов просто не существует: даже автобиография или, быть может, большинство автобиографий представляют собой своего рода монтаж фактов, подборку деталей, попытку придать смысл разным случайным событиям реальной жизни. В конце концов, в человеческом бытии нет ничего шокирующего, потому что в конечном итоге, что бы ни происходило или случалось, это всего лишь фрагмент человеческой жизни. Если мне удалось справиться с поставленной задачей, я дал читателю кисть, с помощью которой он сможет нарисовать свой собственный портрет молодого Элвиса Пресли — у него появится возможность по–своему интерпретировать историю в очень широких рамках конкретного времени и конкретного места, где прошли юные годы одного из самых выдающихся людей Америки.

Перевод: Сергей Кастальский, Алексей Озеров

ПРОЛОГ: МЕМФИС, 1950 год

Конец мая или начало июня — душно, влажно, зловонный ветер с реки врывается в элегантный холл отеля «Пибоди». Говорят, дельта Миссисипи начинается именно здесь. По холлу плывет гул голосов — говорят вежливо, сдержанно, культурно, но говорят непрерывно. Здесь демонстративно витает деловой дух, здесь, кажется, заключаются сделки: густой дым сигар, запах виски — все ждут начала вечерней церемонии. Когда романист Уильям Фолкнер приезжает в город, он всегда останавливается в «Пибоди» — может, это он сейчас наблюдает эту самую сцену.

По улице текут вереницы мужчин, они двигаются в строго установленном ритуальном ритме. Все они в панамах или канотье, некоторые закатали рукава рубашек, иные в подтяжках, пояса брюк подтянуты едва ли не к самым подмышкам. Однако, большинство одеты в простые летние костюмы из полосатой ткани. Женщины выглядят стильно и элегантно в шляпках с широкими полями и легких летних платьях. Все негры заняты исключительно делом — это горничные, чистильщики обуви, парикмахеры, коридорные, все играют знакомые немые роли. Но если бы вам пришла в голову фантазия взглянуть на другую жизнь этих персонажей, покорных, почти невидимых горничных и лакеев при белом богатстве и власти, вам пришлось бы лишь завернуть за угол, и вы оказались бы на Бил–стрит, шумном, пестром центре совсем иного рода.

В аптеке «Пибоди», что на углу Юнион и Второй улицы, сидит хорошо одетый, элегантного вида молодой человек лет двадцати семи, он нервно барабанит пальцами по стойке. Его галстук аккуратно завязан, его пышная темно–каштановая шевелюра тщательно уложена таким образом, что сразу же становится понятно: молодой человек чрезвычайно горд своей прической. Он курит «Честерфилд» в изящном мундштуке, в районе кармана поблескивает золотая цепь часов. Это привлекательный молодой человек во всех отношениях, но что действительно заставляет взгляд замереть на нем, так это его глаза. Глубоко посаженные под густыми бровями, глаза его — и не маленькие, и не слишком близко расположенные — на фотографиях производят впечатление, что обладатель их смотрит чуть искоса, но в жизни вы решили бы, что он заглядывает прямо вам в душу. Сейчас же они ни на чем конкретном не сосредоточены, и так будет до того момента, пока не появится тот, кого они ждут, — а это высокий, рыжий, нескладный и тощий юноша, явно деревенский, но ничуть того не стесняющийся. Он только что буквально влетел. На губах играет улыбка, по которой невозможно понять, что его так обрадовало, но это и не извиняющаяся улыбка; его яркая рубашка выглядит нелепо рядом с элегантным нарядом того, кто пришел первым, — вошедший определенно его не знает, но оживленно приветствует, дружелюбно похлопывает по спине и громко восклицает: «При–и–вет!».

Вошедшему — а фамилия его Филлипс, зовут Дьюи — двадцать четыре года, и он уже знаменитость местного радио WHBQ, где у него собственная программа; он вещает из отеля «Гэйозо», что чуть выше по улице. Филлипс выходит в эфир с десяти вечера до полуночи по будням и до часа ночи по субботам, но это, так сказать, хобби: его основное место работы — отдел грампластинок в универмаге У. Т. Гранта на главной улице в Южном округе. Музыка, которую он заводит в своей программе, — это квинтэссенция американской музыки. За какие–то пятнадцать минут его передачи вы услышите и последний хит Мадди Уотерса, и религиозные песнопения группы The Soul Stirrer, в которой поет выдающийся вокалист Р. Г. Харрис, и песню «For You, Му Love» Ларри Дарнелла, и композицию «Good Rockin’ Tonight» Уайнони Харрис — как пишет в своих обзорах местная Memphis Commercial Appeal, «все это буги–вуги, блюзы и спиричуэле». Он перевирает имена рекламодателей, проигрывает пластинки на 78 оборотов с совершенно другой скоростью и сопровождает каждую рекламную вставку фразой: «Совершенно не важно, куда вы идете и зачем, но, когда придете по назначению, скажите, что вас прислал Филлипс». Недавно один из слушателей, оказавшись в больнице в палате интенсивной терапии, заявил опешившим врачам, что его прислал Филлипс.

Очень может быть, что его шоу — самое популярное в Мемфисе, а ведь мемфисское радио входит в состав национальной сети вещания и его слушают за пределами Мемфиса! Вкусы публики таковы, каковы они есть, послевоенный мир непредсказуем и непривычно открыт, и только один аспект его успеха по–настоящему пугает: музыка, которую он пускает в эфир, и слушатели, на которых она рассчитана, — почти без исключения афроамериканцы.

Вот почему Сэм Филлипс горел желанием встретиться с ним. Помимо случайного совпадения фамилий, этих с виду совершенно непохожих молодых людей связывало и еще кое–что. Всего полгода назад Сэм Филлипс при поддержке весьма популярной на мемфисском радио Марион Кейскер, которую все знали по ее программе «Китти Келли» на радиостанции WREC, основал собственную студию грамзаписи, «Мемфис Рекординг Сервис», которая расположилась в доме 706 по Юнион–авеню. Сэм Филлипс заявил следующее: «Черные музыканты Юга, которые хотят записать пластинку, но не могут этого сделать… Я основал студию грамзаписи, которая готова предложить свои услуги серьезным черным музыкантам». Инженер и диск–жокей на радиостанции WREC, хозяин дочернего подразделения фирмы грамзаписи CBS, чьи офисы также находились в отеле «Пибоди», Сэм Филлипс приехал в город в 1945‑м.