От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Проявлением уникального внимания к генералу стало и то, что Сталин извинился перед Эйзенхауэром за то, что он вводил его в заблуждение в апреле 1945 года, когда убеждал американское командование, что главным направлением удара являлся не Берлин, а Дрезден, а потом обижался на Маршалла за его дезинформацию.

Жуков вспоминал, что Эйзенхауэр тоже каялся, сказав:

– К сожалению, мне дали понять, чтобы я ограничил свои информационные сообщения советскому Верховному командованию…

Сталин много говорил с Эйзенхауэром о боевых действиях советских войск и войск союзников против фашистской Германии и Японии… Эйзенхауэр не раз повторял:

«– Всю гитлеровскую шайку надо всенародно повесить и достойно наказать фашистов, проявлявших зверское отношение к людям».

Эйзенхауэр произвел на Сталина сильное впечатление. Через несколько дней – уже в Берлине – Эйзенхауэр получил от Сталина полную копию фильма, который они смотрели в Кремле, и его фотографию с дарственной надписью: «Знаменитому стратегу, генералу Эйзенхауэру с самыми лучшими пожеланиями». Вскоре Сталин сказал Гарриману:

– Генерал Эйзенхауэр – великий человек, и не только из-за военных свершений, но и как гуманный, дружелюбный, добрый и искренний человек. Он не грубиян, как большинство военных.

Сталин, в свою очередь, тоже произвел большое впечатление на Эйзенхауэра, который сказал корреспонденту «Нью-Йорк таймс», что советский лидер был «милостив и добр», и он чувствовал везде «атмосферу искреннего гостеприимства».

На пресс-конференции в Москве Эйзенхауэр заявил:

– Я не вижу в будущем ничего такого, что помешало бы России и Соединенным Штатам стать близкими друзьями.

Однако на уточняющий и развернутый вопрос американского журналиста, о том насколько реалистична такая оценка, Эйзенхауэр ответил уже куда более осторожно:

– До использования атомной бомбы я бы ответил «да», я уверен, что мы сможем сохранить мир с Россией. Теперь я не знаю. Я надеялся, что в этой войне атомная бомба не будет использована. Люди повсюду испуганы и обеспокоены. Никто не чувствует себя в безопасности.

Трумэн прождал весь день известий от японцев. Тишина. Никакой реакции на заявление четырех держав. Адмирал Леги писал: «13 августа президент приказал генералу Маршаллу продолжить подготовку всех планируемых операций против Японии до поступления ответа японского правительства на наше требование капитуляции. Главной из этих операций была подготовка к вторжению на остров Кюсю, ориентировочно намеченное на 1 ноября».

Так долго ждать не пришлось.

14 августа

К исходу шестых суток наступления советские и монгольские войска разгромили фанатично сопротивлявшегося противника в 16 укрепленных районах и продвинулись 1-м Дальневосточным фронтом на 120–150 км, Забайкальским фронтом – на 250–450 км и 2-м Дальневосточным фронтом – на 50-200 км.

Войска Забайкальского фронта вышли в центральные районы Маньчжурии и продолжали наступать на столицу Маньчжоу-Го Чанчунь и крупнейший промышленной центр Мукден. Армии 1-го Дальневосточного фронта, овладев семью мощными укрепленными районами, тоже продвинулись вглубь Маньчжурии – с востока. Войска 2-го Дальневосточного фронта вели бои на подступах к Цицикару и Цзямусы. Квантунская армия уже оказалась расчлененной на части.

Василевский 14 августа отдал распоряжение командующему 2-м Дальневосточным фронтом Пуркаеву и командующему Тихоокеанским флотом Юмашеву подготовить и провести имеющимися на Камчатке силами, не дожидаясь прибытия подкреплений, Курильскую десантную операцию с целью занять северную часть Курильских островов. Силы на Камчатке в тот момент были небольшими: соединения и части Камчатского оборонительного района (КОР) во главе с генерал-майором Алексеем Романовичем Гнечко и Петропавловской военно-морской базы (ПВМБ), которой командовал капитан 1-го ранга Д. Г. Пономарев. Именно им Пуркаев приказал, используя благоприятную обстановку, занять острова Шумшу, Парамушир, Онекотан десантом полков 101-й стрелковой дивизии и морской пехоты, дислоцированной на ПВМД. Для переброски задействовать все корабли и плавсредства базы, суда торгового флота и пограничных войск, самолеты 128-й авиадивизии.

Между тем в Москве завершался советско-китайский дипломатический марафон. 14 августа состоялся еще один – последний – тур переговоров между Молотовым и Сун Цзывэнем. Наконец, договоренность была достигнута.

Молотов по итогам переговоров с Суном пригласил Гарримана.

– Хотя советское правительство и уступило китайцам по сравнению с тем, что было предусмотрено в Ялтинском соглашении, мы считаем достигнутые результаты в общем удовлетворительными, – заявил нарком. – Будет подписан договор о союзе и дружбе, соглашения о Порт-Артуре, Дальнем, КВЖД и ЮМЖД. Кроме того, достигнуто соглашение о признании китайским правительством независимости Внешней Монголии, если после окончания войны с Японией, в результате плебисцита, народ Монголии выскажется за независимость. Что касается Маньчжурии, то будет подписано соглашение об отношениях между советским главнокомандующим и китайской администрацией после вступления в Маньчжурию советских войск. Эксплуатация КВЖД и ЮМЖД, которые будут объединены в одну дорогу, будет построена на паритетных началах.

Гарриман поблагодарил за информацию и тут же добавил:

– Президент хотел бы, чтобы в связи с заключением советско-китайских соглашений как советское, так и китайское правительства сделали заявления о своем согласии с политикой открытых дверей в Китае, принципом равных возможностей для торговли и прочего. Опубликование такого заявления сильно помогло бы обеспечить советско-китайским соглашениям поддержку американского общественного мнения и предотвратило бы всякого рода кривотолки.

– Советско-китайские соглашения не содержат каких-либо ограничений в отношении политики других стран в Китае, – ответил Молотов. – Кроме того, в Ялте не предусматривалось опубликования такого заверения, о котором Вы говорите. И советско-китайские соглашения касаются двух стран – Китая и Советского Союза.

– Тем не менее прошу еще раз довести до сведения Сталина эту просьбу президента Трумэна.

Молотов обещал довести. И довел. Сталин просьбу, по сути, проигнорировал.

Договор и так нес на себе слишком сильные следы американского вмешательства, что генсеку не нравилось. Подтверждением этого служат раздраженные пометки самого Сталина на полях его набросков по итогам советско-китайских переговоров. Напротив пункта о Дальнем рукой Генсека написано «вмешательство США». А внизу документа – «постоянный контакт Сун Цзывэня с Гарриманом» и «попытки американского правительства вмешиваться через Гарримана в ход переговоров».

Как бы то ни было, Молотов и Ван Шицзе подписали целый пакет документов. Китайская сторона – да и американская – понимала, что отсутствие договоренности означало лишь предоставление Советскому Союзу полной свободы рук в его победоносном шествии по китайской земле и после его завершения.

Договор о дружбе – на 30 лет – предусматривал обязательства «совместно с другими объединенными нациями вести войну против Японии до окончательной победы» и «предпринимать все находящиеся в их власти меры для того, чтобы сделать невозможным повторение агрессии и нарушение мира Японией». Обязались «не заключать какого-либо союза и не принимать участия в какой-либо коалиции, направленной против другой договаривающейся стороны».

Востоковед Юрий Вадимович Тавровский справедливо об этом договоре: «Он был первым международно-правовым документом, который отражал новый статус Китайской Республики как одной из стран-победительниц во Второй мировой войне, достойной равного положения с другими великими державами».

Соглашение о Китайской Чанчуньской железной дороге (включала КВЖД и ЮМЖД) предусматривало, что они «перейдут в общую собственность СССР и Китайской Республики и будут эксплуатироваться ими совместно… Совместная эксплуатация вышеупомянутых дорог будет осуществляться единым управлением под китайским суверенитетом как чисто коммерческое транспортное предприятие… Право общей собственности на вышеуказанную дорогу принадлежит обеим странам в равной степени и не должно переуступаться ни полностью, ни частично… Советское правительство имеет право перевозить по дороге в транзитном порядке без таможенного досмотра военное имущество в опечатанных вагонах, охрана которых будет осуществляться железнодорожной полицией». Через 30 лет, на которые заключался договор, «Китайская Чанчунская железная дорога со всем имуществом безвозмездно переходит в полную собственность Китайской Республики».