Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер
Обзор книги Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Гуральник Питер
Самая знаменитая биография короля рок–н–рола. Первая часть дилогии Питера Гуральнике о Элвисе Пресли. «Непревзойденный отчет об Элвисе, когда он идет по пути между небом и землей в Америке, которая была широко открыта, когда все было возможно, не выбеленный золотой телец, а зажигательный атомный музыкальный головорез-одиночка, покоривший западный мир, он словно сходит со страниц, вы можете почувствовать, как он дышит, эта книга затмевает все остальные книги о нем».- Боб Дилан «Торжество биографического искусства… глубокого и трогательного… Даже незначительные откровения завораживают… Повествование мистера Гуральника изложено с интимной, сдержанной интенсивностью, устрашающе напоминающей жалобный тон баллад Пресли, трепетное стремление к самой Америке».- Стивен Райт, New York Times Book Review
Annotation
Самая знаменитая биография короля рок–н–рола. Первая часть дилогии Питера Гуральнике о Элвисе Пресли. «Непревзойденный отчет об Элвисе, когда он идет по пути между небом и землей в Америке, которая была широко открыта, когда все было возможно, не выбеленный золотой телец, а зажигательный атомный музыкальный головорез-одиночка, покоривший западный мир, он словно сходит со страниц, вы можете почувствовать, как он дышит, эта книга затмевает все остальные книги о нем».- Боб Дилан «Торжество биографического искусства… глубокого и трогательного… Даже незначительные откровения завораживают… Повествование мистера Гуральника изложено с интимной, сдержанной интенсивностью, устрашающе напоминающей жалобный тон баллад Пресли, трепетное стремление к самой Америке».- Стивен Райт, New York Times Book Review
Элвис Пресли
ОТ АВТОРА
ПРОЛОГ: МЕМФИС, 1950 год
ГЛАВА 1 ТЬЮПЕЛО: ДОМ НАД ДОРОГОЙ
ГЛАВА 2 МЕМФИС: ЖИЗНЬ В ЛОДЕРДЕЙЛ-КОРТС
ГЛАВА 3 «MY HAPPINESS»
ГЛАВА 4 «WITHOUT YOU»
Глава 5 «THAT'S ALL RIGHT»
Глава 6 «GOOD ROCKIN' TONIGHT»
Глава 7 ЗАПРЕТНЫЙ ПЛОД
Глава 8 ТАИНСТВЕННЫЙ ПОЕЗД
Глава 9 КРЫСОЛОВЫ
Глава 10 ЖИЗНЬ НА СЦЕНЕ
Глава 11 МИР ПЕРЕВЕРНУЛСЯ
Глава 12 «ЭТИМ НЬЮЙОРКЦАМ МЕНЯ НЕ ПЕРЕДЕЛАТЬ»
Глава 13 ЭЛВИС И ДЖУН
Глава 14 «LOVE ME TENDER»
Глава 15 TOAST OF THE TOWN
Глава 16 THE END OF SOMETHING
Глава 17 «ЛЮБИТЬ ТЕБЯ»
Глава 18 «ТЮРЕМНЫЙ РОК»
Глава 19 ПРОГУЛКИ ВО СНЕ
Глава 20 «ДРАГОЦЕННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ»
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
Элвис Пресли
Последний поезд в Мемфис
Самая знаменитая биография короля рок–н–рола
Питер Гуральник
Моим отцу, матери и Александре посвящается
ОТ АВТОРА
«Биография» означает книгу о чьей–то жизни. Вот только в моем случае это стало чем–то, вроде поиска, исследования физического присутствия человека в прошлом, поход по его следам. Вам ни за что не удастся повторить его путь в точности, ни за что. Однако, возможно, если вам повезет, вы сумеете написать о погоне за этой призрачной фигурой так, что она оживет в настоящем.
Ричард ХОЛМС. «По следам приключения романтического биографа»
Я первый раз написал об Элвисе Пресли в 1967 году. Я сделал это потому, что любил его музыку и чувствовал, что относились к ней слишком легкомысленно и пренебрежительно. Я не писал о его фильмах, имидже или популярности. Я писал о человеке, которого считал выдающимся блюзовым певцом (сегодня я употребил бы выражение «певец, поющий сердцем», потому что он по–настоящему болел своими песнями — будь то блюзы, госпелы и даже в некотором роде неожиданные сентиментальные вещи, — он пел их непринужденно, без какого бы то ни было намека на экзальтацию) и который, как я полагал, относится к себе именно так. Поддавшись этому самому духу свободы и непринужденности, я послал копию своей статьи Элвису в Мемфис по адресу: 3764, шоссе 51, Южный округ (позже это место было переименовано в бульвар Элвиса Пресли) и получил от него на Рождество открытку.
На протяжении всех этих лет я писал о нем неоднократно, пытаясь показать его вне толпы обожателей и недоброжелателей. Я писал под влиянием его пластинок и статей о нем, интервью с ним и, конечно же, подчиняясь собственным измышлениям — а мы неизбежно размышляем о том, кем восхищаемся издалека. И хотя я не отказываюсь ни от одного своего слова о нем, немало из того, что я написал, можно было бы уточнить. Не знаю, думал ли я когда–либо о реальном Элвисе Пресли до того момента, пока в 1983 году не оказался рядом со старым зданием студии грамзаписи «Стэке Рекордз», что на Маклемор–авеню в Южном Мемфисе, — я и моя знакомая по имени Роуз Клейтон просто проезжали мимо этого здания. Роуз — а она уроженка Мемфиса — обратила мое внимание на аптеку, в которой работал двоюродный брат Элвиса. Захаживал сюда и Элвис, сказала она; бывало, он садился в отделе, где продавали газированную воду, и, задумавшись, барабанил пальцами по стойке. «Бедняга», — произнесла Роуз, и что–то словно щелкнуло в моей голове. Это был не Элвис Пресли, это был подросток, сидящий у стойки с газировкой в Южном Мемфисе, — кто–то, за кем можно было наблюдать, как за мной или вами. Этот подросток о чем–то мечтал, слушал музыкальный автомат, прикладывался к молочному коктейлю и ждал, пока его двоюродный брат закончит работу. «Бедняга».
Идея собственно книги оформилась только через несколько лет, но образ возник именно тогда. И когда я, наконец, решил писать эту книгу, идея была очень простая — по крайней мере она казалась мне простой вначале: воссоздать события в режиме «реального времени», позволить персонажам жить самостоятельно, по их собственным законам, избегать оценок и даже намеков на выводы, которые мы неизбежно склонны делать задним числом. Вот что я хотел сделать — и потому, что хотел быть честным по отношению к моим персонажам — реальным людям, с которыми мне посчастливилось познакомиться в ходе моих изысканий и поездок, — а также потому, что я хотел показать истинные масштабы мира, в котором вырос Элвис Пресли. Мира, который огранил его и который он, в свою очередь, невольно изменил, сохранив присущую ему прелесть и непосредственность.
Постигать реальность этого мира было словно выходом за пределы моей собственной вселенной. Английский историк Ричард Холмс описывает биографа как «своего рода бродягу, который постоянно стучится в окно кухни, втайне надеясь, что его пригласят на ужин». По–видимому, Холмс имеет в виду попытку исследователя проникнуть в тайники истории, хотя не исключено, что он говорит сущую правду. Если не осознавать свой статус стороннего наблюдателя, если бы я не был способен посмеяться над собой, оказавшись в нелепом положении, в которое я не раз попадал за эти годы, тогда бы мне не хватило необходимой скромности для выполнения своей задачи. Но, с другой стороны, если не быть достаточно тщеславным, чтобы думать о возможности воссоздания событий и ситуаций, происходивших в жизни, из беспорядочных деталей; если не считать себя способным домыслить различные исследования, рассуждения, смутные воспоминания, тогда нечего и стремиться рассказывать историю. «В тот самый момент, когда кто–то начинает исследовать истинность простейших фактов, которые он считал подлинными, — писал в своей автобиографии Леонард Вулф, — он моментально сходит с узкой, но надежной тропы и оказывается в трясине или зыбучих песках: с каждым шагом он все глубже увязает в болоте неуверенности и неопределенности». Эта самая неуверенность и должна стать единственной реальной отправной точкой и единственным неоспоримым фактом.
При подготовке этой книги я провел интервью с сотнями свидетелей и очевидцев описываемых событий. К моей великой радости и нескрываемому удовольствию, я обнаружил «миры в мирах»: мир вокальных квартетов, новаторский дух послевоенного радио, множество миров Мемфиса (который, как мне казалось, я отлично знаю), карнавальный мир самородков, которые самостоятельно продвигаются наверх, — именно из этого мира вышел Полковник Томас А. Паркер. Я видел, как робко мечтают о музыкальной индустрии, которой пока еще не было и в помине, и я видел, как страстно желают создать новую форму искусства, которое еще предстояло изучить. Я пытался размышлять об этих мирах, о мужчинах и женщинах, которые их населяют, я думал о сложности, целостности и запутанности характера этих миров, но, конечно же, об этом можно только размышлять. Что касается центральной фигуры, я попытался передать и ее сложность, и неоднозначность тоже. По–моему, получилась героическая сага и в то же время очень трагическая, однако — и это относится ко всему, что происходит с нами в жизни, — ее нельзя воспринимать как единое целое и не следует интерпретировать каким–то одним образом. Как нет во всех ее частях ничего, что свидетельствовало бы о ее целостности. Надеюсь, что после этих слов никто не подумает, что я в отчаянии заламываю руки, предвидя невозможность справиться с поставленной задачей, — это всего лишь желание объять необъятное и отметить уникальность человеческого опыта.